Мухаммед Физули - Лейли и Меджнун
Отрекшись от себя и от одежды.
Бурнус пурпурный наземь бросил он,
Кровавыми слезами облачен.
Подобен он каламу был вначале[47],
С чалмою черной - знаменьем печали.
Но пламя вздохов до главы дошло
И черную чалму его сожгло.
Рубаху он с себя сорвал с презреньем,
Швырнул ее, как саван, с отвращеньем.
Искатель бедствий туфли бросил прочь, -
Влюбленным кандалы носить невмочь.
Просил прощенья у друзей и близких,
Сказал: "Немного вас - людей, мне близких.
Любовью одержимого увлек
Любви разбушевавшийся поток.
Вам лучше и не знаться бы со мною,
А то вас той же захлестнет волною.
Ведь я клеймом позора заклеймен,
Огнем безумной страсти я сожжен.
Когда огонь тот западает в душу,
Он скоро всю дотла снедает душу.
Забудьте о несчастии моем,
Не загорайтесь вы моим огнем.
Пусть мой огонь ответа в вас не будит,
Из-за меня хоть горя вам не будет.
Страсть дни мои одела в черный цвет.
Пришла любовь - и воли больше нет.
Ведь я - гнездо покинувшая птица,
В него я не желаю возвратиться.
Зачем о доме говорить? Туда
Не будет мне возврата никогда.
Когда отец мой выскажет желанье
Узнать о сыне, о его страданье -
Пусть на себе одежду разорвет -
Ему принес несчастье небосвод.
Скажите: "Старец, бедами богатый,
Не плачь и не рыдай из-за меня ты,
Не жалуйся на горькую напасть,
На то, что скорби отдан ты во власть.
Отец! Ведь прежде я не знал мучений,
Земных или небесных треволнений.
В небытии[48] не видел я забот,
Ни горестей, ни тягостных невзгод.
Извечно пребывал в благом незнанье
Любви и красоты очарованья,
Но ты, меня призвавши к бытию,
Тем самым радость умертвил мою.
Мне было б нужно стать твоей утехой,
А я тебе стал к счастию помехой.
Я мертв. Но ты покорен будь судьбе -
Живи и жди наследника себе.
Прости! Хотя тебе я сделал больно,
Я удалился от тебя невольно".
Я прежде был желанием томим,
Хотел я ведать счастье жизни с ним -
Но слезы страсти путь мой затопили,
Колючки бедствий душу мне пронзили".
И, написав отцу письмо в стихах,
Друзьям он передал его в слезах.
Газель
Я, увидав простор любви, схожу с разумного пути.
Мудрец! Увидев мой позор, не укоряй меня, прости!
Ты в горе ворот разорвешь, а я лишен одежд стыда.
Увы! Ведь у меня теперь одежда чести не в чести.
В пустынях диких буду жить - в обитель счастья не приду:
Зачем мне мрачный ад, когда лишь к свету я хочу идти!
Я разума приказ не чту, но не из прихоти пустой:
Любви-султану должен я покорность вечную блюсти.
Хоть вразумляют все меня, корят, хулят, но обо мне,
Как о царе земной любви, им спор приходится вести.
Молчи, аскет! Мне не забыть любовных мук, тоски по ней -
Не надо рая, гурий мне, - а ты, коль хочешь, к ним лети.
Мечтать мне сладко о кудрях, изогнутых, как лук, бровях,
Велик я, словно шах Хосров, - меня спеши превознести.
Стремится к славе человек - и я прославиться хочу:
Я славен пьянством[49], Физули, я у безумия в сети.
Конец главы
Тот, кто в науке сведущ был любовной,
Закончив свой завет немногословный,
В пустыне поселился, как дикарь,
Уйдя от всех, с кем близок был он встарь.
Как солнце, там бродил он одиноко,
Бродил бесцельно, забредал далеко.
О камни спотыкаясь, слезы лил,
Все камни он в рубины превратил.
Когда он плакал горькими слезами,
Окрестности он заливал ручьями.
Как туча горя, лил он слез дожди,
Он вздохи-молнии таил в груди.
Как бушевал дождя поток могучий!
Одна лишь капля из нависшей тучи
Пустыню залила б волной морской!
Когда б лишь искра молнии такой
Упала вдруг в бушующее море -
Оно бы высохло от вздохов горя..
Пустыня стоном полнилась глухим,
И звери стоном вторили своим.
Те стоны небосвода достигали,
Те огненные вздохи мир сжигали.
Отец Меджнуна о происшедшем узнает и Меджнуна в пустыне мучений застает
Искатель кладов драгоценных слов
Так начинал раздачу жемчугов:
Друзья, в печали сердцем утомившись,
С Меджнуном против воли распростившись,
Вернулись - и в смятении большом
Отцу его сказали обо всем.
Старик, узнав о том, как сын несчастен,
От стонов удержаться был не властен.
Он побежал, как бурная река,
Глаза в слезах - два светлых родника.
Искал он сына скорбно, безутешно,
Искал его в пустыне безуспешно...
Но вот он видит точку вдалеке -
Там распростерт страдалец на песке.
Как бы скалой тяжелою раздавлен,
Лежит Меджнун в пыли, весь окровавлен.
Теперь уже не роза он - шафран,
Самшитом был, а стал тростинкой стан.
Лица его зерцало запылилось
И ржавчиной беды времен покрылось.
"Алиф" от муки превратился в "Даль",
Калам подковой сделала печаль.
Он змей любил, водился с муравьями,
Спал на песке, усыпанном шипами.
Шипов уколы беспощадно злых -
Открыли окна в дом скорбей лихих.
Меджнуна облик увидав печальный,
Стоял, молчал старик многострадальный.
И долго так стоял он, молчалив,
И в сына неподвижный взгляд вперив . . .
И вдруг воскликнул, у беды во власти:
"О соловей в саду моих несчастий!
Поведай мне, что сделалось с тобой,
Мне тайну сердца скрытую открой!
Кем ты лишен был самообладанья,
Кем отдан ты в плен черного страданья?
Каким же беспокойством ты томим?
Каким же духом злым ты одержим?
Чего ты ищешь? В чем твоя кручина?
Твоих рыданий, вздохов где причина?
На дне морском жемчужина мечты?
Достану я, как только скажешь ты!
Попала ль в ад надежд твоих лампада?
Скажи, я выручу ее из ада!"
"Да, ты умен, - Меджнун ему в ответ, -
Ученый муж, дающий мне совет.
Но кто ты? И к чему увещеванья,
Бесплодные попытки врачеванья?
Нет, не трудись! Иди своим путем, -
К тому же ты мне вовсе незнаком.
Ты про Лейли мне не сказал ни слова,
А я и слушать не хочу другого".
"Я твой отец, взгляни-ка на меня,
А ты - огонь от моего кремня!"
"Отец" и "мать" - мне это непонятно,
Мне лишь любимой имя благодатно".
Упорством небывалым поражен,
Отец поверил: сын ума лишен!
Решил старик вступить на путь обмана:
"Идем, тебя Лейли ждет неустанно.
Лейли у нас в гостях, любимый сын,
Нам сыплет жемчуга, ища рубин"[50].
Услышав о Лейли упоминанье,
Меджнун подумал: "Сбудется желанье".
Встал на ноги, сказав: "Готов к пути!" -
Готов в Каабу грез своих идти.
Пошли они в печали нестерпимой.
Вот, наконец, пред ними дом родимый.
Меджнун стремился лишь к Лейли одной.
А не к отцу, не к матери родной.
Отец его увещевал немало,
И мать увещевала, умоляла.
Здесь мать Меджнуну дает наставленья и в саду укоров собирает колючки сожаленья
Души блаженство, свет моих очей,
Ты избран быть одним в душе моей.
Своим народом ты обязан править
И благородством род отцов прославить.
Ты должен следовать делам царей
И сделать доблесть участью твоей.
С бровями ты не можешь быть в разлуке -
Найди успокоенье лучше в луке!
Полет ресниц ты видеть захотел?
Стремись к полету смертоносных стрел!
Что юной чаровницы стан самшитный?
Люби копья удар кровопролитный.
По родинке иль по кудрям печаль?
Смотри на точки и на букву "Даль"!
Ты увлечен бровями и очами?
Пусть "Айн" очами будет, "Нун" - бровями.
К чему плоды тебе - ты кипарис.
Свободным будь, быть пленником стыдись![51]
Ты - как рубин, таким и оставайся,
