Олег Малевич - Поэты пражского «Скита»

Тая пылью сонно золотою,
Солнце движется едва.
В тягостном и сладостном застое
Тяжелеют все слова.

Только звонкой золотой волною
Солнце полнит кровь мою.
Что мне делать с кровью золотою
И пустою, как в раю?

Но сейчас уже само польется
(Голос горький и ничей):
Кровь, как в колоколе, в горле бьется,
А слова предсмертных холодней.

Я тоски восторженной не скрою.

Ты сажаешь цветы, поливаешь и холишь,
Ты заранее знаешь, как они расцветут.
А цветы настоящие расцветут у того лишь,
Кто едва ли и знает, как их зовут.

Без названья, не к месту, и вовсе не вовремя.
Но врасплох, как в окне, о которым забыл:
Ты забыл — а оно за тяжелыми шторами
Жило рядом с тобою, тихо полнилось сил.

И тяжелым неслыханным благоуханием
Распахнулися шторы. Ты боишься узнать?
От движенья цветов замирает дыхание;
Скоро, скоро научишься все забывать.

И тогда позабудешь загадкою мучиться:
На земле ли, на небе ли лучше нам жить.
Вот тогда и любить твое сердце научится,
Но тогда до того ли, чтобы любить?

Еще горит его дыханье,
Но горькие мертвы слова.
До губ холодных трепетанье
От сердца долетит едва —
И вновь в крови тяжелой тонет.
Усталой в поисках любви…[111]

Ты набираешься солнца и в море
Ты отмываешь зимнее горе.
Только от солнца лицо грубеет.
Кровь истощается и тяжелеет.

И чем больше в глазах будет моря
И чем небо чужое безоблачней будет,
Тем тяжелее ночами будет
Сердце и падать и замирать.

Любовь начинается с боли,
С обиды без всякой вины —
Ни даже ее — и тем боле
Мы этой обидой больны.

Любовь начинается с жалости —
Своей же к себе самому.
В любовь, как в чужую усталость,
Не верится никому.

Зачем стихами заниматься.
Когда в траву так просто лечь,
Под солнцем ленью наливаться
И черной боли не беречь.

И в сумерках не волноваться.

Мы с тобою должны быть нежны.
Мы с тобой никому не нужны.
Даже кошка Мери нужней.
Даже с кошкой Мери нежней.

А казалось, верили нам.
— Да и мы ведь поверили снам…
И нуждались, пожалуй, в нас.
— Так всегда ведь в последний час.

Видно, много мы сделали зла.
Что и Мери к другим ушла.
Мы с тобой не нужны никому.
(Разве Богу вот одному?)

Ты бровь подводишь, напевая,
А жизнь итоги подведет,
И ни моя и никакая
Любовь тогда уж не спасет.

Но разговор ты обрываешь:
— Дай бровь ровнее довести.
Такой беспечности, ты знаешь.
Уже мне больше не снести.

Ты гибели не замечаешь,
А мне ее не отвратить.
Ты вырастешь и все узнаешь…
Ах, слишком много, может быть!

Смеешься так покорно ты:[112]
Заполнить надо грудь.
 А то от этой пустоты
Ни охнуть, ни вздохнуть.

А за стеной поет она,
Врываясь в скучный смех.
Ах, эта тонкая стена,
Пожалуй, толще всех!

Там даже плачут веселей,
Чем тут смеешься ты.
И только сердцу тяжелей
От всякой красоты.

От слабости уже не пишешь
Стихов, уже не плачешь ты.
Все боязливее, все тише
Шаги болезненной мечты.
А ты твердишь, что сердце бьется
От смутной музыки и ждет,
Когда от ветра распахнется
Окно и ветром все сорвет,
И вот увидишь и услышишь,
Как падает к тебе звезда,
Нет, не звезда, ты сам все выше —
Со мной — со всей землей — туда!..
У истекающего кровью
Вот так кружится голова.
И странною полны любовью
Его предсмертные слова [113].

Какие могут быть вопросы.
Когда живешь уже едва,
Когда от общей папиросы
С тобой кружится голова.

И в печке угли догорают,
А солнце нагло бьет в стекло.
Такой весною умирают
Без повода, себе назло.

Но злость проходит пред тобою,
Хотя давно напрасно жить.
Скажи, зачем такой судьбою
Ты научила дорожить?

Когда, казалось, безразлично было
Встречать тебя — привычную мечту.
Ты на плечо мне руку положила,
Ты снова отравила нищету.

Горит плечо, как под крылом сожженным,
И кроме боли — больше ничего…
Так что же голос мой опустошенный
Как раз теперь звучит сильней всего?

С кровью тяжелой и душной,
как смола на шоссейной дороге,
когда в ней солнце утонет;
с головою мутной,
и совсем не чуя под собою ног:
упасть на хвои — и проснуться
от пения сосен, которые тянутся к звездам.
Свет такой легкий, что наверное
от него не было бы ни единой тени,
если бы все здесь
не была бы одна сплошная тень.

Все время думать и гадать
И даром юность упускать.
Проходят лучшие года,
И охлаждается звезда.
И наяву, как бы во сне,
Уже совсем не страшно мне,
Что невозможно возвратить
Ее, как кровь остановить.
И вместо утренней звезды
Так много ночью всяких звезд.
У отражающей воды
Ты возвращаешься на мост.

От неудачи и нужды
В забвенье переход так прост.

В уединеньи, без красоты
Иссякнет пламень твоей мечты.

        Вот так костер на темном льду.
        Так лед на голове в бреду,
        Так бред беспомощной любви…

        Так пламень юности в крови.

Меж нами слишком много лет.
Чего же от тебя мне надо?
Случайный (разве мне?) привет —
Единая моя отрада.

Ведь если даже нужен я
Тебе — как зеркало, не боле.
Живая красота твоя
В моей ли неотвязной воле?

А ты растешь. И станешь ты.
Конечно, госпожою нашей.
Такой бесспорной красоты
Едва ли что приснится краше.

И не спасут тогда слова:
— Мне ничего от Вас не надо.
И закружится голова,
Когда услышу: — Очень рада.