Дмитрий Кленовский - Полное собрание стихотворений

Усталый ветер дал свою свирель фонтанам,
Что медленно поют в густой тени каштанов
Сегодня вечером. Под ними лето спит.
Его блестящий серп о жатве говорит,
Им не оконченной, и о созревшем хлебе.
Безмолвная луна взошла на ясном небе,
И, тенью белою склонясь у тихих вод,
Тростинки тонкие неслышно Нимфа рвет.
И я видал Тебя, одну из них, которой
Известно, как сомкнуть навстречу ночи скорой,
Чтоб тенью мирною рожденный день был тих,
Свирели серебро с зарею уст своих.

С тобой, любимая, вошедшей в сновиденья
Неясным обликом, что мог назваться б тенью,
Когда б уже во мне не умер голос твой,
Неразлучимые, всегда, везде со мной,
Родные, близкие, друг перед другом стоя,
Одно - с улыбкою, в слезах еще - другое,
И говорящие друг с другом в тишине, -
В сплетеньи дружных рук еще живут во мне
Желанье Смерти и желанье Счастья…
Свидетели, чью не избегну власть я,
Во сне и наяву они всегда за мной
Крадутся… И один из них стучит клюкой
По плитам сумрачным, что кроются цветами,
Как только лишь другой коснется их ногами.

Мой дом недалеко, за небольшим холмом.
Тростинки смотрятся в мой тихий водоем,
В час утра - голубой, и желтый - в час заката.
Задета заступом, светло звенит лопата.
День кончен трудовой, и заступ между плеч
Горит, как добрый и прохладный меч.
И капли светлые стекают с лейки мшистой.
Моя дремота - тот цветок душистый,
Которым в тишине сама собой она
За горечь или сладость названа.
Ложится тень. Тропа белеет меж кустами.
Деревья клонятся, тяжелые плодами.
Под гроздьями - лозы сгибается излом.
А осень уж вблизи, за небольшим холмом.
Она идет, и с ней придется над куртиной
Лопату с лейкою сменить серпом с корзиной,
И грозди срезывать, и стряхивать плоды,
И видеть в зеркале чернеющей воды
Спор ветра гневного с листами золотыми
И ласточки отлет, бегущей вслед за ними.

Я гнев твой догоню и гордость побежу:
В фонтан, поющий мне, в который я гляжу,
Улыбку глаз моих во встречном видя взоре,
Я руки опускал, а ноги вымыл в море,
И ветер мне лицо овеял, и я так
Спокоен, как заря, что победила мрак,
И чист ветрами, морем и фонтаном.
Я догоню тебя и гнев сломлю упрямый.
И, несмотря на медь твоих волос, на глаз
Надменность, пламя уст и грудь, что быть могла б
Достойным образцом для статуи Победы,
Все древние труды у ног моих изведав,
Певучей прялкою своей утомлена,
Рукой, узнавшею укол веретена,
Ты будешь на полу играть смиренно, днями,
Из яшмы разноцветными камнями.

Рука, коснувшись вас, как судорогой сжата,
О, вазы из оникса и агата,
В которых пепел свой таит любовь моя!
О, урны скорбные, что взвешиваю я,
Орнамент и узор улыбкой не встречая,
О, прошлое мое, с которым я вдыхаю
Все яды старые, чей сладостный бальзам
Воспоминание вливает в вены нам,
За каплей каплю медленно считая…
И только их одних с ним вместе ощущая,
Гляжу и вижу, там, в высоких окнах,
Тень кипариса черного на розах.

Я в круглом зеркале, лицом к лицу с собой,
Встречала, бронзовой гирляндой обвитой,
Смех радости моей и смех моей печали,
И так же я нашла ту, что мечты искали
В словах моих, в шагах по вянущим листам -
Во всем, что память повторяет нам
И тишина внушает нашей тени.
И вот уже опять меж бронзовых плетений
Моими же глядит в мои глаза она.
О, тайна странная - быть двое и одна,
Испуганная я с испуганною тою!
О, одиночество, где каждая одною
Была, и чтоб себя увидеть подошла,
И чтобы ближе быть одежды все сняла.
И знаю я теперь, Сестра фонтанов чистых
Улыбку навсегда моих очей лучистых,
Вокруг которых слава уж сплела
Гирлянду, что венком замкнется вкруг чела,
И стоя пред собой, познавшею другую,
Все дни мои судьбе как жертву приношу я.

Мой дом - он так же тих, как в те былые дни,
Когда желания и молодость мои
Его покинули, но вот и возвращенье
Мое уже зажгло сегодня лампу, тенью
Обрисовавшую мой образ близ меня,
Склоненный у камина без огня,
В раздумьи тягостном и без привета старым
Богам. Неверящий - я не взываю к ларам,
Во мне уж умерли улыбки ваших уст,
Богини, и очаг мой омертвелый пуст.
И знаю я, видав все страны в мире целом,
Что нимфа - женщина своим холодным телом,
Что фавны - маски лишь, которыми смешат
Нас карлики с копытами ослят,
А в день, когда в ладье я плыл навстречу пенью
Наяд, чья тихая судьба среди смятенья
Казалась мне такой желанною судьбой,
Я видел, как они кусались меж собой.

От жизни всей моей, от всей судьбы бездонной, -
Душистой связки трав, судьбою расплетенной,
Чья пыль и семена в годов грядущих тьму
Развеяны уже ветрами, - ничему
Не сохраниться здесь; и будущее лето
Не будет даже знать, кто был на ниве этой
Жнецом, которого сменяет жнец другой.
Другой! Которому уж осень под лозой
Тяжелый виноград румянит равнодушно,
Который, вечеру своей судьбы послушный.
Найдет среди травы, где лишь фонтан звенит,
Ту урну скорбную, где серый пепел спит,
Рукой, рассыпавшей его, не ощущенный,
Да флейты две, лежащие скрещенно
На маске восковой, чей взор угасший пуст
Со стершейся почти улыбкой тонких уст.

Жизнь розой алою до губ твоих дошла.
О, будь движеньем тем, чьей статуей была!
Цветы сплетаются на плитах пьедестала,
Заря улыбкою зажгла порыв металла,
И бронза, что твоим желает телом быть,
Светлеет. О, сойдем, восставшая, испить
К реке таинственной со светлыми струями!
Весна душистая воркует голубями
Вокруг того изображенья, в ком,
Съедаемом и ржавчиной и мхом,
Утомлена печалью жизни целой,
Судьба твоя себя запечатлела.
Но вот разрушено немое колдовство.
В движеньи трепетном порыва своего
Ты в упоении касаешься губами
Тех роз, что до тебя поднялись, с лепестками,
Которым жизнь сама свой алый цвет дает.
И вот ты просыпаешься, и вот
Встаешь и голубей к себе сзываешь скорых
Под звуки золотых свирелей, на которых
В тени душистой жизнь поет вдали
Губами цвета розовой зари.

В лиловом сумраке, за изгородью мшистой,
Где колкие шипы сменили цвет душистый,
Надменный, с факелом горящим и мечом,
Сегодня Гнев прошел, и вслед за ним, вдвоем,
Шли Гордость с Ненавистью, и, тропой одною,
Любовь, мне сделавшая знак рукою:
Я видел и я мог последовать за ней.
Звон медленных часов из комнаты моей
Сквозь дверь открытую мне слышен. Все чернее
Тень кипариса на песке аллеи;
И вся прохлада тихих вечеров
Пришла ко мне опять с благоуханьем мхов;
И думал я в тиши душистой и покорной
О флейте золотой моей и флейте черной
И о хрустальном кубке, чьи края
Фонтана серебрит студеная струя,
И видел вкруг себя все то, что так знакомо:
Аллею узкую, дверь маленького дома,
Однообразность жизни…, - и о том,
Что лишь любовь одна в мой не входила дом,
Я плакал, потому что даже флейты сами
Печальны иногда тому, кто вечерами
Идет в безмолвьи тех покинутых садов,
Где смолк фонтана плеск меж вянущих кустов.