Алексей Апухтин - Стихотворения

Два сердца любящих и чающих ответа
Случайно встретились в пустыне черствой света,
Но долго робостью томилися они.
И вечной суетой наполненные дни,
И светской черни суд, без смысла, без пощады,
Им клали на пути тяжелые преграды;
И, словно нехотя, в тиши полей пустых
С рыданьем вырвалась святая тайна их.
С тех пор помчались дни, как сон волшебный, странный,
Преграды рушились, и близок день желанный,
Когда прекрасный сон не будет больше сном…

И ночи целые я думаю о нем,
Об этом близком дне… В тумане ожиданья
Грядущего еще не ясны очертанья,
И страстно допросить хочу я у судьбы:
Грозят ли им часы сомнений и борьбы,
Иль ждет их долгое, безоблачное счастье?
Душа моя полна тревоги и участья;
Порою злая мысль, подкравшись в тишине,
Змеиным языком нашептывает мне:
"Как ты смешон с твоим участием глубоким!
Умрешь ты, как и жил, скитальцем одиноким,
Ведь это счастие чужое, не твое!"
Горька мне эта мысль, но я гоню ее
И радуюсь тому, что счастие чужое
Мне счастья моего милей, дороже вдвое!

Увидя почерк мой. Вы, верно, удивитесь:
        Я никогда Вам не писал,
    Я и теперь не заслужу похвал,
        Но Вы за правду не сердитесь!
Письмо мое — упрек. От берегов Невы
    Один приятель пишет мне, что Вы
    Свое письмо распространили в свете.
Скажите — для чего? Ужели толки эти
        О том, что было так давно
        На дне души погребено,
    Вам кажутся уместны и приличны?
На вечере одном был ужин симпатичный,
        Там неизвестный мне толстяк
    Читал его на память, кое-как…
        И все потешилися вволю
      Над Вашим пламенным письмом!..
Потом обоих нас подвергнули контролю
(Чему способствовал отчасти самый дом).
    Две милые, пленительные дамы
    Хотели знать, кто я таков, притом
        Каким отвечу я письмом,
И все подробности интимной нашей драмы.
Прошу Вас довести до сведения их,
    Что я — бездушный эгоист, пожалуй,
    Но, в сущности, простой и добрый малый,
Что много глупостей наделал я больших
    Из одного минутного порыва…
А что касается до нашего разрыва —
Его хотели Вы. Иначе, видит Бог,
Я был бы и теперь у Ваших милых ног.

P.S.

        Прости мне тон письма небрежный:
        Его я начал в шуме дня.
Теперь все спит кругом, чарующий и нежный
    Твой образ кротко смотрит на меня!
О, брось твой душный  свет, забудь былое горе,
Приди, приди ко мне, прими былую  власть!
Здесь море ждет тебя, широкое, как страсть,
        И  страсть, широкая, как море.
Ты здесь найдешь опять все счастье прежних лет,
И ласки, и любовь, и даже то страданье,
Которое порой гнетет существованье,
Но без которого вся жизнь — бессвязный бред.

Ночь опустилась. Все тихо: ни криков, ни шума.
Дремлет царевич, гнетет его горькая дума:
"Боже, за что посылаешь мне эти стаданья?..
В путь я пустился с горячею жаждою знанья,
Новые страны увидеть и нравы чужие.
О, неужели в поля не вернусь я родные?
В родину милую весть роковая дошла ли?
Бедная мать убивается в жгучей печали,
Выдержит твердо отец, — но под строгой личиной
Все его сердце изноет безмолвной кручиной…
Ты мои помыслы видишь, о праведный Боже!
Зла никому я не сделал… За что же, за что же?..
Вот засыпает царевич в тревоге и горе,
Сон его сладко баюкает темное море…
Снится царевичу: тихо к его изголовью
Ангел склонился и шепчет с любовью:
"Юноша, Богом хранимый в далекой чужбине!
Больше, чем новые страны, увидел ты ныне,
Ты свою душу увидел в минуту невзгоды,
Мощью с судьбой ты померился в юные годы!
Ты увидал беспричинную злобу людскую…
Спи безмятежно! Я раны твои уврачую.
Все, что ты в жизни имел дорогого, святого,
Родину, счастье, семью — возвращу тебе снова.
Жизнь пред тобой расстилается в светлом просторе,
Ты поплывешь чрез иное — житейское море,
Много в нем места для подвигов смелых, свободны;
Много и мелей опасных, и камней подводных…
Я — твой хранитель, я буду незримо с тобою,
Белыми крыльями черные думы покрою".

Давно ль, ваш город проезжая,
Вошел я в старый, тихий дом
И, словно гость случайный рая,
Душою ожил в доме том!
    Давно ли кажется? А годы
С тех пор подкрались и прошли,
И часто, часто, в дни невзгоды,
Мне, светлым призраком вдали,
Являлась милая картина.
    Я помню: серенький денек,
По красным угольям камина
Перебегавший огонек,
И ваши пальцы, и узоры,
Рояль, рисунки, и цветы,
И разговоры, разговоры —
Плоды доверчивой мечты…
        И вот, опять под вашим кровом
        Сижу — печальный пилигрим…
Но — тем живым, горячим словом
Мы обменяться не спешим.
Мы, долго странствуя без цели,
Забыв, куда  и как идти,
Сказать не смею: постарели,
Но… утомились на пути.
А где же те, что жили вами,
Кем ваша жизнь была полна?
        С улыбкой горькою вы сами
        Их  перебрали имена:
Тот умер, вышла замуж  эта
И умерла — тому уж  год,
Тот изменил вам в вихре света,
Та — за границею живет…
Какой-то бурей дикой, жадной
Их уносило беспощадно,
И длинный ряд немых могил
Их милый образ заменил…
А наши думы и стремленья,
Надежды, чувства прежних лет?
Увы! От них пропал и след,
Как от миражей сновиденья…
Одне судьбой в архив сданы
И там гниют под слоем пыли,
Другие горем сожжены,
Те — нам, как люди, изменили…
       И мы задумались, молчим…
       Но нам — не тягостно молчанье,
       И изредка годам былым
       Роняем мы воспоминанье;
       Так иногда докучный гость,
       Чтоб разговор не замер сонный,
       Перед хозяйкой утомленной
       Роняет пошлость или злость.
И самый дом глядит построже,
Хоть изменился мало он:
Диваны, кресла — все в нем то же,
Но заперт наглухо балкон…
Тафтой задернута картина
И, как живой для нас упрек, —
По красным  угольям камина
Бежит и блещет огонек.

О, что за облако над Русью пролетело,
Какой тяжелый сон в пустеющих полях!
    Но жалость мощная проснулася в сердцах
    И через черный  год проходит нитью белой.
    К чему ж уныние? Зачем  бесплодный страх?
И хату бедняка, и царские палаты
Одним святым узлом связала эта нить:
И труженика дань, и креза дар богатый,
И тихий звук стиха, и музыки раскаты,
И лепту юношей, едва начавших жить.
Родник любви течет на дне души глубоком,
Как пылью, засорен житейской суетой…
Но туча пронеслась ненастьем и грозой, —
Родник бежит ручьем. Он вырвется потоком,
Он смоет сор и пыль широкою волной.

                      Ну, наконец, вы с нами, пан полковник,
                      А мы вас ждали, ждали…

                                               В Петербурге
                      Меня князь Зубов задержал.