Роберт Рождественский - Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Это в памяти остается.
Повторяется,
                 как молва:
сердце бьется,
армия бьется —
одинаковые
               слова!
Одинаковые глаголы —
неслучайные наверняка.
Одинаковые законы
и у сердца,
и у полка…

Говорится,
              словно поется
с интонацией вихревой:
бьется армия,
сердце бьется,
бьется знамя
                 над головой!

Так полыхнуло —
                        сплеча,
                                 сполна —
над ледяным прудом!..
(Два человека —
                      он и она —
были виновны в том…)
В доме напротив полночный лифт
взвился до чердака.
Свет был таким,
                     что мельчайший шрифт
читался наверняка…
Так полыхнуло,
                    так занялось —
весной ли,
             огнем —
не понять.
И о потомстве подумал лось,
а заяц решил
линять.
Землю пробили усики трав
и просверлили лучи.
Тотчас,
об этом чуде узнав,
заспешили с юга
                       грачи.
На лентах сейсмографов
стала видна
нервная полоса…

(Два человека —
                      он и она —
глядели
друг другу в глаза…)
Реки набухли.
Народ бежал
и жмурился от тепла.
Кто-то кричал:
                    «Пожар!..
                                Пожар!..»
А это
любовь была.

У сердца
            есть радар.
Когда-то,
в ту весну
тебя я угадал.
Из тысячи.
Одну.
У сердца
            есть радар.
Поверил я в него…

Тебя я увидал
задолго до того,
как повстречались мы.
Задолго до теперь.
До длинной
                кутерьмы
находок и потерь…

Прожгло остаток сна,
почудилось:
«Гляди!
Ты видишь? —
                    Вот она».
И екнуло в груди.
Радар обозначал
твой смех.
Движенья рук.
И странную печаль.
И вкрадчивых подруг,
Я знал твоих гостей.

Застолья до утра.
Твой дом.
Твою постель.
Дрожь
твоего бедра.
Я знал,
         чем ты живешь.
Что ешь.
Куда идешь.
Я знал,
         чьи письма рвешь.
И от кого их ждешь.
Я знал,
         в чем ты права.
О чем мечтаешь ты.
Знал все твои слова.
И платья.
И цветы.
И абажур в окне.
И скверик на пути,
где предстояло мне
«люблю» —
произнести…
Все знал я до того,
как встретился с тобой…
Но до сих пор —
слепой!
Не знаю
           ничего.

Трем-четырем аккордам научусь.
И в некий знаменательный момент
для выражения сердечных чувств
куплю себе
               щипковый инструмент.
Подарит мне басовая струна
неясную надежду на успех.
Чтоб я к ней прикасался,
а она,
она чтоб —
                отвечала нараспев…
Я буду к самому себе жесток
в разгаре ночи
и в разгуле дня.
Пока не станет
                    струнный холодок
звенящею частицею меня…
Нависну над гитарой, как беда.
Подумаю,
             что жизнь уразумел…

Но, может,
все же выскажу тогда
то,
что сказать словами
не сумел.

А ты полюбишь,
                      ты полюбишь.
А ты прольешься,
                        как заря.
И сердце – надвое – разрубишь…
А он тебе не скажет:
                           зря!..

А ты поверишь,
                     ты поверишь.
Начнешь
            выклянчивать слова.
Ты никогда не овдовеешь…
И все же будешь –            
                          как вдова.

А ты устанешь,
                    ты устанешь
смотреть
            в густеющую тьму.
В квартире мебель переставишь…
А он не спросит:
                       почему?..

А ты привыкнешь,
                         ты привыкнешь.
И будет ночь
                 белым-бела.
И ты одна из дома выйдешь…
А он не спросит:
                       где была?..

А ты обманешь,
                     ты обманешь.
На пальце
              перстень заблестит.
Глаза обманом затуманишь…
А он в глаза
                не поглядит.

А ты заплачешь,
                      ты заплачешь.
В окне застынешь,
                         как во льду.
А ты беду свою запрячешь.
Свою беду.
Его беду.

У разоренного стола
сидишь —
              немая, как скала.
Ты – около.
И ты ушла…
О чем
        ты думаешь?

Судьбою соединены
мы —
две планеты.
Две страны.
Два грохота.
Две тишины…
О чем
        ты думаешь?

Так близко,
               что в глазах рябит.
Так цепко,
              что нельзя забыть.
Так долго,
             что не может быть!..
О чем
        ты думаешь?

Крадется сумрак по стене.
А я ворочаюсь во сне.

Хочу,
чтобы приснилось мне,
о чем
       ты думаешь.

Но —
опрокинутся года.
Подернутся хрустинкой льда.
Я не узнаю никогда,
о чем
ты думаешь.

Как детство,
                ночь обнажена.
Земля становится просторнее…
Моя щека обожжена
пронзительным:
«Скажи мне что-нибудь!..»

«Скажи мне что-нибудь!..
                                  Скажи!
Скорей!
Пусть будут волны —
                             до́ неба.
Заполони.
Опустоши.
И все-таки
              скажи мне что-нибудь!..

Плати за то,
                что целовал,
словами —
               вечными, как прошлое…
Зачем
учился ты словам?
Скажи мне
               что-нибудь хорошее…

За то, что ты не опроверг
все мужество мое нарочное.
За бабий век.
Недлинный век. —
Скажи мне
               что-нибудь хорошее…»
Святая и неосторожная,
чего ты просишь?

Правды?
Лжи?

Но шепчет женщина:
«Скажи!
Скажи мне
              что-нибудь хорошее…»

Все равно что за снегом идти
                                       в Африку,
а за новою книжкой стихов —
                                         в мебельный
и уныло просить
                       со слезой в голосе
адрес господа бога
                         в бюро справочном,
все равно что ругать океан
                                   с берега
за его невниманье
                        к твоей личности,
все равно что подснежник искать
                                             осенью
и, вздыхая, поминки справлять
                                         загодя,
все равно что костер разводить
                                          в комнате,
а гнедого коня
                   в гараже требовать,
и упорно пытаться обнять
                                   облако,
и картошку варить
                         в ледяной проруби,
все равно что на суше
                             учить плаванью,
а увесистый камень
                          считать яблоком,
все равно что от курицы
                                 ждать лебедя —
так однажды
решить,
          будто ты
                     полностью
разбираешься
в женском
характере!

Сяду за воспоминания.
Будто речка,
                потеку.
Биографию банальную
разукрашу, как смогу.
В многословье умилительном
все припомню.
А затем
намекну,
           что был мыслителем.
И коснусь глобальных тем.
Про эпоху,
              про бессмертие,
про огни иных морей
(чтоб читатели
                    заметили
широту
души моей)…

Выйдет книга многотомная,
будет радость в ней и злость.
Расскажу про тех,
с которыми
мне встречаться довелось.
С кем обедать,
                   с кем беседовать,
с кем хлебнуть вина глоток…

И никто не будет сетовать,
если и привру чуток.
Распахну свои познания.
Призову на суд
                    года…
Сяду
за воспоминания
только в грустный час,
                              когда
время грянет
беззаботное.
и у сонного огня
станет
        лирика любовная
мемуарной для меня.