Ринат Валиуллин - Стихи для гурманов 2

Люстра закрыла глаза на спальню,
ноги выскочили из штанов,
как из припаркованной машины,
тело вошло по пояс в кровать,
покрывшись одеяла пылью,
он лёг на бок
спать,
лицо стекло по подушке
и образовало лужу,
мысли, бродячее бродячих собак,
искали ночлега,
в лузы закатились глаза,
сон вошёл в ночь и в человека,
ночь не могла без сна.

Верю. А ты мне веришь?
Слово облезло, как дервиш.
Знаешь. И я признаю.
Ад – это близко к раю.
Надо. Мне тоже надо
тёплое тело рядом.
Любишь. Я тоже влюбчив,
в этом есть что-то сучье.
Будешь. Я тоже буду
долго жить и занудно.
Сдохнуть. Кому не страшно?
Завтра станет вчерашним.
Ляжешь. Я тоже возле,
брошенные в навозе.

Я вошёл поправить счета,
в кассе толпился народ,
поочерёдно они
что-то протягивали в окошечко
без герани на подоконнике
из пуленепробиваемого стекла
с пуленепробиваемой тёткой,
что их объединяло?
Её, всю жизнь
считающую чужие купюры,
и ползущую червем
живую очередь
из нищих стариков и старух
с древним запахом —
с запахом того света
изо рта, от скелета,
гасящих свет,
телефон, квартплату
своего запущенного жилища,
среднего возраста женщин в чулках,
готовых надеть их на голову,
чтобы преступить
бедности ту черту,
дотаптывающих свою симпатичность
с грустными от рождения
детьми неврастении,
охранников кассы,
и остатков собственного мозга,
чего им не хватало в жизни?
Денег,
лица в окнах автомобилей —
как кактусы на подоконниках,
цветущие раз в году,
что их роднило с теми
в людской подземной реке,
в метро,
что образовали стены
или уже могилу
с видом на женщин, потерявших изюминку
из-за нудной бездарной работы,
на гастарбайтеров, потерявших родину,
на студентов – время,
на мужчин – мотивацию?
Что я не видел в этих разных глазах?
Я не видел мелочи —
счастья.

Листвой хлещет дождь,
мокрая сука осени,
как на серый столб,
клеит на меня свои объявления:
сдаётся мужчина,
одинокий, трёхкомнатный,
на длительный срок,
дорого,
звонить по телефону…
Никто не читает сегодня,
стою, жду, мокну,
зная,
что она уже не придёт.

Она стоит и ждёт,
а он всё не приходит,
необходимый,
на остановке много народу,
кто-то сел в маршрутку, кто-то в троллейбус,
но она терпелива,
ждёт именно того цвета, размера, комфорта.
Проходит весна, ещё весна,
оттаявшей садится в другой, тоже симпатичный,
но, проехав немного, узнаёт,
что он идёт по другому маршруту,
уныло выходит —
потеряно несколько лет.
Но она точно знает, каким должен быть он,
часто именно это мешает влюбиться по-настоящему.

– Ты жене своей изменял?
– Было,
сам не знаю, хотелось какого-то блуда.
– А раньше любил?
– Я и сейчас люблю.
– Что в постели с другими?
– Всё одинаково.
– Зачем же тогда?
– Всегда кажется, что близкие недолюбливают.

Накопилось за день,
снова выложил все проблемы
своей собаке,
мог бы и кошке,
но у меня собака,
они понимают – животные,
когда некому больше,
я всё высказывал,
пока она в миске искала ответы,
наконец, облизнулась:
– Пустое, —
отодвинула лапой:
и блюдо,
и то, что ты перечислил,
мелочи жизни,
я тебе помогу,
отныне зови меня не Шарик, а Шар —
то есть мир,
который с удовольствием ляжет к твоим ногам.

– Что, склеили меня
своим предложением
и мои крылья?
– Нельзя же всю жизнь так,
с такой красотой
порхая.
– Вы знаете,
я не буду покорной.
– Мне и не надо.
– А может, и стану,
только не время иголкой
прикалывать тельце хрупкое
к вашему,
просто любите
такую, как есть,
и не бойтесь меня —
я плохая.

Если он так мало ест,
может быть, будет поменьше гадить мне в душу!
Думала она, сидя напротив
на первом свидании,
он был большим сочным поручительством
её счастливого будущего,
губы жевали слова, мясо салфетки – её губы,
губы всё стерпят,
поэтому они красные,
потом он попросил её руки,
она долго не давала,
она всё ещё давала другому –
тому, с кем жизнь не складывалась,
если с ним так трудно жить,
может быть, будет легко умирать —
фантазировала авантюра.
Но ведь счастливое будущее – шептала извилина,
да, да, я всё понимаю – хлюпало желание,
мне надо подумать – встала достопримечательность,
раз я так долго думаю,
то это точно не любовь,
на х… любовь
большая,
она у меня уже была.
Что мне ещё нужно?
Ещё больше.

Обожаю есть поздно,
когда уже темно,
и тёмное вино
кладу в пустой бокал
себе,
ему
карман стеклянный
наполовину полон —
мелочь,
а приятно.
Я дома
не люблю одна,
и часто
ужинаю поздно долго
под музыку с окном.

«Какого чёрта всё так плохо,
когда вокруг всё хорошо», —
её обнял халат,
все двадцать пять неоспоримых лет
неугомонно продолжали рассуждать:
«по крайней мере в воздухе пролит кофе,
солнцем выбило все окна,
неужели может жизнь
зависеть так от одного?
Не может,
но я устала
себе доказывать обратное», –
обожгла она напитком губы,
не замечая даже,
как одинокая женщина,
склонная к жизни вдвоём,
склонная к тёплым ласкам,
думая о другом,
забывает:
все люди как люди,
но она-то прекрасна.

Какая из жизней сработает на этот раз,
если политика ушла в бизнес,
средний класс обнищал,
старики требуют реставрации,
молодёжь подсела на алкоголь,
наркота изолирует их
от подлинных переживаний души и тела,
артисты, художники, писатели – фуфел,
культивирующие стёб, цинизм
(при низком уровне жизни)
и низкий уровень духа,
хотя цинизм – это не плохо,
в нём гораздо больше оптимистического,
чем в демократии,
чем в либералах, ставших консерваторами,
удерживая власть,
а что в консервах – тушёное мясо
рабочей силы,
из него можно приготовить любое блюдо,
лишь бы хватило водки,
люди будут пахать,
на то они и созданы,
уважение к себе распяли
и готовы отдаться за несколько сотен
фигурально,
а некоторые на полном серьёзе,
что же сделало нас скотом,
таких чувствительных и разумных,
что?

Скучно?
Спелую
возьмите в уста черешню,
зубами вонзитесь ей в самое сердце,
она напомнит вам
чьи-то сочные губы,
чей-то долгий пронзительный поцелуй,
ни больше ни меньше.

Кто-то от вас уходит,
а вы остаётесь,
так и не поняв, как кто-то
вообще способен от вас уйти
(поэтому он уходит сам для себя),
и вы продолжаете любить того,
кто уже давно ушёл,
спит с другой женщиной,
рожает с ней детей,
спит с другими женщинами,
от которых тоже уходит,
вы так и не смогли его в душе отпустить
вдруг кто-нибудь подберёт.

Знаю, что опаздываю,
но всё равно сижу,
как будто время растянется,
как желудок,
в который можно ещё впихнуть
больше, чем в мой рассудок,
у меня одно время года,
но неумолимо время,
как и весна,
вы и её ждали,
и вот она уже живёт
в вашей квартире,
пришла с работы
или из магазина,
свои ноги – в тапочки,
в суп —
куриные,
телевизор,
тает снег,
на кухне, в гостиной
исчезнут последние
предметы гардероба,
в спальне,
среди сугробов белых,
таких же белых.
– Весна! – воскликну, —
Как ты красива.

– Знала бы ты, как я скучал!
– Не тяни,
выкладывай.
– Пресные поцелуи других,
объятия,
ничто развлечь не могло меня,
эти пыльные спальни
и одна луна на балконе,
когда я выходил покурить,
усердно напоминала
ты видишь,
ты знаешь,
без тебя
мне действительно плохо,
настроение простужено.
– Так зачем же ты обнимался?
– Чтобы снова понять:
бывает и хуже.

Люди так или иначе раздражают,
может быть, через пять минут,
может быть, через пять лет,
но лучше если через пять минут,
так как отношения склонны к развитию,
дом, дети…
Копая, ты ищешь причину,
находишь радостно,
в образовавшуюся яму
думаешь врыть фундамент,
посадить дерево,
но тут тебя осеняет,
что это уже могила,
ты стоишь со своей лопаткой
на дне нежного тела женщины —
что же тебя не устраивает на дне любимой?