Гамзат Цадаса - Мудрость
Жалоба моей жены
Иной на службе сделавший карьеру
Жену с детьми бросает в тот же год
И, одурев от важности не в меру,
Напудренную в дом к себе ведет.
Вы пишете в газетах о Гамзате, —
А вдруг ему хвала не по плечу?
Зазнается поэт, и в результате
Я, старая, отставку получу.
Его звезда находится в зените,
Гордится им не только вся родня.
Но как бы он прославился, скажите,
Когда бы рядом не было меня?
Когда б в Талгах тарелок я не била,
Не сочинил бы он стихов о том.
Киркой, лопатой, не жалея силы,
Я привела в порядок бедный дом;
Работать сядет – я подам бумагу;
Во всем – подмога мужу своему;
Он без меня не сделает и шагу.
За что ж такие почести ему?
Он – юбиляр. От телеграмм с утра
ведь
Покоя нет, – летят к нему, спеша.
Мне лет не меньше, но меня
поздравить
Не догадалась ни одна душа.
Что за день сегодня?
День знамен победоносных,
Собиратель силы нашей,
Зачинатель битвы нашей —
Светлый праздник всей страны.
В ночь, когда ты к нам приходишь,
Распускаются деревья, —
Их сиянием весенним
Улицы озарены.
И давно ль дожди шумели
На дорогах наших горных
И хлестали в берег волны,
Белой ярости полны?
Точно призраки былого,
Здесь развалины лишь были.
А теперь дворцы повсюду —
Ярче солнца и луны.
Для врагов ты – кубок яда,
Кровопийц могильщик грозный.
Здравствуй, день победы нашей,
День Свободы и Весны!
Памяти Сулеймана Стальского
Как будто гром над нами прогремел
И у меня открылась в сердце рана, —
Нет, не Ашага-Сталь осиротел,
Осиротели все аулы Дагестана.
Когда падет боец, другой боец
Встает на место павшего героя, —
Но кто заменит нам тебя, певец?
Кто голосом твоим заговорит со мною?
Каким бы ясным ни был мысли ход,
Какие б ни возникли в сердце звуки,
Поэт берет перо, бумагу в руки,
И песнь из-под пера его течет.
А Сулейман к бумаге не привык,
В сердцах людей свою черпал он силу.
Ему пером был собственный язык,
И кровь ему чернилами служила.
Неграмотен он был, старик седой
(Что делать, бедняки учились мало!),
Неграмотность была его бедой,
Но и она его бессмертьем стала.
О друге Сулеймане
Хоть и познал он почести и славу,
До солнца нашей властью вознесен, —
Не изменил крестьянскому он нраву,
На туфли не сменил чарыков он.
Ответ молодому поэту
Я размышлял о жизни вечно новой,
Текли, как волны, думы в тишине,
Когда от стихотворца молодого
Письмо со штемпелем вручили мне.
Я стал читать. Походный – не парадный
Передо мною строй стихов возник.
И запах одаренности отрадной
Мой старый нюх почуял в тот же миг.
И в сердце мне вошли без проволочки,
На доступ пропусков не предъявив,
Чеканные отточенные строчки,
В себе печать и радость воплотив.
О юноша, сумевший вызвать смело
К стихам своим живейший интерес,
Мое перо состарилось, как тело,
Его ты зря возносишь до небес.
Не воздавай почета мне, не надо,
Я о былом, о прошлом вел рассказ.
И нынче дар мой гаснет, как лампада,
В которой масла кончился запас.
Хозяин оскудевшего амбара,
Я на хромом уже плетусь коне,
А твой – горяч, он моему – не пара,
Скачи вперед и не завидуй мне.94
Дерзай, покуда над порогом сакли
Гнездиться голубь получил права,
Спеши, покуда силы не иссякли
И не сидит на темени сова.
Не относись ко времени беспечно
И не ленись работать до утра.
Знай, мыслей острота недолговечна,
Как острота и самого пера.
Я проложил в горах свою дорожку
И дорогую кладь по ней готов
Еще тянуть, хоть ставят мне подножку
Все шесть десятков прожитых годов.
Водой студеной горного колодца
Лечил свои недуги я досель.
Чем жизнь вперед стремительней несется,
Тем мне страшней становится постель.
Письмо из Талгов
Нам бесплатные путевки
Дали нынешней весною.
Я в Талги на отдых прибыл
С Хандулай – моей женою.
Принимаю ванны, грязи —
Нет свободной ни минутки.
И притом обильно кормят
Нас четыре раза в сутки.
Отдаленное имел я
Представление о спорте, —
А теперь волейболистом
Стал заядлым на курорте.
Москвичи сюда частенько
Приезжают на леченье,
Наш курорт Талги имеет
Всесоюзное значенье.
Привезет больных автобус,
И, поверь, свершится чудо —
Он увозит через месяц
Их здоровыми отсюда.
Вот возьми Али, к примеру:
Он приехал с костылями,
А теперь обгонит ветер,
Что проскачет над полями.
Привезли Бику, я помню,
В санмашине, дышит еле, —
Ревматизм водой талгинской
Смыли ей за три недели.
Здесь врачей немало; каждый
Ходит с трубочкою черной,
Вежлив, ласков он с больными,
Как с гостями житель горный.
Нас обслуживает стая
Медсестер простых и милых,
Что всегда напоминают
Мне голубок белокрылых.
А товарищей здесь сколько!
Юны те, другие – седы,
И пускай в Талгах на разных
Языках звучат беседы, —
Мы одной семьею дружной
Каждый день проводим вместе,
И поем одни и те же
О стране любимой песни.
Волчье ущелье
Когда Гамзату пришлось
провести ночь под открытом небом
в ожидании машины
Часы идут. Я жду рассвета молча.
Часы ползут, не сделав ночь короче.
Так приняло меня ущелье Волчье,
Такой служил я бесконечной ночи!..
Был чабаном при звездах, как при стаде,
Стерег миры, за ними в оба глядя.
Письмо семье из Москвы
Хоть я, как вы знаете, здесь не впервые, —
Такой изобильной не видел Москвы я:
Какие хлеба, сколько мяса и жира,
И рыбы, и масла, и меду, и сыра!
И красным товаром полны все прилавки, —
Смотри, выбирай – без толкучки, без
давки:
Хоть ситца, хоть шерсти, хоть шелка, хоть
плюша —
Отмерят, отрежут за милую душу.
Мужского и женского платья как много!
Сапог и ботинок на всякую ногу,
Калоши и валенки, бурки и кеньги…
Чего тут не купишь – лишь были бы
деньги!..
В роскошной гостинице номер мне дали, —
Картины, фигуры, ковры и так дале.
Не знаю порой – на земле я, на небе ль:
Какие удобства, какая тут мебель!
Есть письменный столик с чернильницей,
с ручкой,
И стопка бумаги, и разные штучки.
Кровать – вы поверите ль? – целая
площадь:
С трудом сам себя нахожу в ней на ощупь.
А рядом есть кнопка: нажми только
пальцем —
И чай подадут и обед постояльцам.
Холодной водой и горячей – не шутки! —
Могу я тут мыться хоть круглые сутки.
Из бронзы, на каменной плитке богатой, —
Олень на столе предо мною рогатый.
От нечего делать с большим оживленьем
Часами беседую с этим оленем…
Стихи мои очень тут ценятся. Кстати,
Выходит мой сборник на днях из печати,
А двадцать седьмого мой творческий вечер.
Как видите, быть недовольным мне нечем.
Но все же, мои дорогие, не скрою,
По вас я скучаю вечерней порою:
Все чаще мне снятся ручьи, перевалы,
Все чаще мне снятся цадинские скалы.
У той бы мне печки погреться немножко,
В духовке которой печется картошка!
Подняться б на крышу, любимые дети,
Родной наш аул наблюдать на рассвете!
Но что же влечет меня прочь из столицы,
В которую каждый сердечно стремится?
Мне ярче ль в Цаде, чем из окон
московских,
Сиять будут звезды на башнях
кремлевских?
О мать нашей родины! Ты дорога мне
От звезд на Кремле до последнего камня!
Словами любовь не измеришь такую, —
Влюбленный в Москву, о Цаде я тоскую.
Водопровод в ауле Цада
Горную воду наука в аул привела!
Радуйтесь, женщины – жены, и сестры,
и дочки!
Прочь уберите веревки с кувшинов своих.
Можете выбросить даже запасные бочки!
Новый тебе открывается мир, Жавгарат!
Кран поверни – наливай себе сколько
потребно!
Шумный источник поет под окном из
трубы, —
Спишь – и во сне этот шум тебе снится
волшебный.
Видите, что может сделать простая кирка,
Если и воля и руки народа – едины.
Всем уж ясно теперь: перед силой такой
Скалы развалятся, горные рухнут вершины.
Вот: шесть десятков хозяйств – мы прорыли
канал,
И ведь на пять километров его протянули!
Дикий родник, растекавшийся зря по камням,
Взятый за шиворот, служит нам верно
в ауле.
Сколько невзгод приходилось терпеть без
воды:
Снег собирай да вытапливай воду в морозы;
Тучка надвинулась – бочку под желоб
скорей!
То вся надежда на снег, то на краткие грозы.
Девушек сколько калеками стало у нас:
Воду за два километра таскали в кувшинах.
Женщины наши, пожалуй, полжизни своей
Жили, согнувшись под грузом кувшинов на
спинах.
В старое время кто думал о нашей нужде?
Мало ль о чем там овечка худая заблеет!
Чести и долга начальство не знало тогда:
Волк – это волк и овец никогда не жалеет.
Но когда Ленина имя прошло по земле,
Новая жизнь распахнула ворота народу.
Много чудес мы творить научились – и вот:
В горы по трубам в аул притянули мы воду.
Из выступления на вечере, посвященном пятидесятилетию творчества Гамзата