Владимир Шандриков - Блатной фольклор
27. Воровская любовь
Это такая полушуточная сценка, происшедшая на одной малине.
Я хотел с кентом уже дернуть на вокзал,
Тут мне шоха новые карты показал.
Мы сначала резались в секу и в буру,
А в очко пошло уже где-то по утру.
На туза бубнового ставку сделал я,
И с восходом солнышка выиграл тебя,
Не смотри так, козочка, на меня со злом,
Посчитай, обоим нам крупно повезло!
Если б карту взял еще, был бы перебор,
Нас бы рассудил тогда товарищ прокурор,
Так что ты, красавица, губочки не дуй.
Нравится — не нравится, а трохи поцелуй!
Я ж тобой не брегаю, знаючи дела,
Не с одним ты шохою до меня была.
Ты ж моя хорошая, фонари у глаз,
Для того и туточки — развлекать чтоб нас.
Мы ж не вяжем веничков, не на то сходняк,
Что ж ты, стерва-падлочка, гонишь порожняк,
Не смотри, родимая, тигрой на меня,
Ты ж теперь, козырная, полностью моя!
Скинь-ка красно платьице, туфельки сыми,
И не надо плакаться — мы теперь свои.
Я вообще-то стройненьких обожаю баб,
С черной сигареткою на красненьких губах.
Завтра, не забыть бы, если не запью —
Родинку красивую на щечке наколю.
Подарю те светлого нижнего белья,
Будешь как жена ты мне, фифочка моя!
Заведем с тобою мы, вроде как, семью.
Все такое-прочее будет по уму,
Дернем, если хочешь ты, завтра ж в Бухару,
Если седни вечером меня не заберут.
Ты уж там, пожалуйста, к телкам не ревнуй!
А покуда тута мы — малость поцелуй.
Может, я не нравлюся? Не виляй хвостом!
Для начала — стерпится, а слюбится потом.
Заживем, бубновочка, как и все живут,
Если седни вечером меня не заберут.
Че ты ржешь, как сивая, на слова мои?
Че ты понимаешь там в воровской любви.
Ну-ка! Налей еще, голова как чан!
Тут за все заплачено и живо на топчан!
Тут за все заплачено — живо на топчан!
28. Мне тридцать три
Песня называется «Мне тридцать три». Почему называется? Потому что я не могу уже в этом году сказать, что мне — тридцать три, потому что мне в этом году уже будет тридцать пять…
Мне — тридцать три уже,
Я в крупном тираже,
А сам себе даю намного меньше.
Девчонка говорит:
«Какой же ты старик,
Ты лишь созрел для самых юных женщин!»
Мне только тридцать три,
На возраст не смотри!
И ты со мною запросто осталась,
Но что ни говори
И как там ни мудри —
Все чаще на лице моем усталость.
Мне тридцать три… Привет!
Здесь остановки нет,
И, как пластинка, в эти обороты
Кручусь до хрипоты,
Мой автостоп был ты,
Но ты ушла, включив бесповоротно.
Мне тридцать три теперь.
На счетчике потерь,
Уж не хватает цифр и от обиды
Во сне я говорю,
Зубами скрежещу,
Чтоб наяву себя потом не выдать.
Мне тридцать три с куста,
Я в возрасте Христа,
Ему куда ни шло — висел за дело —
Так легче раза в три,
А я распят внутри
И в шрамах у меня душа и тело.
Мне тридцать три, ну что ж…
Седею ни за грош,
Душа пуста — входите, ради Бога!
Вы обживетесь тут
За несколько минут,
Вот только обувь скиньте у порога!
Мне тридцать три — ура!
На пенсию пора,
А встретимся — спина моя дымится.
Признаться — подустал,
Не тот уже запал,
Но порох есть еще в пороховницах!
29. Песня без названия
Водка выпита вся и до дна,
Для тоски, вроде, нету причин.
Ты со мной, но ведь ты — одна,
Я с тобой, но и я — один.
Наши речи давно недлинны,
Наши губы, как лед, холодны,
Грусть осенняя в наших делах,
Души нам заменяют тела.
Мы воруем себя у ночей,
Вот опять загрустила свеча,
Будто чувствует — я ничей,
Будто знает что ты — ничья.
Я сейчас докурю, как всегда,
И со вздохом задую свечу.
И, целуя, скажу, про себя:
«Понимаешь, я так не хочу…»
Если речи уже недлинны,
И невмочь откровенная ночь,
Если губы, как лед, холодны —
Тут ни водкой, ничем не помочь!
А ты подносишь мне водки стакан,
А она на губах так горчит…
И внутри — мне про самообман
Истерически кто-то кричит.
И я чувствую, день ото дня,
Что однажды и сам закричу:
«Ты прости! Не грусти! Отпусти ты меня!
Понимаешь, я так не хочу!»
Если речи уже недлинны,
И невмочь откровенная ночь,
Если губы, как лед, холодны —
Тут ни водкой, ничем не помочь!
30. Моя память
Сквозняки на душе, холода.
Речкой вымерзла наша любовь,
Но под толщей холодного синего льда
Жизнь пульсирует все же и вновь,
Расстояния все сократив,
И в былое всего унося,
Память сердца занозой засела в груди,
Не дает мне покоя и сна.
Что ей хрупкие талые льды
И условностей пестрая нить,
Ведь она все изгибы, изломы судьбы
Отпечатками сердца хранит.
А по ним так легко опознать
И представить на память суду.
Где же алиби взять и что можно сказать
В оправданье себе самому?
Можно в горы и к морю махнуть,
От врагов и долгов убежать,
Только память свою мне нельзя обмануть,
Ей, как солнцу, нельзя возражать.
Очень трудно бывает, когда
Сам не знаешь — куда б себя деть.
Вот опять на душе сквозняки, холода,
Лучше в прошлое мне не смотреть.
Но от тени своей не уйти
Никуда, ни за что, никогда!
Где б я ни был, со мной неразлучна в пути
Память сердца, как хлеб и вода.
Не виню, не браню никого,
Что по тонкому, хрупкому льду,
Словно зек по тайге, от себя самого
Убегаю все глубже в тайгу.
Остается в надежде весна,
Как реформа душевной зимы.
А пока на душе только вьюга одна,
Холода на душе, сквозняки.
31. Песня про русского Ивана
Вот так всегда у русского Ивана:
Наутро пусть не будет ни гроша,
Но если он дорвался до стакана —
Поет и стонет русская душа!
А после боль в висках и в пояснице,
И странный сон про шляпки от гвоздей…
И в самый раз бы щас опохмелиться,
Но как назло ни денег, ни друзей.
Обидно, что ж, довольствуюся квасом
И, силясь вспомнить кто меня побил,
Спросил жену неимоверным басом:
«Во сколь пришел и сколько я пропил?
Откуда эти странные ботинки
И клок волос от девичей косы?
Где козырек от новой восьмиклинки
И, что ль, в ломбард заложил я трусы?»
В мольбах жены ни юмора, ни смеха…
И, слава Богу — Он их не слыхал,
А то б давно трамвай по мне проехал
Или башку расплющил самосвал.
«Ты, — говорит, — скотина, на соседей
Ружье искал, зубами им скрипел,
Потом при всех на детском лисапеде
Катался голый, „Марсельезу“ пел.»
Да как же так сумел я умудриться?
Жена, прости! Поверить не могу!
Но что ли впрямь на улице — плюс тридцать?
А я домой приперся весь в снегу…
Ну и дела… Шатаются три зуба,
Видать, боксеру душу излагал.
Теперь, гуляй себе в часы досуга —
За ухом нос и светится фингал.
Вот так всегда! Никак не удается
Установить пропорцию и — ша!
И потому сперва душа смеется
(Ох, хохочет!),
А после стонет русская душа!
Я не Ермак, но мыслию объятый,
Сижу на тихом бреге Иртыша.
Зачем душа мне эта — непонятно,
Коль за душою нету ни шиша.
Зачем душа мне эта — непонятно,
Коль за душою нету ни гроша.
32. Современная любовь
Сейчас прогресс коснулся всего и, мне даже кажется, в том числе чувств человеческих…
Мы только познакомились,
А ты — в декрет
Пошла и мы поссорилились:
«Привет!», — «Привет!»
Я обожаю скорости,
Прогресс люблю,
Но эта мне история —
Завал всему.
Купил я два билетика
И эскимо,
Быть может, ты с брикетика
Поймала что?
Я понимаю многое…
Декрет — ура!
Но думаю, ей-Богу, я,
Что все мура!
Я верю в телепатию
И в анекдот,
Ну как же через платье
Проник микроб?
Был демобилизован я,
Пылал в страстях,
И деморализован был
Тобой в кустах.
Не сразу сдался лично я,
Ты все учла
И методы столичные
Старинным препочла.
Я, правда, израсходовал
Рублей полста,
Но все же оприходовал
Через уста.
Сейчас я понял многое —
Усе могу!
Какая ж демагогия —
Ты в роддому!
Читал я: гдей-то водится,
В одном краю —
Зачатье в рот приходится,
А родит сквозь ноздрю!
Усе теперь! Все глухо!
Меня ничем не удивишь!
Коль сына лопоухого
Из уха мне родишь!
Роди скорее, Настенька,
И весь тут хрен!
Я имя головастику
Дам — Феномен!
Ура! Цивилизация —
Мильен чудес!
Умов перетрубация
И чувств прогресс!
33. Вроде я — не манси…