Хаким Фирдоуси - Шах-наме
Наставления Заля Рустаму
В раздумьях тягостных Рустам домой
Вернулся, понял: неизбежен бой.
И по лицу Рустама Завара
Увидел, понял, что не ждать добра...
Сказал Рустам: «Достань мой меч булатный,
Шлем боевой и весь доспех мой ратный;
Аркан и лук; кольчугу для коня;
Кафтан из шкуры тигра для меня».
И Завара с хранителем в подвал
Сошел и все, что велено, достал.
Когда Рустам оружье увидал —
Вздохнул он, головою покачал
И молвил: «О доспехи боевые,
Минувших битв свидетели живые!
Теперь — увы! — мы снова на войне...
Одеждой счастья снова станьте мне!
Едва ль когда дышал такой бедою
Грядущий день над этой головою...
Но поглядим, какую поутру
Исфандиар покажет нам игру».
Когда Дастан услышал слово сына,
Смутился он, сказал, склонив седины:
«Досель непобедимым был единый
Рустам. Но молодого исполина
Бронзовотелого — остерегись!
Дарами, щедрой данью откупись!
Домой пойдет он — в путь с ним снарядись,
На Рахша черногривого садись.
Как древле, послужи Исфандиару,
Не подвергай себя его удару.
А шах Гуштасп, увидевши тебя,
Зла не содеет, истину любя».
Сказал Рустам: «Эй, мудрый, престарелый,
Напрасно счел ты легким наше дело!
Шесть сотен лет я прожил на земле,
И разбираюсь я в добре и зле.
Чудовищ я убил Мазандерана.
Я войско истребил Хамаварана.
Хакан с войсками от меня бежал,
От чьих копыт несметных мир дрожал.
Мне ль покориться злобному веленью,
Предать страну и дом наш истребленью?
Я хоть и стар теперь, но в день войны
Повергну с небосклона диск луны.
Как шкурой тигра облачу я плечи —
Хоть сто слонов я встречу в поле сечи!
Без счета просьб я к шаху обращал,
Во всем повиновенье обещал,—
Но не внимал моим словам надменный,
Почел он мудрость болтовней презренной.
О, если б так не возгордился он,
Я был бы им, как солнцем, озарен!
Ему б я отдал все, чем мы богаты,
Ни злата не жалел бы, ни булата!
В ответ на речь мою смеялся шах,
Остался ветер от речей в руках.
Коль в бой пойдем, ты за него не бойся,
Ты о душе его не беспокойся:
Его главы мечом я не сниму,—
Я в сеть главу прекрасную возьму.
Я отверну коня от столкновенья,
Я не ударю в грозное мгновенье!
Я путь загорожу ему в бою,
Рукой его вкруг стана обовью,
Его к себе в седло я перекину
И поклонюсь ему, как властелину.
Три дня он будет гостем у меня,
А на четвертый, на рассвете дня,
Когда покровы синего тумана
Откинет солнца лик златорумяный,
Тогда покину дом я Наримана,
Слугой пойду с царем в предел Ирана,
Его на трон Гуштаспа посажу,
Ему венец на темя возложу.
Как я служил Хосрову, так я стану
Служить Исфандиару-Руинтану.
Как раб, я препояшусь перед ним,
Не буду занят я ничем иным;
Как Кей-Кубаду я служил, ты помнишь?..
Все подвиги, что я свершил, ты помнишь?
А ты мне говорил, чтоб скрылся я
Иль чтоб на цепи согласился я!»
И засмеялся Заль, и покачал
Сединами, и сыну отвечал:
«В словах твоих незрелых толку мало,
В них ни конца не видно, ни начала!
Лишь сумасшедшие, словам твоим
Внемля, увы, возрадуются им!
Кубада — в скорби, на цепи глухой,
Без войск, без трона, без казны златой —
Не сравнивай с могучим Руинтаном,
Царем вселенной, мира пахлаваном,
Не сравнивай с Исфандиаром, сын,
Чье имя начертал на перстнях Чин.
Ты говоришь: «С седла его сниму,
В объятьях понесу, в свой дом возьму!»
Так бредит юноша в тумане страсти!
Ты не кружись у врат звезды несчастий,
И пусть не отомкнется эта дверь!..
Я все сказал. Ты сам решай теперь!..»
Так молвил Заль, челом к земле склонился
И скорбным сердцем к богу обратился:
«На нас, гонимых, господи, взгляни,
От горя и неправды охрани,
Даруй нам свет и мир, как прежде было!..»—
Молился он... И утро наступило.
Бой Рустама с Исфандиаром
И встал, надел кольчугу Тахамтан,
Повесил к торокам седла аркан.
Чело свое шеломом осеня,
Сел на слоноподобного коня
И, брата кликнув, отдал повеленье,
Чтоб избранных он поднял ополченье.
Сказал: «Вооружи мужей на брань.
За тем холмом песчаным с ними стань».
И Завара во мгле рассветной рани
Собрал мужей пред замком на майдане.
Гул пробежал по воинским рядам,
Когда предстал им Тахамтан-Рустам,
И раздалось: «Ты щит нам и ограда!
А без тебя и жизни нам не надо!»
И встал могучий над Хирманд-рекой,
Угрюм лицом, с истерзанной душой,
И молвил брату: «Здесь с войсками стой.
Один я переведаюсь с судьбой.
Здесь боем жажду дива утолю я,
Дух темный шаха сталью просветлю я.
Я вновь на бой десницу подыму;
Исход неведом взору моему...
С врагом сойдусь, подобным Ахриману,
Но звать на помощь войско я не стану.
В единоборстве встречу я его —
Не затрудню из войска никого!
Лишь тот судьбою одарен счастливой,
Тот радостен — чье сердце справедливо!»
Сказал, потока волны пересек
И на крутой другой поднялся брег —
И возгласил: «Эй, лев! Вставай на битву!
А молишься, скорей кончай молитву!»
Как услыхал Исфандиар слова
Могучегривого седого льва,
Он вышел из шатра и улыбнулся:
«Давно я жду тебя — давно проснулся».
Надел он пехлевийский шлем стальной,
Копьем вооружась и булавой,
Грудь облачил кольчугой и броней,
Меч у бедра повесил боевой.
Вот слуги подвели коня для шаха,
Могучего, не знающего страха.
Уперся в землю Руинтан копьем
И на коня вскочил одним прыжком,
Подобно тигру, что в степи настигнет
Онагра и ему на спину прыгнет.
...В восторг пришли иранские войска
От дивной ловкости его прыжка.
Поехал шах и пред собою прямо,
На склоне горном, увидал Рустама —
На Рахше черногривом, одного,
Без свиты и без воинства его.
Тогда сказал Пшутану всластелин:
«Рустам один, и я пойду один.
Стоит он величаво и спокойно...
Вдвоем идти на бой нам недостойно».
И вот сошлись они... Сказал бы ты,
Что мир покрыло море темноты,
Так кони богатырские заржали,
Что скалы гор окрестных задрожали.
Сказал бы: радость в мире умерла,
Когда пора их встречи подошла!
И крикнул старый витязь белогривый
Исфандиару: «Эй, мой царь счастливый!
Ты не спеши на бой! Внемли сейчас
Старейшему еще единый раз!
Когда ты ищешь крови и сраженья,
Военных бедствий, грома и смятенья,
Я воинство Забула подыму,
Я воинство Кабула подыму.
И ты мужей Ирана позови,
Богатырей Ирана позови.
Войска подвергнем ранам и страданьям,
Согласно царственным твоим желаньям!»
И отвечал ему Исфандиар:
«Не трать в пустых речах сердечный жар!
Зачем ты здесь с мечом и булавою?
Зачем меня ты спешно вызвал к бою?
Затем ли, чтоб словами обмануть?
Иль страшно под удар подставить грудь?
С Кабулом воевать я не хочу,
Напрасно убивать я не хочу.
Противно это было б вере правой,
Несовместимо с богатырской славой,
Чтоб неповинных на смерть я послал,
Себя ж короной мира увенчал.
Я впереди — где смерть шумит крылами,
Пусть даже в битве с тиграми и львами.
Зови себе помощника! А мне
Помощника не нужно на войне.
В бою — господь всевышний спутник мой,
Достоинство — стальной нагрудник мой.
Хотел ты боя — я стремился к бою,
В единоборстве встретимся с тобою!
Не нами — небом предрешен исход,
Чей конь домой с пустым седлом уйдет».
И меж собой у них решенье было,
Чтобы подмога к ним не приходила.
И в бой вступили, копьями скрестясь,
И кровь по их доспехам полилась.
И так на копьях яростно сшибались,
Что копья богатырские сломались!
Вот за мечи они взялись тогда,
И разгорелась в их сердцах вражда.
Друг другу нанося за раной рану,
Они, крутясь, скакали по майдану.
Так их удары были горячи,
Что раздробились тяжкие мечи.
За палицы схватились мужи славы,
А палицы их были быкоглавы.
И палиц их удары, ты б сказал,
Разили, словно каменный обвал!
Так возжелали зла они друг другу,
Изранили тела они друг другу.
Сломались хватки палиц их стальных,
Совсем пустыми стали руки их.
И взяли за пояс они друг друга,
Взвились, заржали кони от испуга.
Один кушак в руке Рустама был,
Другой — в руке у Руинтана был...
За пояса схватившись в исступленье,
Они застыли молча в напряженье.
Один другого снять с седла хотел,
Ни этот, ни другой не одолел.
И разошлись, не кончив ратоборства,
Тая в сердцах угрюмое упорство.
Кровавой пеною обагрены,
Дрожали боевые скакуны.
Гибель сыновей Исфандиара от руки Завары и Фарамарза
