Антология - Европейская поэзия XIX века

Амбар и дом объяты тишью.
Устало дремлют жернова.
Колышется на старой груше
Голубоватая листва.

Жужжат медлительные пчелы.
В открытой щели слуховой,
Вдыхая запах сеновала,
Посапывает домовой.

Храпит и мельник и прислуга,
Лишь дочка бодрствует в дому.
Заснул батрак в углу сарая —
Она тайком идет к нему.

Она смеется, будит парня,
Который только что прилег:
«Целуй меня, влюбленный мальчик!
Да тише, тише ты! Молчок!»

Мой серый город, ты стоишь
У серых волн морских.
Туман течет с высоких крыш,
И полнят пасмурную тишь
Накаты волн морских.

Здесь не цветет покров земли,
Когда весна придет,
Лишь, пролетая, журавли
Рыдают осенью вдали,
И темен небосвод.

Но я тоскую по тебе,
И юность, город мой,
Назло безжалостной судьбе
Навек дарована тебе,
О серый город мой.

Горный склон от ветра
Скалами укрыт.
Под ветвями ели
Девочка сидит.

Мяты и тимьяна
Чуден аромат.
Голубые мушки
В воздухе жужжат.

Любо ей скрываться
В гущине лесной.
Локоны сверкают
Шелковой волной.

Думаю под гомон
Птичьих голосов:
Это — королева
Сказочных лесов.

И до утра полны кусты
Мелодий соловьиных,
И оттого, нежны, чисты,
Благоуханные цветы
Раскрылись на куртинах.

Вот и она выходит в сад,
Стремясь уединиться,
Облачена в простой наряд,
Она идет, потупя взгляд,
И долгим днем томится.

И до утра полны кусты
Мелодий соловьиных,
И оттого, нежны, чисты,
Благоуханные цветы
Раскрылись на куртинах.

Я чувствую — проходит жизнь,
Всему настанет свой черед:
Последняя замолкнет песнь,
Любовь последняя пройдет.

Я нежно льну к твоим устам,
Желанье грудь мою теснит —
Сорвать последний поцелуй,
Последние цветы ланит.

Из кубка чудного приму
Последний золотой глоток;
Ты тихий, ты последний свет,
Что мне на сердце ныне лег.

Звезда последняя взошла.
Откройся, грусти не тая.
Ты — счастья мой последний луч,
К твоим стопам склоняюсь я.

Последний трепет жизни дай
Почуять сердцу моему,
И лишь потом звезда моя
Пускай закатится во тьму.

Шло время, и так много долгих дней
Ты отрывалась от груди моей.
Я льнул к тебе, внимателен и нежен,
Но знал, что час разлуки неизбежен.

Но прежде чем уйдешь ты, не любя,
В последний раз благодарю тебя —
И только не оплакивай былого,
Не пожелай ко мне вернуться снова.

Так я стою, и миг прощанья длю,
И уходящее вотще ловлю,
И, сколько б нам ни жить по высшей воле,
Не быть нам вместе ни мгновенья боле.

Она запомнилась навеки мне
С учебником, сидящей в стороне,
Весь день играть не шла она, бедняжка:
Ученье в школе ей давалось тяжко.

Ни хороша собою, ни умна,
Из мрака памяти глядит она:
Печален лик ее, очерчен тонко,—
Мы жили вместе: братик и сестренка.

Невинные в младенчестве своем,
Щека к щеке мы спали с ней вдвоем,—
Печали нет безмерней и безбрежней,
Чем грусть о детстве и о жизни прежней.

Пришел конец — она слегла в постель.
Она болела несколько недель.
Она скончалась тихо в день весенний.
Дул ветерок. Цвели кусты сирени.

Я плакать в поле убежал; потом
Я вытер слезы и вернулся в дом.
Прошли десятки лет, прошли, как тени,—
Как много пережито увлечений!

Что ж не могу забыть, тоскую что ж?
Быть может, ты к себе меня зовешь?
Из памяти глядишь и просишь взглядом,
Чтоб мальчик лег с тобою снова рядом?

Рассвет окрасил крыш верхи.
Кричат об утре петухи.
То здесь — один, то там — другой,
Они поют наперебой.

И замирает в далях звук —
И снова тишина вокруг.
Ну пойте, пойте мне опять!
Но петухи решили спать.

К пирамидам, в страны лета
Потянулись журавли,
Песня жаворонка спета,
Скрылись ласточки вдали.

Все грустней, все безответней
Ветер кличет холода,
От жары, от неги летней
Не осталось ни следа.

Лес поник, пусты поляны,
Обнажаются поля.
В испаренья и туманы
Погружается земля.

Лишь порою в день недлинный
Выйдет солнце из-за туч,
Заструится над долиной
Счастья канувшего луч.

И светлей, гостеприимней
Засверкают луг и лес.
Верь: за всей тоскою зимней
Ждет весенний блеск небес.

Колосья сжаты, скоро снег.
Зверье бредет искать ночлег.
Всему хозяин — человек.

И если отцвели цветы —
Плоды созрели им на смену.
Пора мечтаний отошла,
Реальность обретает цену.

В крови, в поту земной юдоли
На крест воздвигнули его.
Но ужас и гримасу боли
Смягчило жизни торжество.

А восприемники ученья
Алтарь поставили ему
И в каждом сумрачном соборе,
И в каждом набожном дому.

И ужас прежний, неизменный
Убережен до наших пор,
Увековеченным кощунством
Пронзая просветленный взор.

Ты помнишь ли, как позднею весной
Сгущались над землей ночные тени,
Мы из окна с тобой смотрели в сад,
Что полон был жасмина и сирени,
Сверкали звезды в тот далекий час,
И молодость не покидала нас.

В спокойном ветре дальний шум дождя
Летел, шурша, от берегов залива,
И мы с тобой сквозь лиственный шатер
На мир ночной взирали молчаливо.
Опять вокруг цветы цветут весной,
Но далеко остался дом родной.

И вот опять, в томительной ночи,
К мечтам родным душа моя влекома.
Кто выстроил свой дом в родном краю,
Тому не должно жить вдали от дома.
Но не ропщу, судьба моя легка,
Пока в руке моей — твоя рука.

Любимой я венок послал,
Он был и свеж и ярок,
Но не велел передавать,
Кто шлет его в подарок.

На танцах вечером взглянул
Я на нее несмело —
Она была в моем венке
И на меня смотрела.