Владимир Набоков - Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме
Любовь. Да. Страшная женщина. Не надо ее.
Антонина Павловна. Раз она пришла меня поздравить, то нельзя гнать. Не мило.
Любовь. Как хочешь. (Ревшину.) Ну, живо. Зовите.
Вера. Мы ее последний раз видели на похоронах…
Любовь. Не помню, ничего не помню…
Трощейкин (собирается уйти налево). Меня, во всяком случае, нет.
Вера. Напрасно, Алеша. Племянница ее первого мужа была за двоюродным братом Барбашина.
Трощейкин. А! Это другое дело…
Входит Элеонора Шнап: фиолетовое платье, пенсне.
Антонина Павловна. Как любезно, что вы зашли. Я, собственно, просила не разглашать, но, по-видимому, скрыть невозможно.
Эленора Шнап. К сожаленью, об этом уже говорит вес, вес город.
Антонина Павловна. Именно, к сожалению! Очень хорошо. Я сама понимаю, что этим нечего гордиться: только ближе к могиле. Это моя дочь Вера. Любовь, вы, конечно, знаете, моего зятя тоже, а Надежды у меня нет.
Эленора Шнап. Божмой! Неужели безнадежно?
Антонина Павловна. Да, ужасно безнадежная семья. (Смеется.) А до чего мне хотелось иметь маленькую Надю с зелеными глазками.
Эленора Шнап. Т-ак?
Любовь. Тут происходит недоразумение. Мамочка!
Антонина Павловна. Присаживайтесь, пожалуйста. Сейчас будем чай пить.
Эленора Шнап. Когда я сегодня узнала, то приам всплеснула руками. Думаю себе: нужно чичас проведать пойти.
Любовь. И посмотреть, как они это переживают?
Антонина Павловна. Да она-то откуда знает? Алеша, ты разболтал?
Любовь. Мамочка, я тебе говорю, тут происходит идиотская путаница. (К Шнап.) Дело в том, что сегодня рождение моей матери.
Эленора Шнап. Несчастная мать! О, я все пан-маю…
Трощейкин. Скажите, вы, может быть, этого человека — —
Любовь. Перестань, пожалуйста. Что это за разговоры?
Эленора Шнап. Друг спознается во время большого несчастья, а недруг во время маленьких. Так мой профессор Эссер{215} всегда говорил. Я не могла не прийти…
Вера. Никакого несчастья нет. Что вы! Все совершенно спокойны и даже в праздничном настроении.
Эленора Шнап. Да, это хорошо. Никогда не нужно поддаваться. Нужно держаться — так! (К Любови.) Бедная, бедная вы моя! Бедная жертвенница. Благодарите бога, что ваш младенчик не видит всего этого.
Любовь. Скажите, Элеонора Карловна… а у вас много работы? Много рожают?
Эленора Шнап. О, я знаю: моя репутация — репутация холодного женского врача… Но, право же, кроме щипцов я имею еще большое грустное сердце.
Антонина Павловна. Во всяком случае, мы очень тронуты вашим участием.
Любовь. Мамочка! Это невыносимо…
Звонок.
Трощейкин. Так, между нами: вы, может быть, этого человека сегодня видели?
Эленора Шнап. Чичас заходила, но его не было у себя. А что, желайте передать ему что-либо?
Входит Ревшин.
Ревшин. К вам, Алексей Максимович, госпожа Вагабундова.
Трощейкин. Сию минуту. Слушай, Люба, когда придет Куприков, вызови меня немедленно.
Вагабундова{216} входит как прыгающий мяч: очень пожилая, белое с кружевами платье, такой же веер, бархотка, абрикосовые волосы.
Вагабундова.
Здрасте, здрасте, извиняюсь за вторженье!
Алексей Максимович, ввиду положенья — —
Трощейкин. Пойдем, пойдем!
Вагабундова.
— и данных обстоятельств — —
Любовь. Сударыня, он сегодня очень в ударе, увидите!
Вагабундова.
Без препирательств!
Нет — нет — нет.
Вы не можете рисовать мой портрет.
Господи, как это вам нравится!
Убивать такую красавицу!
Трощейкин. Портрет кончить необходимо.
Вагабундова.
Художник, мне не нужно геройства!
Я уважаю ваше расстройство:
я сама вдова —
и не раз, а два.
Моя брачная жизнь была мрачная ложь
и состояла сплошь
из смертей.
Я вижу, вы ждете гостей?
Антонина Павловна. Присаживайтесь, пожалуйста.
Вагабундова.
Жажду новостей!
Трощейкин. Послушайте, я с вами говорю серьезно. Выпейте чаю, съешьте чего хотите, — вот эту гулю с кремом, — но потом я хочу вас писать! Поймите, я, вероятно, завтра уеду. Надо кончать!
Эленора Шнап. Т-ак. Это говорит разум. Уезжайте, уезжайте и опять уезжайте! Я с мосье Барбашиным всегда была немножко знакома запанибрата, и, конечно, он сделает что-либо ужасное.
Вагабундова.
Может быть, метнет бомбу?
А, — хватит апломбу?
Вот метнет
и всех нас
сейчас — сейчас
разорвет.
Антонина Павловна. За себя я спокойна. В Индии есть поверье, что только великие люди умирают в день своего рождения. Закон целых чисел.
Любовь. Такого поверья нет, мамочка.
Вагабундова.
Поразительное совмещенье:
семейный праздник и — это возвращенье!
Эленора Шнап. Я то же самое говорю. Они были так счастливы! На чем держится людское счастье? На тоненькой-тоненькой ниточке!
Вагабундова (к Антонине Павловне).
Какое прелестное ситечко!
Мне пожиже, пожиже…
Да, счастье, — и вот — поди же!
Вера. Господи, что же вы их уже отпеваете? Все отлично знали, что Барбашин когда-нибудь вернется, а то, что он вернулся несколько раньше, ничего, в сущности, не меняет. Уверяю вас, что он не думает о них больше.
Звонок.
Вагабундова.
Не говорите. Я все пережила…
Поверьте, тюрьма его разожгла!
Алексей Максимович, душенька, нет!
Забудем портрет.
Я не могу сегодня застыть.
Я волнуюсь, у меня грудь будет ходить.
Ревшин входит.
Ревшин. Евгенья Васильевна с супругом, а также свободный художник Куприков.
Трощейкин. А, погодите. Он ко мне. (Уходит.)
Эленора Шнап (Вагабундовой). Как я вас понимаю! У меня тоже обливается сердце. Между нами говоря, я совершенно убеждена теперь, что это был его ребеночек…
Вагабундова.
Никакого сомненья!
Но я рада услышать профессиональное мненье.
Входят тетя Женя и дядя Поль. Она: пышная, в шелковом платье, была бы в чепце с лентами, если бы на полвека раньше. Он: белый бобрик, белые бравые усы, которые расчесывает щеточкой, благообразен, но гага.[25]
Евгения Васильевна. Неужели это все правда? Бежал с каторги? Пытался ночью вломиться к вам?
Вера. Глупости, тетя Женя. Что вы слушаете всякие враки?
Евгения Васильевна. Хороши враки! Вот Поль его сегодня… Сейчас он это сам расскажет. Он мне чудесно рассказывал. Услышите. (К Антонине Павловне.) Поздравляю тебя, Антонина, хотя едва ли это уместно сегодня. (Любови, указывая на Шнап.) С этой стервой я не разговариваю. Кабы знала, не пришла… Поль, все тебя слушают.
Дядя Поль. Как-то на днях…
Тетя Женя. Да нет, нет: нынче.
Дядя Поль. Нынче, говорю я, совершенно для меня неожиданно, я вдруг увидел, как некоторое лицо вышло из ресторана.
Вагабундова.
Из ресторана?
Так рано?
Наверное, пьяный?
Антонина Павловна. Ах, зачем ты меня так балуешь, Женечка? Прелесть! Смотри, Любушка, какие платочки.
Эленора Шнап. Да. Плакать в них будете.
Дядя Поль. Делая поправку на краткость моего наблюдения и быстроту прохождения объекта, утверждаю, что я был в состоянии трезвом.
Тетя Женя. Да не ты, а он.
Дядя Поль. Хорошо: он.
Вера. Дядя Поль, тебе это все померещилось. Явление не опасное, но нужно следить.
Любовь. Вообще это все не очень интересно… Что тебе можно? Хочешь сперва торта? Нам сейчас мама будет читать свою новую сказку.
