Дмитрий Дашков - Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

              День упадал во глубь лесов;
              В долине вечер воцарялся,
              И меж высоких берегов
              Спокойно Волхов разливался.
              Над ним нависнувши стеной,
              Твердыни праздные[172] дремали,
              Вблизи синел курган крутой,
              И тени на водах лежали.

              Воспоминанья прошлых дней
       На сих местах в моей душе теснились:
              Так — здесь толпы богатырей
       С пришельцами за кров родимых бились;
Правдивым мщением кипела русских грудь,
              Свободу жизни ограждая, —
И часто Волхова багро́вел светлый путь,
              Враждебных трупы увлекая.
Быть может, богатырь на камне сем острил
              Свой меч, притупленный щитами;
Иль, обессиленный, склонясь над ним, просил
       Он у небес победы над врагами.
Теперь всё смолкло здесь! Лишь в бурю вран кричит,
              Гнездяся в башне позабытой;
На ржавых вереях дверь дряхлая скрыпит,
              И свищет ветр в стене разбитой.
Иль время иногда рушительной рукой
              С вершины камни обрывает,—
              И Волхов с шумом поглощает
              Потомков древности святой.
              Так старец, ослабев от бед,
              Теряет ветхие седины,
              И алчной вечности пучины
              Уносят их минутный след!..

              О Волхов! берегов твоих
Не оглашает днесь ни голос грозной битвы,
       Ни тяжкий стон последния молитвы,
              Ни вопли дев с полей родных.
К тебе певец идет с довольною душой:
Он любит с башни зреть, задумчивости полный,
Как ты волнуешься сребристою струей,
Колебля рыбарей разбросанные челны;
       И перед ним цветущее село
       Склоняется над тихими водами,
       Любуяся в их светлое стекло;
Здесь берег обнялся зелеными лугами,
       Там он стеной песчаною обвис,
И ели древние над ним шатром сплелись!

       Мне не забыть тех томных впечатлений,
Питавших мысль мою при Волховских струях.
Картинные брега, я помню вас в мечтах,
Как помнят призраки веселых сновидений!..

Сплетайся ветвь осины луговой
             С березой, с липою душистой!
Зеленый кров раскинься надо мной!
             Повей деревни воздух чистый!

Под сень твою певец душой летит,
             О сельское уединенье!
Твой сладкий мир в нем дух животворит
             И пробуждает вдохновенье.

Позволь и мне возлечь под твой приют
             И оживить свой дар убогий:
Там суеты меня не развлекут,
             Там стихнут ложных чувств тревоги.

Там вознесусь душою к небесам,
             Расторгнув цепь земных желаний;
Там воскурю сердечный фимиам
             Перед владыкой мирозданий.

Откройся же природы сельской лик!
             Развейся ткань полей зеленых!
И разносись жнецов веселый клик
             На нивах, жатвой озлащенных!

Там листьев шум, душою овладев,
             Мечты на юношу навеет;
Там матери пленительный напев
             Младенца тихим сном лелеет…

Что сохнешь ты и листья опустил,
Мой виноград, унизанный кистями?
Знать, и тебя на гибель застудил
Холодный ветр, промчавшийся полями.

Друзья твои глядят с немой тоской
На твой приют: уж стены запустели,
Где ты вился́ зеленою лозой,
Где в пурпуре твои плоды созрели.

Жизнь пылкая угаснула в стеблях,
Свернулся лист, безвременно иссохший;
Взойдет заря — и пропадет твой прах,
Как след людской среди пустынь заглохших,

Ах, как и ты, умрет младой певец!
В цепях тоски его душа хладеет,
И недалек безрадостный конец:
Как в зной роса, в нем жизнь уже скудеет.

Катится ль над озером радостный день;
             Светлеет ли месяц в потоке,
Прорезав лучами вечернюю тень,
             Иль ночь разлилась на востоке,—

Ты всюду сливаешься с мыслью моей,
Ты с ней неразлучна и в мраке ночей.

Шумит ли волна под наклоном берез,
             Вставая на берег песчаный;
Шело́хнется ль роща с рассветом небес,
             Стрясая ночные туманы, —

Ты всюду сливаешься с мыслью моей,
Ты с ней неразлучна и в мраке ночей.

Белеет ли вихрем встревоженный прах,
             Столбом пронесясь над равниной;
Торопится ль путник на темных полях
             Завидеть шалаш свой пустынный, —

Ты всюду сливаешься с мыслью моей,
Ты с ней неразлучна и в мраке ночей.

Тоскуя, сидел я на бреге потока.
Позор вавилонян рассвет озарял:
Сатрап, попирая царицу Востока[174],
Веками сплетенный венец обрывал!
И в рубищах девы бежали толпою,
В слезах озираясь на отческий кров,
Где жили они безмятежной душою,
Где юности светлой вкусили любовь.

Средь пышных развалин бродил я мечтами,
Смотря на извивы свободной струи.
И песней хотели. Мне славить струнами
Победы сатрапа и узы священной земли?
Нет! лучше иссохни под цепью десная
И пылкое сердце в неволе истлей,
Чем арфу порочить, душе изменяя,
И песнию слух твой лелеять, злодей!

Повесил я арфу на ветви оливы.
О Са́лем, да будет свободен в ней звук!
Когда твоей славы замолкли отзывы,
Я спас ее с жизнью от вражеских рук.
И в рабстве Евфрат небеса отражает
И гордо по нивам плененным бежит.
Так сердце певца гнев судьбы презирает
И песнию робкой врага не дарит!

Приди скорей, подруга снов!
Напой меня тоски забвеньем
И обмани мою любовь
Веселым, долгим сновиденьем!
Когда же звуки милых слов
Проникнут душу умиленьем, —
Не вдруг снимай с меня покров,
Помедли тяжким пробужденьем…

Не отравляй моей тоски
Улыбкой, ласкою притворной
И сердца снова не влеки
К мучениям любви упорной!
Невинный жар твоих ланит,
Очей веселое сиянье,—
Всё помню я, — но не слетит
Ко мне любви очарованье.
Нет, не слетит оно назад
К моей душе полузабытой:
Так оставляет аромат
Сосуд, небережно разбитый!..

Зачем в руке твоей кинжал,
Дочь вдохновенного Востока?
Младые перси панцирь сжал
И кудри девы черноокой
Шелом безжалостно измял?

Тебе ли свой воздушный стан
Обременять таким нарядом?
Тебе удел природой дан —
Влечь юношей волшебным взглядом,
Их жизни прояснять туман.

Скажи: не родственная ль месть
Тебе кинжал вложила в длани?
Или твоя страдает честь,
Или ты мыслишь в бурях брани
Любви измену перенесть?

«Не изменяла мне любовь;
Ах, тяжелы судьбы удары!
Чем я жила — не при́дет вновь:
Там, над обломками Ипсары,
Дымится греческая кровь!..

Не спрашивай, где мой отец,
Где в муках мать моя изныла,
Где сердца верный первенец,—
Там, там надежд моих могила,
Ипсара — терновый венец!

Но среди бед не пал мой дух:
Мне внятен стон моей отчизны.
Он в полночь мой тревожит слух
Сквозь краткий сон печальной жизни,
Как при последнем часе друг!

Хлад северный не леденит
Утес срывающие воды —
Так цепи звук не заглушит
Не спящий в сердце глас свободы:
Месть варварам — мой твердый щит!

Прости!» — Зачем слеза в очах?
Тяжка кровавая обида?
Не унывай: на небесах
Не гаснет солнце Леонида,
И не остыл Эллады прах!

Пусть нежатся среди пиров
Похвал изысканных кумиры!
Лесть ляжет с ними в мрак гробов;
Но ты… ты достоянье лиры,
Живой посредницы веков!