Евгений Плужник - Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов
В ДОНБАССЕ
Двенадцать дней, двенадцать синих чаш
Сияли глубью тихою над нами,
Мы пили их спокойными глотками,
Мы знали — этот месяц будет наш.
Мы знали — близко море и Сиваш,
Нас ветер бил могучими крылами,
День исчезал за алыми вратами,
Большая степь манила, как мираж.
А вечером в небесной бездне черной
Горели нам созвездий крупных зерна,
Огонь заката на краю земли
Тускнел и становился все янтарней,
И сквозь туман и сумрак нам вдали
Вставали две зари над сталеварней,
28 АВГУСТА 1914 г
Чуть приоткрыв завесу облаков,
На поле и стерню луна смотрела,
В туманной дымке шелковисто-белой
Сияли тускло главы куполов,
Степь, словно океан без берегов,
Под небом расстилалась без предела,
И где-то в ней звенело и гудело
Мятежным эхом прожитых веков.
Я думал: степь! Что за твоей чертою?
Грозишь ли ты пустынной темнотою
В осеннем безысходном забытьи?
Иль снова мне сверкнет весна живая
И заблистают звонкие ручьи,
На желтом дне оврага пробегая.
СТЕПНЫЕ ДОРОГИ
Тропинок желтоватые извивы,
Широкие, спокойные поля,
Где ровными рядами тополя
Построились, красуясь горделиво.
Дороги расползаются лениво,
Под чьими-то копытами пыля.—
Привет тебе, счастливая земля!
Полтава! Ты румяна и красива!
Мне облик твой, как память юных лет,
Как Гоголя невытоптанный след
И кобзарей задумчивое пенье,
В моих ушах, как стародавний зов,
Еще плывет в прекрасном отдаленье
Тяжелый скрип медлительных возов.
ГИЛЬГАМЕШ
Утнапиштим, далекий предок мой,
Потерянный в огромном океане,
Я — Гильгамеш, палач на поле брани,
Я — царь Урука, пламенный герой.
Имел я друга — счастье и покой,
Он даровал крылам моих дерзаний,
Но умер он, мой добрый Эабани,
И горьких дум меня смущает рой.
Дай мне совет, мой древний предок милый,
Как продлевать наш век людской унылый?
Как подойти к загадкам бытия?
Но ветхий дед с улыбкой тихой ласки
Про Древо Жизни мне лепечет сказки,
Которые младенцем слышал я.
ХИРОН
Как вал морской, взвилась вершина Эты,
Долина светлым бархатом цветет.
Кентавр творит: кентавр свирель берет,
И звук свирели выдает поэта.
Мелодия как ласковая Лета,
Чьи воды пьет Орфей и Лин поет,
Всех горестей людских унылый гнет
Переплавляя в сладкий мед Гимета.
Давно забыл он свой родной табун,
Давно привык к звучанью лирных струн
Под Фебовой душистой сенью лавра:
Любовью к песне пересилил он
Звериные наклонности кентавра,
Друг смертных и богов — кентавр Хирон!
САЛОМЕЯ
П. Филиповичу
Там левантийский месяц сеет чары,
Волнуя в сердце теплой крови ток,
Там яростно цветет любви цветок,
Там все в крови — и шлемы, и тиары…
Там с высей горных, предвещая кару,
Гремит речей неистовый поток —
Иоканаан! Как взор его жесток!
В его словах — пустыня и пожары!
А Саломея — девочка, дитя,—
Отравою и лезвием шутя,
Хохочет, смерть и мщенье накликая…
Беги от них! Беги туда, поэт,
Где у прибрежных скал, чиста, как свет,
Стройна, как луч, — мечтает Навзикая!
НАВЗИКАЯ
Ты — солнца луч, царевна Навзикая,
Цветок феаков на песке морском!
Тебе убогий странник не знаком,
А море блещет — без конца и края.
Ты властным жестом собираешь стаю
Прислужниц, — в послушании немом
Они стоят, а над твоим челом
Лучистый ореол блестит, играя.
От стрельчатых бровей и белых шей
Уж сам не свой безмолвный Одиссей,
Готов забыть пучину мук и горя.
Чиста, как животворная роса,
Целебным плеском Эллинского моря
Ему смеется светлая Краса.
АЛЕКСАНДРИЯ
Когда мне говорят: Александрия…
М. КузминЗавечерела водная стихия,
Пассатный ветер в парусах ревет,
И темный наш корабль, кренясь, идет
В знакомый порт, к огням Александрии.
Он раздвигает сумерки густые,
Он, как живой, желанной встречи ждет:
Здесь милых Муз веселый хор поет!
О сердце мира! Наша Пиэрия!
Мы знали и степей сарматских зов,
И Фидиевых мраморных богов,
Печаль Сафо и клич сирен призывный,—
Но нас ничто не волновало так,
Как Фарос твой, твой Гептастадий дивный,
Из мрака черного вознесшийся маяк!
ВЕРГИЛИЙ
Мужик из Мантуи, задумчивый, кудрявый,
Он с отроческих лет стихи слагать умел,
Пастуший посох, плуг и медный шлем воспел,
И был вознагражден неслыханною славой.
Он сквозь огонь и дым усобицы кровавой
Увидел пышный век, когда от черных дел
Почил покорный мир, приемля свой удел
Под царственным ярмом божественной державы.
Но все прошло. И Рим, и цезарей дела
Рука истории в гробы поволокла,
Где спят иллюзии, порфиры и короны,
А он доселе жив. И звон его поэм
Нам отзывается рыданьями Дидоны,
Бряцаньем панцирей и всплесками трирем.
САД В ГОГОЛЕВЕ
Столетние над молодым бурьяном
Облокотились вербы на плетень,
Под сенью слив — соломенный курень,
Чудесен мир в дыханье трав медвяном.
Здесь нарастает буйным ураганом
Веселый праздник сел и деревень,
Здесь сельских муз еще витает тень
С прославленной свирелью и тимпаном.
Здесь посылают дружеский привет
Прохожим Сон-трава и Огнецвет,
Красивое прекрасно без прикрасы:
В разгуле светлой радостной игры
Тропинка с Лысой сказочной горы
Ведет к вершинам самого Парнаса.
ЧИТАЯ ПОЭТА
«Есть добрые сердца, есть светлые умы,
Они сияют нам, как утра блеск багряный,
В хаосе шумных дел, среди житейской тьмы,
Их голоса звучат торжественной осанной.
Уносит вечность всех под мрачный свод гробов,
Но непорочных душ и мысли, и стремленья
Выбрасывает вал сурового забвенья
На берег бытия, как зерна жемчугов…»
Романтика мечты живет в сердцах поэтов:
Чтоб столько накропать элегий и сонетов
И свято веровать в предизбранность свою!
И точно: что таким хор знатоков убогий?
Холодный суд ума не победит в бою
Романсов сладостных и пышных антологий!
САМООПРЕДЕЛЕНИЕ
Я знаю — имя нам «библиофаги»:
Как шкаф, набита наша голова,
Как резчики, шлифуем мы слова,
Нещадно много изводя бумаги.
Никто не скажет нам: «Жрецы и маги!
Вы создаете чудо мастерства!»
Душа у нас сурова и черства
И чужда юной жажде и отваге.
Что в тонком слове? Нас чарует звук
Актерской реплики, поддельных мук,
Горючих слез искусной истерии.
А критик нам диктует: «Шапки прочь!
Вот пред тобой прославленный вития:
Горит, как светоч, озаряя ночь!»
КЛАССИКИ
Вы уж давно ступили за порог
Земной судьбы — творцы и полубоги,
Рапсодии, элегии, эклоги
Звучат из тьмы аидовых дорог.
Туман печали нам на сердце лег,
Усилья наши жалки и убоги:
Ужель назад вам больше нет дороги?
Ужели рок так безнадежно строг?
Где ваших слов могучее звучанье?
Напрасны все мечты и заклинанья —
Невозвратим навек умолкший глас!
Одна отрада есть душе поэта,
Одно для мира возрождает вас —
Прекрасная законченность сонета.
СВЯТОСЛАВ НА ПОРОГАХ