Тарас Шевченко - Кобзарь: Стихотворения и поэмы

Зацвела в долине
Красная калина,
Будто рассмеялась
Юная дивчина.
Любо, любо стало,
Пташка встрепенулась
И защебетала.
Проснулась дивчина
И, свитку накинув,
Из беленькой хаты
По травам несмятым
Спешит на долину.
Из рощи зеленой
Выходит, встречая,
Казак чернобровый,
Целует, ласкает.
Идут по долине,
Идут, напевают,
Как деточек двое.
Пришли к той калине,
И заулыбались,
И поцеловались.

Какого мы рая
Еще ожидаем?
Рай перед глазами,
А мы в божьем храме
Бога умоляем:
«Подай ты нам рая!»
Сказал бы я правду,
Да что толку будет?
Себе лишь на горе,
А попам и людям —
Им все равно будет.

И в самых радостных краях
Не знаю ничего красивей,
Достойней матери счастливой
С ребенком малым на руках.
Бывает иногда: смотрю я,
Любуюсь ею, и печаль
Охватит сердце вдруг; и жаль
Ее мне станет, и, тоскуя,
Пред нею голову склоню я,
Как перед образом святым
Марии — матери прекрасной,
Что в мир наш бога принесла…

Теперь ей все легко, все любо.
Она в ночи не спит, встает,
Свое богатство стережет,
И только ночь пойдет на убыль,
Она опять над ним, и губы
Любовно шепчут:
«Вот он, вот… Мой сын!»
И за него с тревогой
Молитву посылает богу,
На улицу выходит с ним —
По улице идет царицей,
Перед людьми добром своим,
Сокровищем своим гордится:
Мол, краше всех и лучше — мой!
И, если кто на сына глянул, —
Нет больше радости! Домой
Приносит своего Ивана
И думает, что все село
Ее лишь сыном любовалось,
Что вместе с ними все ушло
И ничего там не осталось.
Счастливая!..
Года проходят,
И дети взрослые уходят,
Кто в ту, кто в эту сторону:
На заработки, на войну.
И ты осталась сиротою,
И дома никого с тобою
Уж больше не осталось. Плеч
Укутать нечем. Стынет печь,
Нетопленная по неделям,
И встать не можешь ты с постели.
Но все — и думы, и мечты,
И все твои молитвы богу —
О них, о деточках…

А ты,
Другая мать, глухой дорогой
Бредешь, боясь глаза поднять,
Великомученица-мать;
Несешь дитя, от всех скрывая.
Ведь пташка малая любая —
И та увидит и поймет:
«Вон девушка свой грех несет».

Бесталанная! А где же
Красота былая,
Та, которой любовались,
Девушку встречая?
Все взяло дитя родное, —
Тяжкий стыд да горе.
Бесприютная, идешь ты
Из села в позоре.
Сторонятся все при встрече,
Как от прокаженной.
А сынок — такой он малый,
Такой несмышленый.
И когда еще он скажет,
Когда пролепечет
Слово мама. Великое
Слово человечье!
Подрастет, ему расскажешь,
Как была дивчиной,
Как тебя барчук лукавый
Обманул и кинул.
Ненадолго легче станет —
Срок не за горами:
В люди сын уйдет мальчишкой
Бродить со слепцами.
А тебя оставит нищей,
Чтоб собак дразнила,
Да еще и обругает,
Зачем породила
Да зачем в трудах и в поте
Растила, любила.
И любить, бедняга, будешь
До самой кончины.
А свою кончину встретишь
Где-нибудь под тыном.

В светлый праздник на соломе
Крашенки катали
Дети на припеке в полдень
И хвалиться стали
Обновами. Той рубашку
С вышивкою сшили
К празднику. А этой — ленту,
Той тесьму купили.
Кому шапку из мерлушки,
Сапожки с подковкой,
Кому свитку. Лишь сиротка
Сидит без обновки,
В рукава ручонки прячет
И глядит уныло.
«Мне обнову справил батько».
«Мне мама купила».
«А мне крестная рубашку
Гладью вышивала».
«У попа я обедала», —
Сиротка сказала.

Бывало, думаю, гуляю,
Сижу за работой,
Все о милом вспоминаю
И страшусь чего-то.
Глупа была молодая
И все дожидалась —
Вот пришлет за мною сватов…
И не догадалась,
Что смеялся он над глупой.
А сердце болело,
Будто знало, что так будет,
Сказать не умело.
Если бы оно сказало,
Его не любила б,
К роднику тогда, быть может,
В рощу не ходила б.
А то утром и вечером
Ходила туда я…
Доходилась. Одинокой
Вяну, увядаю.
Стариться в отцовской хате
Жребий мой проклятый,
А своих уже не будет
Ни двора, ни хаты!
Вот и нынче за работой
Сижу иль гуляю,
Все о милом вспоминаю
И сама не знаю,
Что я думала, зачем я
В рощу ту ходила?
И за что его так долго,
Так тяжко любила?

Бывает, иногда старик
Негаданно помолодеет,
И пусть от пенья он отвык,
Но даже петь старик затеет…
И встанет ясно перед ним
Надежда ангелом святым,
И словно молодость к нему
Вернется и крылом своим
Его овеет. Что же с ним?
Чему же рад старик? Тому,
Что дело доброе задумал
Он, видите ли, совершить.
Вдруг совершит? Как славно жить
Тому, кто и душой и думой
Умеет доброе любить!
Не раз он радоваться станет,
Не раз барвинком расцветет.
Не так ли вот в глухую яму
Святое солнышко заглянет,
И в ней, глухой, на вызов тот
Трава зеленая взойдет.

Не самому ль мне написать
Послание себе в отраду
И дочиста в нем рассказать
Все то, что надо и не надо.
Ведь не дождешься ты его,
Того писания святого,
И нет нигде живого слова,
И правды нет ни у кого!
Уж, кажется, и срок настал.
Уж десять лет свой круг свершили,
Как свой «Кобзарь» я людям дал,
А им как будто рот зашили.
Молчат, не споря, не кляня,
Видать, — и не было меня.
Не похвалы я жду от света, —
И без нее свой путь найду, —
А только доброго совета;
Да, верно, ссыльным я сойду
В могилу, прежде чем дождусь!
Бывало, сердце так болело, —
О боже правый, как хотелось,
Чтобы мне кто-нибудь сказал
Хотя бы слово; чтоб я знал,
Кому пишу я песни с жаром,
За что Украину люблю, —
Огонь святой не трачу ль даром?
Я, верно, прежде стану старым,
Чем буду знать, за что терплю.
Чтобы напрасно не томиться,
Пишу порою просто так,
А иногда седой казак
Почудится или приснится;
Усатый, видится он мне
На черном вороне-коне!
А больше ничего не знаю,
Хотя за то и погибаю
Теперь в далекой стороне.
Иль так судьба моя сложилась?
Иль богу мать не помолилась,
Как понесла меня, — что я
В степи, как лютая змея,
Лежу, растоптан, издыхая,
Заката солнца ожидая?
Вот так живу я, и терплю,
И смерти жду, в степи страдая.
За что? Ей-богу, сам не знаю.
А все-таки его люблю —
Простор Украины широкий,
Хотя там был я одиноким
(Ведь пары там я не нашел)
И вот до гибели дошел.

Пустое, братец, не томися!
Себя в железо ты закуй
Да хорошенько помолися,
На свет же, на людей наплюй, —
Они глупей капусты. Впрочем,
Ты, братец, поступай как хочешь.
Есть ум, так сам все обмозгуй.