Генри Лонгфелло - Генри Лонгфелло. Песнь о Гайавате. Уолт Уитмен. Стихотворения и поэмы. Эмили Дикинсон. Стихотворения.

Твою звонкогорлую песнь средь арктической белой пустыни
Я приму как урок, одинокая птица, — ведь и мне, словно гостя, встречать пронзительный ветер,
Подступивший трескучий мороз — замирающий пульс, цепенеющий разум,
Этот плен ледяной, мою старость (о, стужа, суровая стужа!),
Этот снег в волосах, ослабевшие руки, озябшие ноги.
Я беру твою бодрую веру, о птица, я буду ей верен;
Петь мне не только лето и юг, не только юный восторг и теплые волны прибоя —
Недвижный, затертый во льдах, как корабль, я грозной гряде облаков, принесенной годами,
С радостью в сердце песню спою.

Йоннондио[187], — ты песня, ты стихи,
Йоннондио, — сам звук твой, как псалом
Меж пустошей и скал, сквозь зимнюю пургу,
Во мне рождает смутную картину;
Йоннондио — взглянув на север или запад,
Я вижу бесконечное ущелье,
Я вижу прерии меж темных гор,
Я вижу, как сошлись индейцы на совет,
Могучие вожди и старые шаманы
В вечерних сумерках клубятся, словно духи
(Порода диких чащ и вольных горных круч!
Не образ, не стихи, — они придут позднее),
Йоннондио, — не став изображеньем,
Йоннондио, — навеки исчезают,
Стираются и уступают место
Растущим городам, и фабрикам, и фермам.
Глухой и звонкий звук, как причитанье,
На миг возникло в воздухе и мимо
Прошло и потерялось навсегда.
Йоннондио!

Старые фермеры, путешественники, рабочие (пусть сгорбленные — от труда, пусть искалеченные),
Старые моряки — много опасных дорог, бурь и крушений у них позади,
Старые солдаты — они помнят походы, отступленья, кровавые раны, —
Разве мало того, что они уцелели, выжили, — долгая жизнь требует столько упорства! —
Они прошли через все испытанья, битвы и схватки — они-то и есть
Истинные победители.

Стариковское спасибо, — пока я не умер,
За здоровье, за полуденное солнце, за этот неосязаемый воздух, за жизнь, просто за жизнь,
За бесценные воспоминания, которые со мною всегда (о тебе, моя мать, мой отец, мои братья, сестры, товарищи),
За все мои дни — не только дни мира, но также и дни войны,
За нежные слова, ласки, подарки из чужих краев,
За кров, за вино и мясо, за признание, которое доставляет мне радость
(Вы, далекие, неведомые, словно в тумане, милые читатели, молодые или старые, для меня безымянные,
Мы никогда не видались и никогда не увидимся, но наши души обнимаются долго, крепко и долго),
За все, что живет, за любовь, дела, слова, книги, за краски и формы,
За всех смелых и сильных, за преданных, упорных людей, которые отстаивали свободу, во все века во всех странах,
За самых смелых, самых сильных, самых преданных (им особую лавровую ветвь, пока я не умер, — в битве жизни отборным бойцам,
Канонирам песни и мысли, великим артиллеристам, вождям, капитанам души),
Как солдат, что воротился домой по окончании войны,
Как путник, один из тысяч, что озирается на пройденный путь,
На длинную процессию идущих за ним,
Спасибо, говорю я, веселое спасибо! от путника, от солдата спасибо!

Скоро будет побеждена зима;
Скоро ледовые спайки развяжутся и растают. Еще немного —
И воздух, землю, волны зальют нежность, цветенье, рост — тысяча форм поднимется
Из этих мертвых комьев, из холода, словно из низеньких погребальных курганов.
Твои глаза, уши — все твои лучшие чувства, все, что способно познать естественную красоту,
Проснется и наполнится ощущениями. Ты увидишь простые зрелища, нежные чудеса земли,
Одуванчики, клевер, изумрудную траву, ощутишь раннее благоухание, запах цветов,
Землянику под ногами, желто-зеленую иву, цветущие сливы и вишни,
Малиновку, жаворонка и дрозда, распевающих песни свои, — порхающую синюю птицу;
Такие сцены приносит ежегодная игра природы.

Брал ли ты уроки лишь у тех, что холили тебя, и восхищались тобою, и во всем уступали тебе?
Не брал ли ты мудрых уроков у тех, что отвергают тебя и враждуют с тобой? Или у тех, что оскорбляют тебя и хотят спихнуть тебя с дороги?

Нежные, сладострастные, усыпляющие тени,
Солнце только что ушло, яркий свет растворился (я тоже скоро уйду, растворюсь),
Дымка — нирвана — покой и ночь — забвение.

Вы, песни, — не только сухие сучья с невидимой жизнью — (чешуйчатые и голые, подобно лапам орла),
Может быть, как-нибудь в солнечный день (кто знает!) какой-то будущей весной, каким-то летом — вы покроетесь почками,
Породите зеленеющие листья, прохладную тень, сочный плод,
Яблоки и виноград. Вырастут могучие ветви деревьев, — повеет свежий, вольный, открытый воздух,
Любовь и вера расцветут, как благоухающие розы.

В забытой лагуне, в безымянном заливе,
В недвижной унылой воде, у берега бросив якорь,
Старый, со снятыми мачтами, седой, израненный, отслуживший, бессильный корабль,
После вольных плаваний по всем океанам земли, стал наконец, пришвартован на крепких канатах,
Ржавея и плесневея.

После ужина и беседы, когда день уже кончен,
Друг с дорогими друзьями прощается навсегда и все не может проститься.
«Прощайте, прощайте», — не раз говорит он, губы его дрожат
(Так тяжело его руке выпустить эти руки — им больше не встретиться,
Больше не будут делиться они ни горем, ни радостью, ни старым, ни новым, —
Ждет его дальний путь, он никогда не вернется).
Все еще не решаясь, все оттягивая расставание — не упустить бы ни слова, даже если оно и пустячно, —
Даже в дверях лицом повернувшись, будто ожидая, что вновь окликнут, даже уже спускаясь по лестнице,
Все еще хочет задержаться, хотя бы ненадолго — вечерние тени все гуще,
Все глуше слова прощанья — лицо уходящего тает в сумерках,
Вот его и совсем не видно — о, с какой неохотой ушел он!
И все говорил, говорил до последней минуты.

Только после того, как они пройдут долгий, долгий путь, странствуя сотни лет, будут не раз отвергнуты,
После того, как разные наслоения: пробужденная любовь, радость, мысли,
Надежды, желания, стремления, размышления, победы мириад читателей
Оденут их, охватят и покроют инкрустациями веков и веков —
Только тогда эти стихи сделают все, на что они способны.

Когда появился поэт в расцвете сил,
Возрадовалась Природа (гладкий, бесстрастный шар, со всеми своими зрелищами — дневными и ночными) и возгласила: он — мой;
Но тут возвысила свой голос Душа Человека, ревнивая, гордая, непримиримая: нет, он мой, только мой;
Тогда поэт в расцвете сил встал между ними и взял их за руки,
Итак вот он стоит, сегодня и всегда, слиятель, объединитель, крепко держа их за руки,
И он никогда их не отпустит, пока не примирит,
Пока совсем, ликуя, не сольет их.