Максим Рыльский - Стихотворения и поэмы

Две ласточки в гараж к нам залетели
И ловко так гнездо слепить сумели
Под потолком, в бензиновом чаду.
Других таких чудачек не найду!
Ну неужели не нашлось бы рядом,
Где дом стоит, увитый виноградом,
Хорошего местечка для гнезда?
Там свежий воздух, вольный, как вода
В Дунае синем, что струей играет,
Там над цветами ветер повевает,
С грозой в согласье солнце там живет…
Они ж себе наделали хлопот,
Устроясь по неведомым причинам
Здесь, где легко дышать одним машинам.
Мы вынули стекло, чтоб им помочь —
Пусть прилетают, улетают прочь,
Потомкам ненасытным носят мошек…
Но вот и подросла ватага крошек —
И вслед за взрослыми в лазурь, в зенит
С безумным щебетом она летит
Воздушными тропинками крутыми.
И скажет каждый, проследив за ними:
«Чудесна стайка братьев и сестер,
Детей свободы, — им сродни простор,
И, как своих, стихия их лелеет!»

Кто может разуметь — уразумеет.

В зеленых лаврах, в синей светотени,
В сиянье солнца, в вишенном цвету,
В пожаре роз, в игре морских течений —
Увидеть каждый может красоту.

Но вот мне слово провесень приснилось
Перед рассветом будничного дня —
Весны предтеча! И весна вселилась
Картиной дивной в спящего меня.

Снег побурел, дороги почернели,
По ним струятся ручейки, меж тем
У края луж грачи и галки сели
Разжиться, я сказал бы, черт-те чем.

Блестит солома. Воробьям раздолье, —
Разбрызганный кружок их тут как тут.
Счастливую благословляя долю,
Навозец конский воробьи клюют.

Дым стелется над самою землею,
Здесь запах хлеба, дома и тепла;
В раскисшей смеси снега с перегноем
Витая тропка на гору пошла.

Звон молотков над наковальней тает,
Шум голосов и крики на ветру;
Деревьев почки стынут, выжидают;
Заводит ворон с вороном игру.

Заглохли, в тишине стоят машины;
Еще светла заката полоса;
В затишье темном гогот смолк гусиный…
Всё это — первых вешних дней краса.

Лишь только жизнь пройдя большую,
Я смысл поэзии постиг,
Как ясность высшую такую,
Такую точность слов простых,

Когда ни вычурным подделкам,
Ни громким звонам пустоты
Нет места, как страстишкам мелким
В сердцах, которые чисты,

Когда эпитет бьет стрелою,
Пронзая цель, а не дробя,
Когда дорогою прямою
Ведут метафоры тебя,

Когда нежданное сравненье
Вдруг выплывает, как дельфин:
Ведь он не ведает сомненья,
Где появиться из глубин!

Слова — их краски и звучанье —
Подвластны мыслям быть должны,
А рифмы, как однополчане,
На бой идущие, верны.

Не смей свой парусник крылатый
Вести без компаса, поэт!..
Ты мореход, не соглядатай,
Так открывай весь белый свет.

Упрямы — эта птица и трава,
Трава и птица — обе так упрямы!
Где плуг прошел — там не растет ковыль,
Где вспахано — там не гнездится стрепет.
Чего б, казалось? Взрыхлена земля,
Распушена, удобрена умело —
Ну, чем не грунт, чтобы ковыль привольно
Мог вскинуть перья всех своих султанов
И разливаться ласковой волной
Под благодатным небом? А пшеница,
Отзеленев, желтеет здесь в июле, —
Ну, разве плохо место для гнезда,
Для беспокойных выводков летучих?

Казалось бы… А стрепет без оглядки
Летит подальше от таких полей,
Где пахарь или сеятель прошли
Хозяйскою походкой хоть однажды.
Казалось бы… А вот ковыль никак
В сад ботанический ты не заманишь,
Ну разве что с землею, с дерном вместе,
С пластом, в котором тоненькие корни

Искусно кружевами заплелись…
Не собираюсь выводов я делать,
Но убежден, что надо на земле
Отдельные участки сберегать,
Где мог бы стрепет вить свое гнездо,
Ковыль бы мог привольно серебриться.
И не одним ботаникам такие
Углы, и не зоологам нужны —
Но и поэтам… Ну, не всем, конечно,
А скажем, например таким, как я.

В любую сторону взгляни —
По всей стране стоят, стальные,
На зорях утренних они
Как журавли сторожевые.

Их много — крепких и больших,
Встречающих лучи восхода,—
Сама установила их
Рука советского народа.

Прилежным заняты трудом,
Они усталости не знают,
И всюду — созиданья гром,
И всюду в строй дома вступают,

Дома для этих вот людей,
Свои права завоевавших,
Дома для ласковых детей,
Неволи никогда не знавших.

И в самом деле, стерегут
Строительные краны эти
Наш мирный день и наш маршрут —
Дорогу нашу в даль столетий.

Пусть, упиваясь клеветой,
Враги неистовствуют снова, —
Наш каждый кран — как часовой
На страже века молодого!

Кукушки, грустя, куковали —
Щемящие душу слова!
В них весен минувших печали,
В них вялая шепчет трава.

Те лозы, что гнулись над нами
В те наши весенние дни,
Те робкие руки с цветами,—
Где ныне, где ныне они?

Где песни, что мы запевали?
Где счастье до слез, где оно?..
…Кукушки, грустя, куковали
Там — в плавнях далеких — давно…

Морозный, легкий искрится снежок,
Как будто прямо падает на сердце,
И как свое ты сердце б ни берег —
Оно остынет. Никуда не деться!

Теперь едва-едва могу понять,
Зачем я в юности покоя жаждал:
Реветь бы бурей, молнией блистать
Заставил бы я нынче миг мой каждый.

А снег идет. А голова в снегу.
И в грудь проник мороз. Всё стынет разом.
…За юный, безрассудный жар — могу
Швырнуть я прочь свой стариковский разум!

Как хорошо такому жить,
Кто не знавал печальной думы,
Чье сердце может не грустить
Весной от радостного шума!

Всё ясно на земле, всё так,
Как видят люди, не иначе;
Большая буква, малый знак —
Ему одно и то же значат.

Благоразумный человек,
Он даже не увидит, сонный,
Загадочного взмаха век
И взгляда синевы бездонной,

Заката с розовой пыльцой
И взлета неизвестной птицы,
И четкий стук в окно зимой
Ему средь ночи не приснится,

И на снегу чуть видный след,
Что за ночь вьюгой заметало,
И образ той, которой нет
И, может, вовсе не бывало…

Прошу вас, критики, простить,
Коль выглядит поэт угрюмым…
…Как горестно такому жить,
Кто не знавал печальной думы!