Василий Сумбатов - Прозрачная тьма: Собрание стихотворений

Побольше смеха и привета,
Побольше песен! –
И станет каждый день воскресен
И полон света.

Пусть наша жизнь полна ненастья,
Пусть сумрак зыбок, –
Побольше ласковых улыбок,
И будет счастье!

Боже! Владыка земных моих дней!
Праздности скучной, унынья тоскливого,
Высокомерия властолюбивого,
Суетных, праздных, безумных речей
Ты мне не дай в этой жизни моей!

Дух же любви и покой целомудрия,
Силу терпения, смиренномудрия
Светоч, что гонит греховную тьму,
Ты ниспошли мне, рабу Твоему.

Царь и Господь! дай душе моей зрения,
Чтобы мне видеть мои согрешения,
Чтобы мне братьев моих не судить,
Чтобы вовек, воссылая моления,
Имя Твое пресвятое хвалить!

Закат угас. Тиха земля,
И гладь небес полна покоя,
И отдохнувшие от зноя
Лепечут нежно тополя.

Молюсь под лепет тополей
Я у небесного подножья:
О, голубая риза Божья!
Мне мир и радость в душу влей!

Я слаб и немощен душой,
Мне тяжко жить в земной печали;
Раздвинь безоблачные дали,
Где вечен радостный покой!

Здесь нет простора для мечты,
Здесь дни тоскливы и убоги;
О, допусти меня в чертоги
Своей надзвездной красоты!

Земные знанья мне тесны;
Дай мне войти в сады незнанья,
И пусть в божественном молчаньи
Цветут мои благие сны!

Цветами расписал мороз стекло в окне,
Работать мне темней, но лепестки так чисты,
Нежны, как аметист, и, как опал, огнисты,
Что в этот миг они дороже света мне.
Как грустно знать вперед, что в солнечном огне
Растает этот сад, где листья так лучисты,
Что пошлое стекло заменит аметисты,
Как злая явь мечту, расцветшую во сне!

Порой растут в мечтах цветы воспоминанья;
Тревожат нас они, и жизнь от них трудней,
Но дороги всегда душе их очертанья,
И часто грустно нам, что проза шумных дней
Сменяет сны, где всё красивей и нежней –
И горе, и нужда, и даже гнет страданья.

Наша жизнь на свете – книга голубая,
Книга голубая с множеством листов.
Много в ней видений лучезарных рая,
Много адски диких и позорных снов.

Есть с пятном кровавым, есть в грязи страницы,
Есть совсем пустые, есть и все в цветах,
На одних мечтанья блещут, как зарницы,
На других всё тонет в траурных тонах.

Вся без переплета, – гробовые доски
Будут переплетом ей, когда умрем;
Все равны страницы, все обрезы плоски,
И растет поэма жизни с каждым днем.

Вырвать хоть страницу, вычеркнуть хоть слово
В книге мы не можем: власти нет над ней,
Начинать в ней запись невозможно снова:
В Вечность отошедших не вернуть нам дней!

Будто кто-то Старший молвил людям-детям:
Книгой не балуйся! Записей не тронь!..
Мы конца не знаем в жизни книгам этим,
Если не бросаем сами их в огонь!

Не в тяжком грохоте громов,
Не в блеске молний дикой бури, –
Господь явился мне в лазури,
В благоухании цветов.

И, райским отблеском согрет,
С хвалою я склонился долу,
Внимая дивному глаголу,
В котором цвел Надежды свет.

«Я – Радость, Ласка и Покой! –
Так рек Господь: Я – всепрощенье;
Я всем скорбящим утешенье
И свет Любви несу с Собой!

Я добр и милостив ко всем,
Любовью всех люблю одною,
Виновных нет передо Мною, –
Не прогневить Меня ничем!

И злым, и добрым Я внемлю,
Ко всем равно Мое участье;
Греха нет в мире; есть несчастье,
И о несчастных Я скорблю!

Всего Начало и Конец,
Я – не властитель над рабами, –
Людскими правлю я сердцами,
Как Добрый Пастырь и Отец!

Мне ближе радости цветы –
Улыбок свет и смех веселый,
Чем фимиамов дым тяжелый,
Поклоны, свечи и посты!

Надеждой пусть, а не тоской
Земные теплятся лампады,
Пусть из кадильницы отрады
Ко Мне струится смех людской!

Пусть знают все, что близок срок,
Когда на души всех скорбящих,
Звеня лучами струй живящих,
Прольется Радости поток!..»

Так рек Господь, и я постиг
Душой отверстой Откровенье,
И светлой Радости волненье
Меня объяло в этот миг.

С тех пор, согрет живым огнем,
Святых надежд вкушая сладость,
Ищу я всюду в жизни Радость
И нахожу ее во всем!

Лук согнут мощною рукою,
И тетива звучит струной,
И вот – крылатою стрелою
Пронизан воздуха покой.

Так вдохновение сгибает
Души поэта лук живой
И с тетивы ума спускает
Стихи певучею стрелой.

Из вороненой стали пистолет…
Могильный холод спит в его мерцаньи;
В нем семь смертей таятся в ожиданьи,
Что вот кому-нибудь наскучит свет.
О, многим скучен свет, но силы нет
Расстаться с ним, хоть в горе и страданьи
Проходит жизнь в безрадостном мельканьи
Туманных дней, однообразных лет…

Боимся ль мы Судьи услышать глас,
Надежды ль нас поддерживают крылья,
Но мы цепляемся за каждый час
Бегущей жизни, вянем от усилья,
Как будто смерти ночь страшней для нас,
Чем наши дни – дни злобы и насилья!

В мечтах о новой, лучшей доле
Я на закате шел один
И вдруг на маковое поле
Набрел среди немых равнин.

В игре с закатными лучами
Резвился ветер меж цветов,
Рябя кровавыми волнами
Мильоны алых лепестков.

И я затих в немом волненье
Перед цветочною волной, –
Мне показалось в то мгновенье,
Что море крови предо мной…

Я думал: если б возвратила
Земля всю кровь, что пролилась
С начала мира, – что бы было?
Что было б в этот страшный час?

И я увидел: кровь плеснула,
И масляниста, и тепла,
И всё живое захлестнула,
И землю в пурпур облекла.

Леса смывались и селенья,
Тонули горы, города,
И с кровью в бешеном волненье
Морей мешалася вода…

Ища для волн своих простора,
Кровь прибывала с каждым днем,
И вся земля покрылась скоро
Морями крови, как огнем,

И, рдея, словно под пожаром,
Бросая зарево в эфир,
Неслась меж звезд кровавым шаром,
Пятная кровью Божий мир…

Да, страшен сон, страшно виденье,
Но всё ж действительность страшней;
Война – досель не преступленье,
Она царит до наших дней,

И льется кровь людей волною,
Как и века назад лилась,
И где-нибудь струей живою,
Быть может, льется и сейчас.

В пустыне жизненной глубоких три колодца:
Колодец Мудрости, где влага так темна,
Колодец Радости, где свет из струек льется,
Колодец Горести, где муть стоит до дна.

Колодца Мудрости достичь не всем дается,
А кто достиг его – тот уст не освежит:
Чем больше черпаешь из этого колодца,
Тем жажда яростней пылает и томит.

К колодцу радости напрасно люди рвутся, –
Закрыли путь к нему им Зависть и Вражда,
Немногие уста до струй его коснутся,
В колодце Радости без пользы спит вода.

К колодцу Горести дорога всем открыта,
Горька вода его, но жажда так сильна,
Что люди пьют ее, и жизнь их тьмой обвита,
И жизнь их горестью безбрежною полна.