Новелла Матвеева - Мяч, оставшийся в небе. Автобиографическая проза. Стихи

Счастья искать я ничуть не устала.
Да и не то чтобы слишком искала
Этот зарытый пиратами клад.

Только бы видеть листочки да лучики…
Только бы чаще мне были попутчики:
        Тень на тропинке,
        Полёт паутинки
        И рощи не сумрачный взгляд.

Но измогильно, откуда-то снизу,
Жизнь поднялась. И под чёрную ризу
Спрятала звезды, восход и закат…
Ну и повысила ж, ведьма, в цене
Это немногое, нужное мне:
        Тень на тропинке,
        Полёт паутинки
        И рощи не сумрачный взгляд!

— Ну, — я сказала, — раз так, — я сказала,
Что ж! Я сорву с тебя, жизнь, покрывало!
А не сорву — не беда. Наугад
В борьбе с тобою,
В борьбе с собою,
В борьбе с судьбою
Добуду с бою
        Тень на тропинке,
        Полёт паутинки
        И рощи не сумрачный взгляд!

Глупо, однако, что посланный на дом
Воздух, и лес, колыхавшийся рядом,
Надо оспаривать, ринувшись в ад,
Дабы, вернувшись дорогой окольной,
Кровью купить этот воздух привольный,
Тень на тропинке,
Полёт паутинки
И рощи не сумрачный взгляд…

Вижу я даль с городами громадными,
Дымные горы с тоннелями жадными,
Грозного моря железный накат,
Но не схожу с великаньего тракта
В поисках трёх лилипутиков! Как то:
        Тень на тропинке,
        Полёт паутинки
        И рощи приветливый взгляд…

Так из-за нужного массу ненужного
Робкий старик накупил. И натужливо,
В тачке, увозит томов пятьдесят —
Ради заморыша-спецприложения!

Где вы?
За вас принимаю сражение,
        Тень на тропинке,
        Полёт паутинки
        И рощи таинственный взгляд!

…Что же лежу я под соснами старыми?
Что не встаю обменяться ударами?
Пластырем липнет ко лбу листопад.
Латы росой покрываются мятые.
Жизни вы стоили мне, растреклятые! —
        Тень на тропинке,
        Полёт паутинки
        И роща, где вязы шумят.

Та область,
Куда космонавты, вдвоём
(Не то из Подвала, не то с Потолка!),
Шагнули, — взволнован Луны водоём
Ракетой-бадьёй на верёвке рывка,

        Вторженьем землян, лунохода клешнёй…
        Не странно ли? — детям, рождённым сейчас,
        Под новой, дающейся в руки, Луной,
        Уж той не видать, что сияла для нас!

…Сбылось!
Поколений великий накат
На две половины Луна рассекла;
Одна — воздымала к ней пламенный взгляд,
Другая — сама к ней дорогу нашла.

        Но лунное счастье — на чьей стороне?
        Не знаю… Ведь нынешним детям Земли
        Приходится жить при доступной Луне.
        А мы — недоступную видеть могли.

Закат прекрасен, как душа Лауры,
Как мысль травы, сияюще-зелёной,
Как мысль травы, поднявшаяся выше
Древесных куп над далью ослеплённой.
         Темны деревья. Но поля покато
         Облиты блеском… Я догадки строю:
         К чему столь расточительная трата?
         Не связано ли всё, чем жизнь богата
         И не напрасна, — с пламенем заката
         Надёжнее, чем с утренней зарёю?
Блеск и огонь на бузине укромной.
Блеск и огонь на пыльно-золочёных
Волнисто-старых стёклах кухни тесной,
Раздвинувшейся вдаль, как зал учёных,
         И в гроздьях вулканических рябины, —
         Как стекловидный пурпур изверженья,
         Внезапных, проницаемых прозрачно
         И раскалённо-жидких на мгновенье.
Да, как трава, зелёный! Травянисто —
Зелёный! — травянисто-лучезарный
Жар, свежий пламень! С тенью золотою,
Союзной свету; жаркой тенью тою,
В какой не скроешь умысел коварный!
         Да! Итальянский свет! Пушисто-красный,
         Оливковый… В слепящих срезах глины,
         На голубятне, в рощах… В ренессансных
         И кардинальских пурпурах рябины,
Уже непроницаемых, однако,
Уж не кипящих на пределе жженья.
Но даже весть о допущенье мрака
Теперь не омрачит воображенья.
         Черны деревья,
         Что вдали горели
         Кольчугой медной и драконьей раной
         И реяли, как плащ героя рдяный:
         Там ночь и осень. Свёртываясь, гаснет
         Драконьей кровью клёнов жар багряный.
Но так неукоснительно, так властно
Движенье поступательное света,
Что в ночь уже не веришь.
         Сердцу ясно:
Не может тьмою кончиться всё это.

Синее море, белая пена,
Бурных волн бесконечная смена…

Знаю — за той чертой,
За поволокою,
За волоокою далью далёкою, —
Знаю — за той чертой
Вечно чудесные,
Мне неизвестные
Страны лежат.

В зарослях тёмных райские птицы
Так горят — как лучи сквозь ресницы!

Там по прибрежию дружною парою
Ходят рядком какаду с кукабаррою.

А за утёсами
Там носом к носу мы
Можем столкнуться,
Можем столкнуться
Порой с утконосами —
В дюнах, под солнца
Лучами раскосыми.

А за лианами переплетёнными
Там водопады стоят веретёнами…

Ветер травой шумит,
Равнина тянется…
Там кенгуру,
Там кенгуру пробежит —
И вдруг оглянется!..

Синее море, белая пена,
Бурных волн бесконечная смена…

Когда одна я, совсем одна,
И вечер свеж после жарких дней,
И так высоко стоит луна,
Что земля темна и при ней,

И холодный ветер пахнет травой,
И веки смыкаются в полусне, —
Тогда является мне на стене
Река
       и чёлн теневой.

А в том челне старина Гек Финн
Стоит вполуоборот:
И садится он, и ложится в челнок,
И плывёт, закурив, плывёт…

В лучах пароходов и городов,
Один-одинёшенек-одинок,
Становится точкой его челнок,
       Но не так, чтоб исчезнуть совсем,
       Но не так, чтоб исчезнуть совсем…

И все ему на реке слышны
Остроты встречных плотовщиков.
Спросите, а чем они так смешны?
И смысл у них каков?

А просто смех на реке живёт,
А просто весело ночью плыть
Вдоль глухих берегов
По реке рабов…
Но в свободный штат,
Может быть!

Вдоль глухих берегов
По реке рабов…
Но в свободный штат,
Может быть!..

Когда потеряют значенье
                    слова и предметы,
На Землю, для их обновленья,
                    приходят поэты.
Под звёздами с ними не страшно:
                    их ждёшь, как покоя!
Осмотрятся, спросят (так важно!):
                    «Ну что здесь такое?

Опять непорядок на свете без нас!»

       (Кругом суета:
       Мышь ловит кота,
       К мосту рукава
       Пришиты,
       От всякой букашки
       Ищет защиты
       Бедный великан!

       Зелёный да алый
       На листьях дымок, —
       Их бархат усталый
       В жаре изнемог…)

Вступая с такими словами
                    на землю Планеты,
За дело, тряхнув головами,
                    берутся поэты:
Волшебной росой вдохновенья
                    кропят мир несчастный
И сердцам возвращают волненье,
                    а лбам — разум ясный.

А сколько работы ещё впереди!

       Живыми сгорать,
       От ран умирать,
       Эпохи таскать
       На спинах,
       Дрожа, заклинать
       Моря в котловинах,
       Небо подпирать…

       (Лучами блистает
       Роса на листе,
       Спеша, прорастает
       Зерно в борозде.)

Привет сочинителям славным,
                    чьи судьбы предивны!
Но колбасникам, тайным и явным,
                    поэты противны —
Что в чужие встревают печали,
                    вопросы решают…
Ах, вопросы нам жить не мешали,
                    ответы — мешают!

И скажут ребятам такие слова:

       «Вы славу стяжали,
       Вы небосвод
       На слабых плечах
       Держали,
       Вы горы свернули,
       В русло вернули
       Волны грозных вод…»

       Потом засмеются
       И скажут потом:
       «Так вымойте блюдца
       За нашим скотом!»

Когда потеряют значенье
                    слова и предметы,
На Землю, для их обновленья,
                    приходят поэты.
Их тоска над разгадкою скверных,
                    проклятых вопросов —
Это каторжный труд суеверных
                    старинных матросов,

Спасающих старую шхуну Земли.