Сборник - Мы все с планеты одной

Бодает шмель стекло
окна, гудит нервозно,
а солнце припекло
апрельское серьёзно.
Да так, что вся сирень
вот-вот и запылает,
и птичья дребедень
в саду не умолкает.
Ты помнишь, той весной
мы, прихватив гитару,
тропинкою лесной
шагали к Яузлару.[2]
Был солнечным апрель,
как ныне, неба алость,
и шустрая форель
по заводи металась.
Пусть время истекло,
но всё вернуть не поздно;
бодает шмель стекло
окна. Гудит нервозно…
И снова Яузлар
грохочет, вторя ритму
весны, и ожил дар
мой снова мыслить в рифму.
Слова спешат к словам
легко, почти играя,
нудьгу житейских драм
забыв и избегая.
Ты помнишь, крокус цвёл
средь бликов, звона, пятен,
весенний произвол
приятен всем, понятен.
Год пролетел, как миг,
успел открыть окно лишь,
я жизни суть постиг —
её не остановишь.

Сане Антонову и друзьям – подводным охотникам.
От Фороса в Батилиман
самый близкий путь – это водный.
Ломонос – из породы лиан —
земляничник оплёл мелкоплодный.
И поплыл я, минуя залив,
как фанатик подводного спорта,
подогретой водички залив
в «калипсо»[3], для тепла и комфорта.
Описательный сбавлю запал,
он в поэзии главный едва ли:
бьются волны у ласпинских скал
и несутся навстречу кефали.
Подстрелил сразу парочку влёт
и рулену, то бишь зеленуху,
на охоте мне часто везёт,
как друзья выражаются, – пруха!
Да не пруха, а точный расчёт,
глазомер и реакция зверя,
и, ныряя в таинственный грот,
в то, что вынырну, свято я верю.
О, какой там горбыль в темноте
и подвижки, как будто миражи,
передать ощущения те
не под силу поэзии даже.
Я всплываю, в глазах, как туман,
тает он, словно призрак холодный:
от Фороса в Батилиман
самый близкий путь – это водный.

Я сварю тебе черный кофе,
Рано утром, как только встану,
И скажу тебе: «Ты мой морфий,
Чудный мой и немножко странный».

Ты прошепчешь: «Моя панацея,
Ты бальзам и моя отрава,
Мой напиток, хмельной, бесценный,
На каких настоялся травах?»

«На медовых пчелиных сотах
И на лунных холодных росах,
Чтоб, как первый раз, был и сотый,
Чтоб мы счастливы были просто.

Я шептала деревьям тайну,
Соловьям о любви я пела
И в журчанье ручья случайно
Я подслушала, что хотела».

Солнце тонуло в облачной темени,
В краски пастельные кутался день.
Двор утопал в распустившейся зелени,
Маем лиловым пахла сирень.
Бабушкин дом мне подмигивал окнами,
В шляпе соломенной – как мальчуган.
С речки лягушки песнями мокрыми
Будто качали молочный туман.
День догорал, опустели все улочки.
– Внученька, поздно, пора уже в дом.
– Так хорошо у сирени, бабулечка,
Спать вы ложитесь, а я уж потом…
Бабушка это диво весеннее
В дом заманила и меня позвала.
Чудо – постель вся цветами усеяна,
Принцесса ее чтобы сладко спала.
И воскресает время от времени
Миг тот из детства, умчавшийся прочь,
С запахом свежей душистой сирени,
С чудными снами лиловая ночь.

Мерцает огонек в распахнутом окошке.
– Привет тебе, мой друг, от старой черной кошки.
Не ждал меня? Забыл? А… вспоминал немножко…
И даже сожалел, переживал о крошке…
В компании скучал своей сиамской Мурки?
Ушла с другим котом? Ну почему – придурком?
Он в марте лучше пел ночные серенады?
Ну почему вдруг выл? Нет, что ты? Я не рада.
Хотя чуть-чуть теплей в моем кошачьем теле…
Да нет, я просто так. Чего бы я хотела?
Нальешь мне молока? Спасибо, уж хлебнула…
А что это за шерсть там, в уголке, под стулом?
А, просто на часок соседка заходила?
Да ты, смотрю, гурман! Она и впрямь – шиншилла?
Ревную? Вовсе нет. Сердечко? Нет, не сжалось.
Живешь совсем один? Какая, право, жалость.

Так заведи себе морскую свинку… крысу…
Вернуться? А зачем мне старый сфинкс и лысый?
Обиделся, Мейн-кун? Да ладно, не хотела…
Любовь? Да как-то так… Уже переболела…

И снова рыжая девица
С палитрой, красками в руках
С природой вместе веселится —
Проводит кистью по кустам:
«Тебе, красавица-рябина,
Дарю я желтый сарафан,
А твоим гроздьям – цвет рубина
Зимой на радость снегирям.
Лимонно-желтую рубаху
Оденет братец твой кизил.
Физалис, а тебе, скромняга,
Чтобы поярче нам светил,
Фонарики зажгу я рыжим».
Багряно-красный барбарис
Вдруг станет ярким и бесстыжим —
Смущенно вспыхнет вишни лист.
Зеленым, желтым и багряным
Смутил осину яркий клен.
Столетний дуб вдруг стал румяным:
Он в иву нежную влюблен.
Смеётся рыжая девица!
Кружится листьев хоровод.
Метёт хвостом в лесу лисица.
Умылся лапой рыжий кот.

А между нами выросла стена.
Она прозрачна, только холодна.
Обиды наши превратились в лед,
Стена не тает – выше все растет.
Заложен был в фундаменте обман
(Видны его следы то тут, то там),
Из недоверия – отличный первый ряд,
На нем сомнения неплохо так стоят.
А дальше стройка по-стахановски пошла!
В «Строй-маркете» она себе нашла
Упреки, слезы, злость, скандалы…
Стена так быстро вырастала:
Презренье, боль, тоска, обиды
И примирение для вида…
Что за окошко в ледяной стене?
Кто подмигнул сейчас тебе и мне?
– Любовь, – тоскливо дал ты мне ответ.
– Глупец. В такой стене ей места нет.

Не печалься, когда я уйду.
Я вернусь пышной розой в саду
Или скромной ромашкой в лугу…
Ты поверь, я вовсе не лгу.
Распущусь белым цветом в пруду,
Иль в ладони росой упаду;
Я заплачу дождем под окном,
Где мы были когда-то вдвоем;
Прижмусь страстно листочком к стеклу,
Прошепчу, что тебя я люблю;
Постучусь ночью градом к тебе,
Чтоб тебя известить о беде;
Как смогу, я ее отведу —
Вишней сломанной я упаду.
…проросту, зацвету…
…вновь и вновь…
Воскрешать меня будет любовь.

Жил тигрёнок в зоопарке,
Получал всегда подарки.
Приносили ему гости
Мясо, колбасу и кости…
Закатился в клетку мяч,
И раздался детский плач.
Тигр понюхал, носом пнул,
Лапою его толкнул.
Футболистом стал тигрёнок
И, как маленький ребёнок,
Мячиком стал забавляться.
Детки – весело смеяться!

Он лютует, беспощаден,
Весь во льдах, до снега жаден.
Снегом сыплет он колючим,
Мокрым, рыхлым и сыпучим.
Ветрогоном завывает,
Дни последние считает.
Глубоко Февраль промерз.
Подбородок щиплет, нос.
Подарил Февраль себе
Встречу с мартом —
Быть Весне.
Наступает Март на пятки
Торопливо, без оглядки.
Забавляет Март лучами,
И капель бежит ручьями,
Спрячется опять за тучу,
И Февраль поднимет бучу.
Обнажив деревья дерзко,
Цвет менять Февраль стал резко.
Сливы сбросили вуаль,
Жимолость цветет, миндаль.
Март спешит, Февраль смеётся,
Подружиться ведь придется.
Будем год Февраль мы ждать,
С Январем придет опять.

В лес пошли мы за грибами,
Жулька увязалась с нами.
Разошлись мы кто куда,
Только нет грибов – беда!
Вдруг раздался Жулькин лай —…
Вот грибы! Здесь собирай!
Все грибы, что на поляне
В туесок легли к Светлане.
По тропинкам, под пенёчком
И под деревом, под кочкой
Поискали, побродили,…
Видно, мы не там ходили.
Рядом в кустиках Лосиха
Притаилась мирно, тихо.
Жулька лаем залилась,
И Лосиха унеслась.
Мы грибов ещё собрали
И по лесу погуляли.
Нам Лосихи не забыть,
Чаще будем в лес ходить.