Михаил Цетлин (Амари) - Цельное чувство

В мире прочного нет ничего,
Все уносится мимо, мимо.
Но любовь быстрее всего
Исчезает, как легкие дымы.

Прижимай, прижимай сильней
Ближе к сердцу милую руку,
Скоро ты не приникнешь к ней,
Будь готов каждый миг на разлуку.

Обнимай, обнимай тонкий стан,
Он, как призрак, в душе витает,
Он, как сладкий, краткий обман,
Промерцает, пробрезжит, растает.

В миг отчаянья жадно лови
Легковейные складки одежды.
Больно ранят жала любви,
Безнадежны ее надежды!

Тяжело идти, тяжело идти,
По земным путям тяжело брести,
Вот еще уклон, еще поворот,
Вот еще подъем, и тот, и тот.

Пыль и острые камни знойных дорог,
Тяжесть ног, утомленных, свинцовых ног,
Раскаленное олово с небесных полей
На усталые головы, Солнце, не лей!

Если бодрый товарищ с тобою идет,
Если милая женщина рядом поет, —
Легче ношу нести, идти веселей
По просторам скудных земных полей.

Если ж бросит женщина посредине пути, —
Сил не станет идти, идти, идти,
И в душе одно желанье — прилечь,
Сбросить, сбросить котомку с усталых плеч.

Испил ты эту чашу до конца.
Ты нежную узрел нежданно грубой,
Увидел сжатые презреньем губы
И замкнутость холодную лица.

Со страстью ей молился ты сугубой,
Ты думал — мягки женские сердца,
Но ты не знал, что те, кто им не любы,
Для них не боле значат мертвеца.

Но ты не знал, что если глубоко
Ты, грешник, пал, явил вдруг слабость, малость,
Когда Любви иль Смерти ждет Усталость, —

Вдруг женщина разлюбит, и легко
Все прошлое отбросит далеко,
Забыв святое чувство женщин — жалость.

С средней долей не могу я примириться,
А добыть другую где же силы!
Только остается, что молиться,
Только остается ждать могилы,
Только остается верить в чудо,
Только остается верить в Бога, —
Вот открою в сердце золотые руды,
Вот начнется восходящая дорога.

Скоро, скоро, скоро
Время пролетит,
Вот уж сосны бора
Осень золотит,
Скоро их покроют
Белые снега,
Их весной омоет
Вольная река.
До весны лишь этой
Ты не доживешь,
Не увидишь лета.
Зреющую рожь,
До весны, быть может,
Сможешь добрести.
Пусть мне Бог поможет
Боль перенести.

Ты сегодня сладостно прекрасна,
Я тебя такою не видал.
Образ твой дрожит неясно,
Как сквозь призрачный кристалл.

Сердце полно грустною тревогой,
Знаю я, что скоро ты уйдешь
Потаенною дорогой
И меня с собой не уведешь.

Я останусь плакать над могилой.
На могилу приносить цветы,
Забывать твой образ милый,
Вспоминать лишь тень мечты.

Я покоряюсь: горький случай прав.
Но странно душу мучит и тревожит.
Что вот умру я, даже не узнав
О светлом Имени Твоем, быть может.

Как долго и легко я жил на свете,
Боюсь, что вдруг от жизни я проснусь,
Как ночью в беспричинном страхе дети,
И с горестным прозреньем оглянусь

На прошлое: о, сон минут без счета,
Без смысла сон! Как жить, чему служить?
Тускнеет ржавой жизни позолота.
О, как мне больно жить, как странно жить!

О, бедный друг мой милый,
Не плачь, не плачь!
Кругом нас вид унылый
Пустынных дач.

День, точно майский, выпал,
Покой глубок!
Сентябрь листвой усыпал
В саду песок.

Я знаю — ты готова,
Так пусть же, пусть,
Пусть будет светлой снова,
Звенящей грусть!

Ни слов, ни слез, ни вздоха,
Гляди, — певуч
Из камня среди моха
Струится ключ.

И чтоб хватило силы,
Мне руку дай.
О, друг мой, друг мой милый,
Прощай, прощай!

Всем уставшим легче было прежде;
Чтоб приют до радостной зари
Дать вконец измученной надежде,
Тихие цвели монастыри.

Желтый и зеленый бархат леса,
Яркие на бархате цветы
Свежей и таинственной завесой
Окружали тихие кресты.

Реяло торжественное ave,
Как поток хрустальный жизнь текла,
Радостные звуки Божьей славы
Далеко несли колокола.

Женщины, пресыщенные мукой,
— Горек жизни вкус им, мир их пуст —
Никогда не слышавшие звука
Слов, несущих нежность с милых уст.

И другие, те, чьи свет и пламя,
И любовь, и счастье позади,
У которых скорбными крестами
Сложенные руки на груди.

Все, кто клял отчаянья безбрежность
С болью перекошенным лицом
И кого тупая безнадежность
Окружила сомкнутым кольцом, —

Приходили, жили, догорали,
И синел их взор, яснел их дух,
Словно звуки робко замирали.
Чье дрожанье еле ловит слух…

… А теперь уж в мире нет жилища,
Где была бы скорбь ясна, тиха;
Как под сенью сельского кладбища.
Без заботы шумной, без греха.

Я люблю успокоенность тихого вечера,
Над рекою опаловость ласковых сумерек.
Вспоминать тебе некого, и любить тебе нечего,
Умири, Боже, душу твоего раба (имярек)!

Неба зелень, сиреневость между облак разорванных…
О, душа, не скорби, полюби успокоенность.
Облак нежных края потускнели узорные, —
Верь, не будет мучительно, ждет успенье благое нас.

Оно нежное, тихое, как сумерки смутное.
О, излиться, пролиться в мерцающей лирности,
Чтобы муки все замерли, чтобы чувства все умерли
В этой ясной всемирности, в этой тихой вечернести.

Холодный ветер в лицо нам веет
Соленой влагой — идем, идем!
Над нами чайка в лазури реет
И рассекает ее крылом.

Под ветром платье как парус бьется,
Все против ветра — с тобой вдвоем,
Куда — не знаю, нам даль смеется,
Все дальше, дальше идем, идем!

Море — полная до края чаша.
Вод упругость вольную тая,
Напряженно, полнозвонно плещет,
Пенится, как радость, радость наша.
Вот заблещет, яро затрепещет
И переплеснет через края.

То заздравный, полный поднял кубок,
Опустив на золотое дно
Звонкое кольцо всех зовов бездны,
Пьет за Мир и Мира красоту Бог,
В ночи звездной бьет о край железный
Терпкое и горькое вино.