Владимир Корвин-Пиотровский - Поздний гость. Стихотворения и поэмы

Ты болен, да? Ты бредишь в лихорадке?
Молчи, молчи… Гляди в глаза мне прямо…
Иль ты убил и вправду? Говори,
О, отвечай же, Каин, Каин!

Каин.
Так, это он, но только без печати.
И верь — он так спокоен, что сам Бог
Завидовать ему на небе может.
Да, Каин я. Но сердце не зовет
Раскаянья, не молит о пощаде.
Мой путь суров, но ясен до конца:
Пересеку спокойно и неспешно
Широкие пустыни, и когда
В предсмертный час шаги отяжелеют, —
Без жалобы я лягу на песок.
Лишь лунный свет, холодный и бездушный,
Осеребрит зыбучие пути
И оживит кочующие тени…
И будет всё безмолвно, и никто
Моей ладони плачем не согреет.

И я могла любить его когда-то…
О, Господи, мой Боже! Сотвори,
Чтоб это стало только сном минувшим!
Что хочешь ты? Какую гору мук
На плечи мне еще свалить задумал?

Хочу любви, твоей любви, Мария.

Да, да, возьми и выпей эту душу!

И ты меня не ненавидишь?

Ужас
Убил во мне и ненависть и злобу —
О, что мой мрак перед такою ночью?
О, что мой плач перед таким страданьем?
Что боль моя перед таким признаньем —

Послушай-ка, ты думал ли случайно,
Что насморк с пылью особливо дружен?
Я до рожденья как-то был простужен
И склонен к насморку необычайно.
Поверишь ли, едва возьму метелку,
Лишь прикоснусь к обоям иль ковру, —
И вмиг в носу зачешется без толку,
И словно черт откроет там дыру.
Тут я уже одно спасенье знаю:
Что мочи есть сморкаюсь и чихаю.

У нашего аптекаря я видел
Претонкие духи; рискни, пожалуй,
Когда придется выбивать ковры,
Слегка попрыскать снадобьем под носом.

Ты думаешь?

А отчего бы нет?
Сам принц Филипп их покупать изволил, —
Да с той поры, как черт его попутал
На гнусное злодейство, весь запас
Непроданным остался на прилавке.

Так полагаешь ты, что в самом деле
Наш дорогой малютка государь
Зарезан был подосланным от принца?

Ну, вот еще! Своими же ушами
Я слышал, как хрипел Иеремия,
Что именно Филипп его послал
И дал приказ ужасный, и в награду
Четыре бочки золота сулил.

Четыре бочки! Кто бы мог подумать,
Что у злодея столько лишних денег.

Глупец. По-твоему, корона вздор?
Ну, подведи-ка счет такой короне,
Как наша.

Гм, ты, может быть, и прав,
И я бы сесть на трон не отказался.

За чем же стало? Благо у тебя
Есть чем сидеть, и на два трона хватит.
Но только помни, для такой игры
Еще бы несколько голов в запасе
Иметь не худо. Добрый наш король
Особый взгляд на этот счет имеет
И шулера всегда обрить сумеет.
Уж сам Филипп, на что играл отлично,
В конце концов обрит до плеч публично.
А за него ль прилежно день и ночь
Светлейшая Мария не просила?
И что ж? Пока он держит банк в могиле,
Здесь по ночам обыгрывают дочь.

Ты всё смеешься. Это потому,
Что у тебя на грош воображенья.
Чуть что — сейчас на плаху, иль в тюрьму,
Иль на галеры, иль куда в сраженье.
Я не терплю всех этих «но» и «если», —
Эх, посижу хоть в королевском кресле.
(Садится)
Послушай, право же, недурно. Мягко.
И голова в каком-то просветленье…
Подай-ка мне подушку для спины.

Каков болван! Лишь задом прикоснулся
К величию, а мнит себя великим.
Да я тебя…

Тсс… Онемей. Король…

Что, мыши, шепчетесь? Метете щели?
Шпионите? Всё нюхаете жадно,
Не пахнет ли где падалью подгнившей?
Кыш, прочь, долой, бесовское отродье!

Везде, везде шушукаются, жмутся,
Услужливо заглядывают в мысли
И, преданно цепляясь за колени,
Готовы все царапины и раны
У короля по-песьи зализать.
Куда бежать от верности такой?
Весь воздух вкруг проклеен тусклым взглядом,
Почтительно грязнящим исподлобья.
Король… Раздетая душа, что каждый,
Благоговейно локоть засучив,
Нечистым пальцем тянется потрогать…
О, скучно жить, когда и преступленье
Не смеет быть самим собой под солнцем.
Что мне осталось в этом заточенье,
Где жертвы даже ласковы со мной?
Мария! Легкое зерно под ветром,
Ты, что должна бы это сердце резать
Прикосновеньем каждым, каждым словом, —
И ты лишь сон, бесшумная Мария.

Ты звал меня? А я, как раз, случайно
По лестнице спускалась и тотчас
Услышала твой голос.

Нет, иди,
Почудилось тебе, должно быть.

Правда?
Ты так давно со мною не бываешь, —
А без тебя мне как-то неспокойно,
И хочется всё думать и грустить,
И хочется, чтоб ты опять со мною
Был ласковым и добрым, как когда-то.

Я очень ласков. Только не сегодня,
Я несвободен. Вечером, быть может.

Так ты придешь? Ты не забудешь? Нет?
О, Господи, я целый день мечтала
И всё ходила мимо этой двери…
Ты хмуришься? Прости меня, я скоро,
Я ухожу. Я знаю, я болтлива,
Но так давно не видела тебя —

И ненависть погасла в этих стенах,
И самый бред рассудком обескровлен…
Порой не прочь мы ухо преклонить,
Чтоб выслушать скрипучие обиды
Своих глухих душевных тайников, —
Но я во всем одни удачи знаю,
И ни обид, ни даже огорчений
Заботливый судья не отпустил
На долю мне.
Убийственный отпор
Готовил я для Бога и людей.
Я, как пружину, волю закалял,
Чтоб отпустить ее в лицо преградам;
И вот она разжалась. Но кругом
Лишь пустота податливо качнулась.
Всё напряженье, весь закал и мощь,
И натиск мой — погибли бесполезно.
Так ощупью по лестнице бредет
Слепой, и вдруг, не рассчитав ступеней,
Еще одну перешагнуть готовый,
Срывается и падает, нежданно
Ступив на гладко вымощенный пол…

Простите, государь.

А дни проходят…
Душа молчит, покорно дремлет совесть,
И только мысль, как каторжник, томится.
Как некий зодчий, на песке зыбучем
Она бесплодные вопросы строит
И разрушает легким мановеньем
Руки нетерпеливой. И опять
Возводит к небу шаткие подпорки.
Но небо пусто. Старый Бог уснул.
Иль глух. Иль нем. Иль умер незаметно.

Он только ждет.

Ты знаешь?
(Быстро оборачивается)
Кто здесь? Что?
Ах, это вы.