Никита Сафонов - Разворот полем симметрии
предложением обстоятельств и бесконечными
сжатиями промежуточных поверхностей
(например, больного ума) и – уже необязательных – линий
приближенного в зону идущих.
Таким могла быть и страсть намерения их без тел, и само
предложение, выпадающее из цитаты,
и стоптанный горб подъема.
Поступает вода, не преломляясь, ни одного хребта, перед тем
как выйти к смутным различиям высоты. Вид скрывает как есть
то, что перед нами разрушено, разрушая пороги, сводя
(сухостью кожи, спилом, подними руку на уровень пояса;
четвертый в ряду) обнаженный округ. Упражняясь в традиции
горловых судов, Терции (вытянутый плод жаргона) завершают
умысел.
Располагая только простыми согласиями, в соотнесенность
раската, удара, кирпичного дна – до того, как его рассечет
резонанс остановки движения – стоит раздел между историей;
горла, твоего осветления, хаотичный шов, над которым
смиряются покровы лица.
Двумя изобретается отсвет в окне, двойной коридор через
путаницу переходит второй напрямую узором, выйдя на
стерзанный свет.
Как обрывает глубины расцвета внутри перекрестного хора,
положенного на условный объект абзаца, где метит силой,
собранный переход. Он отсекается там, где голова еще
продолжает терпеть избирательную растительность,
открываясь, расцвет, в осаде исходного текста. Поиск луча и
поиск миниатюры собраний – последний ход. Травой волн:
размерности, расставленные леса.
В область, закрытую чертой и кругом, совместная скорость
вмещает вступающего (за ним – очереди возвышений,
конкретика татуированных согласных, что им выбраны были,
как ключевые опоры; от них он проглатывает предлог). Могло
тебе привидеться приближением.
Или разрушенный угол стертой бумаги, на горсть земли.
Характеристики верха и низа значат рамки ломающихся
движений, раскатывающий переход строки. Там, где условием
остается цветовое пятно, где наступить соединяет чертеж и
обратные стороны невесомого знака (в котором – здесь же —
невозможно выразить катастрофы для голоса).
Каким из них, как фраза толпы? Как переписать неузнавание.
Раскрывая ослепший взгляд утопией, где круг сводит одной
стороной к земле, другой – в пустоши цифр-объектов: дома,
увечье в партиях второго ряда, переломы стрел. Вступая
осадой, тебя поднимает обратно, где не остается лица,
помеченного грифелем буквой, долгий створ. Собери, вытесняя,
правду лиц. Наступает и наступить разводятся в открытое
возрождение – блеском тела-суда.
Как толпа поднимается в степенном разложении, проводит
радиус. Как фраза узнает бумагу, разгораясь в отмеченный
переход, а свет ударяется в угол, собранных полный, согласных,
последний, и, руки сложив к голове, их нет.
Записи к речам
Здесь, говорилось далее, дорога теряется. То, что было ей, то, что можно было сказать. Сломанное движение, далее, сходит на нет. Мы оказывались тем, где нас можно было пересчитать.
Эти дикие цифры, слышимые – не разобрать, откуда; последовательности, по которым можно было узнать количество. Именно что – сложение общего тела, одного с другим, среди полного расщепления (за темнеющим городом), количеством тех, складываемых в уме, словно названий, частей.
Количество можно было не узнать, но осилить: так, отталкиваясь от видимого, от того, что было отлично от цвета основы (имя которой не найдено), путаться в определенном.
Эти страницы казались последним, на чем можно было расположить знание-сомнение, с тем условием, что их невозможно прочесть.
Далее продолжалось долгое описание самого действия, после того, как предел был достигнут. «Далее» оставались только условия действий, только цвет декораций руин.
Что ты думал, когда не смог описать это?
Эти страницы не бесконечны, если их невозможно прочесть. Чтение, которое можно забыть: «бесконечно располагая все варианты ответа, скрывать явное»; «что слышал».
Это начало чтения. Это середина страницы – эти надписи склеены посередине. Ты ответил на вопрос в середине? Что за вопрос был в начале?
Далее то, о чем «говорилось», становится тем, что «терялось». То, «что было ей»; что принадлежало, относилось к ней, количество листов, отмеченных сомнением
(в этом месте осталась единственная, не привязанная к общему числу длительностей, ссылка на поиск тех, что были до возникновения двух фигур, трех
фигур, сбившихся с перечисления: это один, кто ты, третий, один и один). Здесь, говорилось, ничего не было, здесь все отпечаток.
Так видно этот ответ, так, словно видно.
Так, словно ты изворачиваешь воображение к предложению: допуская плоти (какому-то из участков) заполнить эту дистанцию, глотая этот пробел.
Проглатывая язык: к бессмысленному обращению, к обращению без акта рассылки, словно последнему чувству.
Любое другое из неопределенных изображений, как невозможность дыхания. Сидя ниже того, «что ты говоришь», они собраны одним, или каким-то.
Или вовсе не эта стена, не пять углов стены, вне значений. Из памяти о том, медленно к подобному. Так, словно эти пять картин совсем не картины, словно их нет, нет следа, буквы, нет резкого света, жгущего имя до пепла.
Так, словно: что это? Кто копирует номера?
Так, если: это не собственно сообщаемое, это – «к возможности адресации»
к тому, кто мог быть «в пяти телах
ожидающего времени»
так, что каждое это копия,
читающая другую
Оборачивается в чистый лист бумаги не фотография, то, что можно было назвать фотографией.
Рука, касающаяся изображенного – перед ней, не присутствующая на носителе, не оставляющая ошибки
не оставляющая ошибке перепад света
не смысл, не свет
Помещаясь среди другого, неузнанного,
среди печати
Вобравшая смысл движения своего, помещения внутрь себя. Помещения себя, снятого пола, внутри.
(Читай: снятого пола, падения стен, остатков окон, точнее, их оголения)
Остановившись среди: остановив перемещения внутри этого шторма, этой катастрофы беспамятства – цифры, описания дозакатного проема (к примеру, между одним и другим зданием, между зданием и стеной, не стен, а их появлением только в этом проеме, между) во времени, требуемом к тому, что возможно быть. След, описанный не изначально, но заранее, к тому, чтобы сказать: этот след недействителен, это его описание ложно.
В самой внутренности: читай – «помещения себя», читай «разбери эти копии», отрисованные печати букв – нет ничего, что указало бы на анализ, на составляющие мнимых конструкций моста, снятой дороги, холода, вокруг которого двигались бы руки, плечо (как части произношения). Связь, удержанная между «к» и «к», это условное отношение. Сложность, стремящаяся к аресту. Что могло не-высказаться. Ближний (ближайший) предмет (свет).
На самом деле оставалось только закончить это исчисление, пока не стемнело, пока различимы были контуры этой сети на отражении электричества, т.е. пока зрением оставалось бы приложить одни объекты к их отражениям, или к ним самим, вывести равенства, уравнять материальность с движимым, завершить то, что говорилось, тем, что прибывало среди, пока ложно дыхание.
Между контуром и касанием, или касанием, вымещенным в контур, расположенным на периферии этих равенств, этих численных разнесенностей
Этому месту: от дальних границ к ауре помещений, к тому, что длилось, пока продолжалось вещание, пока постоянство оставляло буквы, оставленные самим себе, в центре всех ситуаций. Всех возвышений, фиксированных картой.
(Думаешь: картой, как формулой, как небывалым ветром на местности)
Оставленные самим себе, буквы, означив близость границ, укрывали все переменные (перемещения) дороги, теряющейся в темном пространстве, на неощутимом ветру.
Не в рамках действия, «книги остались сожженными», «текст так и остался несуществующим», этой печати действия, то, видимое, не перенесено и не явлено здесь.
Другие обращаются к собственным записям, временно не имея возможности продвигаться к границе.
Стр. 34, 585: пейзаж, нанесенный на пейзаж, свернутый втрое. Безжизненный, устраненный до взгляда, орган зрения.
Полярность движения – не океан, не траектория, предположение о наличии; карта – не знак, прозрачна.
Скажем, «в том или ином месте все происходит иначе». Так, или иначе, в другом месте, здесь.
Так, как могло быть написано: преждевременно, не вовремя,
не к месту. Иначе – возникшее еще до того требование перезаписи, указанное в корнях этих безумных линий начала. Возникающее до написанного, требование существующего возможного (разделить все на двойные послания)
Поле схватывания, не территория, не сон «эти руки не знают, как не знали бы, не знают того, что вокруг», это отсутствие света не сводится к темноте.
