Антология - Европейская поэзия XIX века

Олива старая, ты горбишься клюкою
Под редкой зеленью, под жидкой пелериной,
Тебя украсившей для смерти. Рой пчелиный
В твоем дупле гнездится раной роковою.

Но каждый птенчик, пьяный страстью вековою,
На ветви немощной твоей, как мир, старинной,
Ведет любовную охоту за невинной
И пьяной птичкой, — всюду двое, двое!

О, как смягчат твой острый лик на тризне
Живые прелести крылатой, юной жизни,
Шумящей дивно и шуршащей от любви!

Они плодятся, как твои воспоминанья.
О, нам бы, нам бы твой обычай умиранья,
Ведь наши души — сестры, ставшие людьми!

Когда же к нам придет весна, когда настанет лето,
растают белые снега, и зацветет кустарник,
и мы оружие свое наденем золотое
и снова клефтами взойдем на горные вершины?
На самой дальней высоте мы лагерь свой раскинем,
пусть звезды с нами заведут вечернюю беседу,
пусть самый первый луч зари привет нам посылает
от солнца, восходящего на утреннюю службу.
Пусть нам завидуют орлы, пусть соловьи нас будят
и в быстрых горных родниках с водою ледяною
купают нереиды нас и поцелуи дарят.
Оружие повесим мы на сучья горных елей,
и в пляс пойдем, и запоем, и грянет наша песня,
как гром из тучи, как огонь от молнии летучей.
Зверь задрожит и убежит, равнина затрепещет.
Когда же к нам придет весна, когда настанет лето,
когда мы клефтами взойдем на горные вершины?

Друзья к Захьясу-пастуху с расспросами пристали:

— Что это губы у тебя пылают краской алой?
Черешни, ежевики ли отведал ты, а может,
пригубил краски огненной, какой овечек метишь?

— Черешни я не пробовал, и ежевики тоже,
и краска вовсе ни при чем, я к пей не прикасался.
Послушайте меня, друзья, во всем я вам признаюсь.
В тени под елями я стриг моих овечек стадо,
алела шерсть, и ножницы вдруг тоже заалели;
гоню я стадо вниз к лугам, к зеленым сочным травам,
и что же вижу — вся трава в округе стала алой;
потом спускаюсь я к реке поить своих овечек
и вижу, что вода в реке мутнеет и алеет;
иду я берегом реки и в гору поднимаюсь,
и там, где бьет ключом родник, у самого истока,
склонилась девушка к воде, губами струй касаясь,
алеют губы у нее, как будто в краске алой,
в каком ручье, в какой реке испить ей доводилось —
алели воды, а от них кругом алели травы,
алели овцы, а от них и ножницы алели.
Свой посох бросил я, друзья, швырнул мешок на землю,
за косы девушку схватил и сразу прямо в губы
поцеловал, и губы мне тот поцелуй окрасил.

Из крохотного птенчика, из плоти слабосильной
ты превращаешься в орла с орлиной мощью, весом,
растишь аршинные крыла и когти в десять дюймов,
летаешь между облаков, витаешь над горами,
на скалах вьешь громады гнезд, ведешь беседы с хором звезд,
н небесный гром влюбляешься, над бездной забавляешься
с молниями дикими, и птичьи стаи криками
не зря приветствуют царя озерных крыл и горных.

И страсть моя в груди моей была когда-то крохой,
из птенчика невзрачного, тощего, прозрачного
пошла расти и обрела крыла, и вес, и когти,
и сердце кровью залила, и мне нутро разорвала,
и превратилась вдруг в орла, в дракона, в привиденье,
и глубже всех гнездо свила в моем бесплотном теле,
и тайно гложет суть мою, судьбу мою съедает.
Я больше не могу бродить по сумрачной равнине.
Отныне я хочу взлететь, хочу, орел, вернуться
в обитель старую мою, в мое гнездо родное:
хочу в горах очнуться вновь, и быть с тобою рядом,
и этим братством дорогим все время наслаждаться.
Пусть по утрам и вечерам прохладный горный ветер
ко мне приходит, словно брат, приходит, словно мама,
ласкает голову мою и грудь мою ласкает.
Пусть волны горного ручья, любовь нежнейшая моя,
излечат горести мои водою животворной.
Пускай напевы птичьих стай, в кустарнике летая,
меня баюкают во сне и будят на рассвете,
пускай постелью будут мне в родной скалистой стороне
охапка веток — в летний час, а в зимний — груда снега.
Охапку веток наберу, дубовых и еловых,
хочу на ворохе ветвей лежать в горах ночами,
хочу под музыку дождей спать глубоко и сладко.

Орел, отныне я хочу вкушать плоды с деревьев,
олений сыр и молоко от диких коз безумных.
Хочу я слышать гул и треск из лона сосен, грабов,
хочу над безднами бродить, над каменным обрывом,
хочу глядеть по сторонам и видеть водопады,
хочу я слышать, как в горах о скалы точишь когти,
хочу ловить твой дикий крик и тень от диких крыльев.
Хочу, хочу, но я — бескрыл, и улететь не в силах,
и в муках время провожу, и гасну ежедневно.
Орел, услышь мою мольбу, слети с небес на землю,
дай крылья и возьми скорей меня с собою в горы,
иначе съест меня живьем жестокая равнина!