Олег Малевич - Поэты пражского «Скита»

Зал сосал цейсами сцену.
Зал был шквал слез,
Зал застеклянил глаз стену.
Зал трепетал —
                            туберкулез.

Пламя коралла, цвет без цвета.
Рот в платок — Виолетта;
Руки скрючил замученный труп.

Зал закусил кровь губ.

Я знаю, о назойливых мечтах
Не надо думать до поры рассвета.
Когда на красных стройных кирпичах
Лучами лягут строгости ответа.

Ворвется день в колодезь стен,
И поплывет мечта со ската.
Вниз по карнизу, и взамен
Мелькнет мне зарево заката.

И полонит меня дремота,
В мир бреда распахнет ворота.
За ночь бессонную заворожит,
На ночь законную положит щит.

Шел дождь.
Капали капли на пол,
В открытое кем-то окно,
Плакала полынь на поле.
Дождь рассыпал толокно —
Словно дрожь.
Бухли забытые бухты
Мокрой слюдой.
Птицы сновали как будто
Выбритые водой.
Ветер шел
Твердой, тяжелой поступью,
Точно меняя маршрут.
По полю только попусту
Слыша, что люди бегут, —
Гнал с палашом.

Полотном покроют в полночь.
Белым плотным полотном,
Пусть чужого пламя помощь
Полыхнет впотьмах потом.
Руки лягут как живые —
Сломанным в тоске крестом —
Будто в воду положили
И забыли все о том.
Заколеблется сомненьем
Свечек вздрогнувший испуг,
Строгим, бледным привиденьем
Друг за другом встанут в круг.
И над белыми холстами
Ляжет черное крыло,
Черный ангел между нами —
Скажут, и взмахнут руками.
Станет в комнате темно.

Скачет рыцарь конный на окне,
На оконном матовом стекле,
Скачет сонный рыцарь день и ночь,
На окне, в прозрачность, прочь.

Под копытами рассыпался хрусталь,
Жемчугами на кольчуге стынет сталь,
Сердце дремлет, как кристалл в груди,
Погоди, ты устал в пути.

Знаешь, рыцарь, что тебе дороги нет,
Задрожит на темном небе скоро свет,
Он пылает в окнах по утрам,
Плавит на стекле шрам.

Разольется стали лат — лед,
Ставни окон свет зари зальет.
Зарисованный на матовом стекле
Твой полет — стечет…

Плавает пламя
Плоских свечей,
Падает память
В прорубь дней,
Плавится солнце,
Распятье дрожит,
Полное солнце
Опять ворожит.

Прошлое вспрянет
Пришлой тоской,
Смутной, минутной,
Скользящей такой.
Ласкою льстивой
Сломить мечту, —
Ту силу могилой
Запечатлю.

Я пойду в ту комнату одна,
Со свечой — где мрак такой густой —
Испытать весь страх до дна,
Чтоб вернуться тихой и простой.
Чтоб легко мне было в светлоте
Проходить по солнечному дню,
Чтоб в его скользящей теплоте
Не заметить, как идешь ко дну.
Чтоб была улыбка на губах,
Даже если солнце упадет.
И в глазах останется лишь страх
Веры той, что мрак не украдет.

У Ангела крылья подстрелены —
Так бывает у птиц.
Стынут на крыльях расщелины
Стрельных зарниц.

Ведь ему никогда не поверят,
Что он был живой,
Мертвые склеены перья
Святой водой.

Лебедь плывет медленно,
Падают с неба звезды.
Кто-то кличет в ночи потерянно,
И чьи-то плывут слезы.

Все та же вода, как вчера, как сегодня.
Такая же полная, темная глубь,
И кружится мысль, о сроке не помня.
Коснувшись крылом обветренных губ.

И шепчутся крылья, и губы, и чайки,
Все силится слово одно подыскать
О важном, о главном, о самом случайном
О чем никогда, никогда не сказать.

Оно отпылало огненным цветом.
Оно отцвело, расцвести не успев.
Оно разлетелось, как пыль пустоцвета.
Как звон, как печальный напев.

Я отравилась ядом,
Недопитым до дна.
Стоят два мира рядом,
А я совсем одна.
Два жениха невесте
Сокровища дарят,
А сердце не на месте,
И свечи догорят.
Которому же нужно
Тушить мои огни,
А если не заслужены
Мне суженые дни?
Берите — не берите
Последнюю печаль.
Мне ветер слезы вытер,
Он женихом встречал.
И я стою невестой
С разорванной фатой,
И нету в сердце места —
Жених-то ведь не мой!

Нам расставаться долго надо:
Едва встречались мы с тобой.
(Так на граните Петрограда
Заря прощается с зарей.)

Глаза прозрачны без пощады.
Нет сил нарушить эту тишь…
Что расставанье вся отрада,
В том никого не убедишь.

Ну кто не скажет, что нам надо
Так страшно на земле любить.
И самой нежною наградой
Ты можешь сразу все убить.

Когда судьба шершавой ставней
Придавит иссушенный ум
И все слова тревоги давней
Размоет душной крови шум,

Тогда беру слова чужие
И обнажаю голос мой,
Стихи застывшие, немые.
Стараюсь напоить собой.

Сначала голос глух, неловок,
Как грубый шов, звучит расчет:
Но вот, прорвавши затхлый полог,
Он — полный и густой — течет.
……………………………
И вот уж голос мой не голос:
Он только стон, он — всхлип немой, —
И горький ветр грудную полость
Сосет и тянет за собой.

Как будто вихрь от стаи крылий, —
Он хлещет, раздувая жар
В золе потухшей, где в бессильи
Лишь сладкий теплится угар.

Он полыхнет — и легче стану,
И полечу — соединюсь,
И опаленными устами
В дыханьи стаи захлебнусь.

Какая тень связала их
Меж стен, где воздух весь изучен?
Здесь тишина рождала стих,
И стих был тишиной измучен.

Скитался он по голосам,
Как ангел, потерявший крылья.
Еще тянулся к небесам
Из забродившего бессилья.

Растаявшим с небес крылом
Стекала темень с края крыши.
Был голос собственный в былом
Чудесней ангельского слышен.

А свет стал тусклым и пустым,
Как сон забывшего о рае.
Струились голоса сквозь дым,
В глазах лишь пепел оставляя.

Быть может, вздох один живой —
И облетел бы сонный пепел,
И сразу свет иной — большой
Друг в друге каждый бы заметил.

Но вздоха не родил никто.
Грудные клетки заржавели.
Злорадствуя, в ответ на то
Часы о вечности скрипели.