Хаким Фирдоуси - Шах-наме

«Деянья наши,— вымолвил Рустам,—
Бессмертным станут памятником нам.

Будь благосклонен и послушай слово
Бывалого богатыря седого!

Когда б я не пошел в Мазандеран
С мечом, с копьем тяжелым, как таран,

Где в кандалах томился Кей-Кавус
И с ним слепые Гив, Гударз и Тус,—

Кто б положил конец их тяжкой муке?
Кто б на Диви-сафида поднял руки?{49}

Где б Кей-Кавус спасение обрел?
Кто б шахский воротил ему престол?

Был мною шах освобожден великий,
Поставлен на иранский трон владыкой!

Главы врагов я отрывал от тел.
Не саван их тела — а прах одел.

Мне друг в боях был Рахш огненноярый,
А старый меч мой щедр был на удары.

Когда ж Кавус пошел в Хамаваран
И вновь подставил шею под аркан —

Собрал тогда я воинство в Иране,
Богатырей повел на поле брани.

Царя врагов я выбил из седла,
Сразил его, как божия стрела.

Вновь из темницы вывел я Кавуса,
Оковы снял с Гударза, Гива, Туса.

Афрасиаб, пока я вел войну,
Ударил на Иранскую страну,

Привел войска, подобно грозным тучам.
И вновь я полетел на бой с могучим.

Когда скакал я под ночною тьмой,
Не грезились мне отдых и покой.

Афрасиаб, мое увидя знамя,
Вдали сверкающее, словно пламя,

Услышав ржанье моего коня,—
Все бросил, спасся бегством от меня.

Но если б Кей-Кавуса я не спас —
И Сиявуша не было б у вас,

И Кей-Хосрова слава б не сияла!
А от него берете вы начало.

Эй, шах! Вот я большую прожил жизнь,—
На разум мой, на опыт положись.

Порукой — честь! Тебя я властелином
Поставлю над Ираном и над Чином.

Когда ж сковать меня ты вздумал, шах,
Корысти не найдешь ты в тех цепях.

Как я примчусь на бой, как взвею прах —
Меж небом и землей посею страх!

Был я великим, счет терял победам,
Когда Лухрасп был никому не ведом.

Имел я эти земли, этот дом,
Когда Гуштасп был в Руме кузнецом.

Что ж ты кичишься предо мной венцом,
Гуштасповым престолом и кольцом?

Был молод, поседел я чередом,
Но я не ведал о стыде таком:

«Иди! Свяжи Рустама!» — кто так скажет?
Мне сам творец вселенной рук не свяжет!

Вот в оправданьях унижаюсь я.
Речей довольно! Щит мой — честь моя!»

И рассмеялся Руинтан могучий,
Встал, плечи распрямил и стан могучий.

«Эй, муж слоноподобный! — молвил царь —
Все это о тебе слыхал я встарь!

Как львиное бедро — твоя десница,
А шея — мне драконьей крепче мнится».

Так говоря, он руку старцу жал
И разговор с улыбкой продолжал.

Так руку жал, что сок кровавый на пол
Из-под ногтей Рустамовых закапал.

Рустам не дрогнул, руку сжал в ответ
Исфандиару и сказал в ответ:

«Блажен Гуштасп и славой властелина,
И тем, что породил такого сына!

Четырежды блажен могучий род,
Чьей ветви цвет вовек не отцветет!»

Так говоря, кивал он белой бровью,
Сжимая руку шаха. Черной кровью

Рука у Руинтана налилась,
Но тот не дрогнул и сказал, смеясь:

«Эй, лев! Сегодня пить со мною будешь!
А завтра утром о пирах забудешь!

Как завтра утром стану в стремена,
Надену шлем, броню на рамена —

Ты жизнь сочтешь за тягостную ношу,
Когда тебя копьем с седла я сброшу.

Свяжу тебя и к шаху приведу,
Но знай — не на позор, не на беду.

Скажу: «Вот он! Вины на нем не знаю!»
Тебя я перед шахом оправдаю.

И ты со славою пойдешь домой,
Добро, богатство понесешь с собой».

Захохотал Рустам, махнув рукой
И потрясая гривою седой,

Спросил: «Ты где привык к мужскому бою,
С моею не встречавшись булавою,

Когда я закручу ее смерчом,
С моим арканом, луком и мечом?

Но если завтра так судьба устроит,
Лицо любви от нас она закроет,

И будет кровь на пир принесена
И злоба — вместо красного вина,

Мы руд заменим барабаном ярым,
Мы грудь и плечи обречем ударам.

И ты познаешь, что такое бой,
И мощь мужская, и удар мужской!

Как соберусь я завтра, в поле выйду,
Тебе, мой шах, не причиню обиду,—

Нет! Подыму тебя я над седлом,
И в плен возьму, и отвезу в свой дом,

И приведу тебя к златому трону
И поднесу тебе свою корону,

Что дал мне Кей-Кубад, великий шах,
А он да возликует в небесах!

Я дверь моих сокровищниц открою,
Казну свою рассыплю пред тобою,

Дам все, что нужно войску твоему,
До вечных звезд венец твой подыму!

Воспрянув сердцем радостным из праха,
Приду с тобой к престолу шаханшаха.

Покорством слово правды облачу,
Тебе венец Ирана я вручу.

Приму на плечи прежней службы бремя,
Как я служил царям в былое время.

Все сорняки в посеве прополю,
Отрадой светлой сердце обновлю.

Коль шахом станешь ты, а я — слугою,
Кто в мире устоит перед тобою?»

И дал Исфандиар такой ответ:
«Для дела в многоречье нужды нет!

Вот день прошел, глухая ночь настала;
И натощак нам спорить не пристало.

Довольно споров! Будем пить и есть.
Все подавайте, что в запасе есть!»

И смолкли речи в царственной беседе.
Когда могучий руки поднял к снеди,

Барашков жирных все, кто там сидел,
Подкладывали гостю. Всё он съел,

Осталась лишь гора костей на блюде;
И изумлялись Тахамтану люди.

Вот в чаше золотой принесено
Рубиновое старое вино.

Шепнул хозяин: «Что-то скажет старый,
Как захмелеет за такою чарой?

Добром ли Кей-Кавуса помянет,
Как вдоволь, через меру он хлебнет?»

И гость за Кеев осушил до дна
Источник темно-красного вина.

И вновь румяный кравчий, стройный станом,
Наполнил чашу ту пред Тахамтаном.

Рустам ему сказал: «Зачем водой
Вино разводишь, кравчий молодой?

Лей воду завтра, друг! А здесь, у шаха,
Ты не скупись, давай вино без страха»

«Дай без воды! — промолвил Руинтан,—
Чтоб радовался славный Тахамтан!»

И шах был от Рустама в восхищенье,
Потребовал он музыки и пенья.

И гостя лик под инеем кудрей
Горел зари рассветной розовей.

Сказал хозяин: «О вселенной диво,
Покуда мир стоит — живи счастливо!

Да будет все подвластное судьбе,
Отец, на утешение тебе!»

Гость молвил: «Пусть твой век счастливым будет!
Пусть ум твой светлый справедливым будет!

Я радуюсь, что пил с тобой вино —
Омолодило душу мне оно!

А если зло изгнать из сердца сможешь,
Свое величье ты стократ умножишь!

Почти мой дом присутствием своим,
О царь! Будь гостем дорогим моим!

Да властвуют в твоих со мной делах
Любовь и разум, мой прекрасный шах!

Забудь вражду и, полн благоволенья,
Войди как добрый друг в мои владенья».

И отвечал Рустаму Руинтан:
«Не сей семян бесплодных, пахлаван!

Ты завтра въяве мощь мою увидишь,
Когда на грозный бой со мною выйдешь.

Забудь о мире, думай о войне,
О завтрашнем побеспокойся дне!

Увидишь ты: я буду в битве грозной —
Как на пиру,— да только будет поздно...

Боюсь, не устоишь ты предо мной!
Эй, лев, со мной не выходи на бой!

Поймешь ты, встретясь с булавой моей,
Что мощь моя речей моих сильней!

В сердцах не отвергай совет толковый —
Дай сам теперь согласье на оковы!

Когда перед царем падешь во прах —
И дня, поверь, не проведешь в цепях!»

Дух светлый омрачился у Рустама,
Весь мир в очах затмился у Рустама:

«Связать себя позволю иль его
Убью — лишусь я счастья своего!

И то и это низко и презренно,
Позор мне вечный будет во вселенной.

Убью царя — свой дух живой убью.
А цепи? Цепи честь убьют мою...

Спор будет обо мне тысячелетний,
Позорные пройдут по свету сплетни:

Что с молодым Рустам не совладал,
Что молодой пришел, его связал...

И во вселенной все меня осудят,
И доброй славы обо мне не будет.

А если шаха я убью в бою —
Живую душу погублю свою.

И скажет мир: «Вот за одно лишь слово
Убил он властелина молодого!»

И тот позор не будет искуплен
Ничем!.. Злодеем буду наречен.

А если мне заутра пасть случится —
Забул погибнет и Кабул затмится,

Исчезнет Сама богатырский род,
И осмеет, забудет нас народ...

Нет! Все ж хоть отблеск памяти моей,
Я верю, не умрет в сердцах людей!»

И отвечал: «О царь прекрасноокий!
От слов твоих мои желтеют щеки:

Как говоришь ты много о цепях!
Беды тебе от них боюсь я, шах!

Пока мы препираемся в речах,
Иное решено на небесах.

Твой разум духи зла заполонили
И от дороги правды отвратили.

Ты сердцем чист и полон простоты,
Боюсь, коварства жертвой будешь ты!

Гуштасп, отец твой, стал подобьем дива,
Знать, не насытился судьбой счастливой.

Дела такие совершать велит,
Где гибель и сильнейшему грозит...

Гоняет сына по земному миру,—
Ум на тебя он точит, как секиру!

Он ищет: есть ли в мире муж такой,
Который устоит в бою с тобой

И поразит тебя рукой тяжелой.
Короны жаль ему и жаль престола!

Но тот, чья мысль дорогой зла пошла,
Сам для себя готовит сети зла.

В какую повергаешь скорбь меня ты,
О царь мой, ложью гибельной объятый!

Одумайся же! От вражды уйди,
Корысти от несчастия не жди!

Ты устрашись, о шах, творца вселенной!
Ты устыдись моих седин, надменный!

Непоправимого не совершай,
Печалью нам сердца не сокрушай!

Мы не нуждаемся в войне с тобою,
Нет жажды у тебя к вражде и к бою.

Ты послан волею — судьбы сильней,—
Дабы погиб ты от руки моей.

Пусть проклянут Рустама все языки,
Но на Гуштаспа грех падет великий!»

Внял гордый Руинтан его словам
И молвил: «Эй, прославленный Рустам!

Какого ты, хитрец, нагнал тумана,
Чтобы уйти от моего аркана!

Сейчас в свой дом ты воротись добром.
Что слышал здесь, открой в дому своем;

И приготовься к бою, как бывало,
Мне с нашим спором медлить не пристало.

Как встретимся мы завтра на конях,
Мир почернеет у тебя в глазах!

Узнаешь ты, что значит муж в бою,
Когда он поднял меч за честь свою».

Сказал Рустам: «Эй, ненасытный славой!
Коль так ты рвешься на майдан кровавый,

Тебя я под копыта повалю,
От гордости железом исцелю.

Внимал в народе я словам таким,
Что, мол, Исфандиар неуязвим,

Что от рожденья он бронзовотелый,—
Не ранят, мол, его ни меч, ни стрелы.

Как меч в руке увидишь у меня,
Услышишь топот моего коня —

Потом уже ни с кем не сможешь боле
Искать сраженья ты на ратном поле».

Смех по Исфандиаровым устам
Скользнул, когда закончил речь Рустам.

Сказал Исфандиар: «Эй, муж победы,
Как быстро ты вспылил из-за беседы!

Подумай: поутру в рассветный час
Не спор застольный ожидает нас.

Я не гора, мой конь не схож с горой,
Один, без войска, выйду я на бой!

Не будет грудь моя от стрел укрыта,
Один великий бог — моя защита,

Застонет твой отец, как булаву
Обрушу завтра на твою главу.

А если не убью тебя в сраженье,
Свяжу тебя — познаешь униженье.

Чтоб раб, что он есть раб, не забывал,
Чтоб с властелином распри не искал!»