Мухаммед Физули - Лейли и Меджнун
Потом в похмелье бросила меня,
В печальной келье бросила меня,
Огнем разлуки сердце опалила,
Глаза водою скорби напоила?
Огонь печали ярко занялся,
Зарей вечерней взвился в небеса.
Глаза не сохнут, слезы проливая,
Слезами залиты моря до края.
Теперь в любимой не нуждаюсь я, -
Пусть будет лишь со мной мечта моя.
Но, может быть, мечта моей любимой
С другим - пусть он умрет, огнем палимый.
Вином любви я терпким опьянен
И злой разлукой разума лишен.
Рок! Спутником моим беду не делай:
Раскрою всем твое насилье смело!
Кто пьян, тот воли потерял и след,
К безумному доверья вовсе нет.
От горя жизни нет душе мгновенной -
И мир забыл я суетный и бренный.
И стала сладость горькая скорбей
Великой, вечной радостью моей.
Душа мертва, вот смерть и не тревожит:
Она отнять одно лишь горе может.
Горю я, как свеча в ночи скорбей,
Я жертва своеволия страстей.
Пускай я буду слезы лить в несчастье,
Пусть голову отрубит меч ненастья,
Я все же не отвергну власть любви,
Губительную, злую страсть любви.
Я плачу, утопая в море муки,
Мечусь, истерзанный тоской разлуки.
А если в книге жизненных дорог
"Твой день настал" - напишет мне мой рок,
То буду я своей доволен долей,
Не захочу другой по доброй воле.
"Без света солнца не бывает дня", -
Сказали люди это для меня.
Коль ту, что солнце для меня, не вижу,
Я вовсе никакого дня не вижу.
Никто не знает о тоске моей,
Я сам не знаю, что мне делать с ней;
Как ни стенай, тоска одолевает,
Ее, как пламя, ветер раздувает".
Тут, вспомнив дни свиданья, он запел.
Больной, газель страданья он запел.
Газель Меджнуна
Прекрасны были дни, когда я был с моею дорогой,
Блаженство встречи с ней вкушал, я с нею нежился душой.
Сад радости моей не знал осенних, злобных холодов,
И дней моих разлуки ночь не крыла вечной темнотой.
Теперь, друзья, судьба меня с луноподобной развела,
Судьба - мой враг, но почему она поссорилась со мной?
Пусть стон влюбленных до небес доносится - что до того!
Ведь луноликих повидать не даст и этот стон сплошной.
Но все же я от всех людей скрывал бы и разлуки боль.
Когда бы плач мой мне помог проститься с горем и тоской...
Мне в книге жизненных путей заставкой радость сделал рок,
Но не украсил остальных страниц он буквицей цветной.
Неблагосклонно, Физули, светило счастия ко мне:
Не позволяет и на миг с любимой встретиться Луной.
Лейли увидала Меджнуна, и пред очами солнца в полную луну превратился любви полумесяц юный
Итак, тот пленник страсти очень скоро
В глазах людей стал знаменьем позора.
Меджнуном стали Кейса звать тогда,
И сделала его иным беда . . .
Когда весна всю землю озарила
И новым годом[44] мир весь наделила,
Не стала роза укрывать лица
И песнью ранил соловей сердца.
Налил вином - росой прозрачной, чистой -
Тюльпан свой кубок ярко-золотистый.
А там и розы с молодой травой
Рубинами горели с бирюзой.
Товарищи Меджнуна увидали,
Как плачет он, несчастный, и сказали:
"Что плачешь ты, страдания любя?
Настало время роз, не мучь себя!
Нам радоваться нужно в это время,
Забыв печали, бедствий, горя бремя.
Ты ведь не туча, что ж дождем кропишь!
Не горный ты поток, что ж ты кипишь!
Как роза, грудь не рви, не будь травою:
Земле не быть постелью пуховою[45].
Не весь же век печали быть рабом,
Пойдем же погуляем, отдохнем.
Пойдем на луг, там пить вино ты будешь
Развеселишься, горести забудешь.
О кипарис наш стройный, отдыхай,
Бутоноустый, смейся и играй.
Зачем ты горю предаешься, чистый?
Не век же будут времена тернисты.
Желаний роза, верь нам, расцветет.
Тебя, быть может, скоро счастье ждет.
И на весенний луг когда мы выйдем,
Быть может, мы мечту твою увидим".
Меджнун решил отправиться на луг,
На краткий час избавиться от мук.
Прогуливался, слезы проливая,
О виданном тотчас же забывая.
То тайны сердца травке он вверял,
Тюльпаны в верной дружбе уверял.
Тюльпан к очам прижавши воспаленным.
Его считал тоскующим влюбленным.
Иль думал о нарциссовых глазах:
"Глаза любимой", - и стонал в слезах.
Фиалкам излагал свои печали,
Чтобы они любимой рассказали.
Всем соловьям сказал он о себе,
Всем горлинкам о злой своей судьбе.
Как только видел он цветок красивый,
Он снова начинал стонать тоскливо.
И дальше, дальше направлялся он,
Куда стремил его немолчный стон.
И вот пришел тропинкой нелюдимой
В любимый уголок своей любимой.
Сюда, оказывается, пришли
Давно подруги-гурии с Лейли.
Давно здесь луноликая гуляла,
И тень ее тюльпаны оживляла.
Шатром зеленым был украшен луг.
Вокруг луны светился лунный круг.
Шатер был нежному цветку подобен,
А лик Лейли в нем - лепестку подобен.
Лейли столкнул с Меджнуном снова рок,
Впал в море скорби горести поток.
То не Лейли, а светоч, всем светящий,
То не Меджнун - огонь души горящей.
То не Лейли, а гурия в раю,
То не Меджнун, а свет в ночном краю!
То не Лейли - звезда красы великой,
То не Меджнун - страны- любви владыка.
То не Лейли - таких не знает свет.
То не Меджнун - подобных в мире нет..
Лейли - то деревце саду несчастий,
Меджнун - то месяц неба вечной страсти.
Лейли - луна на небе красоты,
Меджнун - султан над краем маеты.
Лейли - царица сборища прекрасных,
Меджнун - дервиш на улице несчастных.
Лейли услада - грустный взгляд очей,
Меджнуна радость - скорбных слез ручей.
Лейли - к веселью красоты стремленье,
Меджнун - любви невольное мученье.
Лейли всечасно радует сердца,
Меджнун - людей печалит без конца.
Лейли красой сверкает совершенной,
Меджнун - любовь к той красоте нетленной.
Лейли - то перл девичьего стыда,
Меджнун жемчужиною горд всегда.
Увидеть друга - вот Лейли стремленье,
Меджнун к Лейли стремится в опьяненье.
И встретились два кипариса вновь,
Опять свела возлюбленных любовь.
Гранит ударился о грани стали, -
Покой и воля искрами сверкали.
Сердец их струны зазвучали в лад,
Рыданием был этот миг богат.
Она взглянула - усладила око,
А он взглянул - и скован был жестоко.
На море бед взвихрился ураган,
Меджнун упал без чувств, от страсти пьян
Не мог он предаваться лицезренью:
И на земле простерся бледной тенью.
Лейли не поднимала глаз на мир
И не могла взглянуть на свой кумир.
Достигли крайности ее страданья, -
Она упала наземь без сознанья.
Водою брызнувши в лицо Лейли.
Ее подруги в чувство привели.
Лейли! - они кричат сомкнувшись тесно,
Не стало бы родителям известно,
Что ты с чужим знакомство завела
И сердце в плен красавцу отдала.
Пристойно ль это для девицы скромной?
Ты станешь жертвою беды огромной.
Так безрассудно поступать нельзя,
К беде нас эта приведет стезя".
Собрав шатер с поспешностью великой,
Они с красавицею луноликой
Вернулись, чтобы ни отец, ни мать
О происшедшем не могли узнать.
Сидели в замке, проронить не смея
Ни слова про сокровище и змея[46].
* * *
Опомниться Меджнуну тут пришлось:
Он пробужден ручьем кровавых слез.
И что ж он видит? Нет его кумира!
Есть тело, прах - душа ушла из мира!
Он здесь, безумный, гурия ушла,
Его с собою сердце унесла.
Он платье разодрал, открывши вежды,
Отрекшись от себя и от одежды.
