Владимир Корвин-Пиотровский - Поздний гость. Стихотворения и поэмы

Ну-с, милый принц. Я выжал на досуге
Такой софизм из ваших поучений,
Клянусь Венерой… Впрочем, где же он?
Ага, должно быть, там, у ангелочка
В опочивальне. Вот же, я недаром
Всегда твердил, на каждом перекрестке,
Что у бедняги сердце золотое:
Червонец. Даже два червонца. Что?
Я не скуплюсь. Он добр — я щедр.
Мы квиты.

Ты просто стар и глуп, Иеремия,
И даже шутки умной не способен
Хоть вызубрить, как школьник, наизусть.
Суди нас Бог, — но, кажется, тебе
Пора бы о душе подумать толком.

Нам ум не чужд. Но глупость лишь одна
Назло уму назойливо умна.
Недурно, что? Вы завтра же Филиппу
Такую точно шутку сочините.
Ведь принц Филипп — Лукулл-от-каламбура,
И, может быть, светлейшая Мария
Рукоплескать вам станет за экспромт?
Красавица давно неравнодушна
К моим орехам в вашей скорлупе…
Однако? Ваша милость будто маску
Переменить успели? Вот потеха!
На вас лица нет — Правда, — вы бледны,
И даже губы криво посинели.
Иль мне мерещится. Великий Боже!
Ваш лоб в крови… Возможно ли? И руки…
Чья эта кровь?

Твоя, твоя, несчастный.

О, умираю!

Стража, гей, на помощь!
Сюда, ко мне!

Предательство, измена!
Король убит. Настигнутый убийца
Еще хрипит. Подосланный Филиппом,
Он это имя с кровью изрыгает…
Вы слышите? К оружию, к отмщенью!

Что он сказал? Король уже в соборе?
Идет сюда?

Здесь, хоть убей, не слышно.
Поверите ль? Я три часа стою,
Но с каждым часом новые подходят
И норовят, без правил и без чести,
Протиснуться на первые места.

Да, нечего сказать, хорош обычай, —
Ни к возрасту теперь, ни к положенью
Весь этот сброд не знает уваженья.

Послушайте, куда вас прет нечистый?
Вы этак мне все юбки оборвете!

Ну, тетка, не греши, скажи спасибо, —
Когда еще найдешь ты лучший случай
Товар лицом народу показать?

Каким лицом? Небось, у ней двойник!

Молчи, щенок. Ты, кажется, забыл,
Что тот двойник тебе родня отчасти?
Давно ли ты прыщом, мошенник, был
У матушки на этой самой части?
Эй, говорю, закройся, постыдись,
Хоть при честном народе не зудись.

Так, так его. От этих цеховых
Одно лишь зло для мертвых и живых.

Заткни фонтан. И как не стыдно, право,
В подобный час, и на виду собора…

Тсс… говорят…

Ты сам бы помолчал.

Внимание, внимание! Герольд!

…И совершив обряд коронованья,
Его величество, король, изволит
В знак милости явиться пред народом.

Король, король!

Да здравствует король!

Благодарю, мой доблестный народ.

Господь и долг мне ныне возложили
На голову священную корону
И с нею бремя королевской власти.
В жестокий час сердечных испытаний
Я унаследовал бразды правленья.
Еще ни разу летопись злодейств
Не омрачалась горшим преступленьем…
Но Бог помог злодея обнаружить, —
Раскаяньем и муками томим,
Подосланный убийца перед смертью
Успел назвать другое имя. Вы
Уж знаете, кто истинный виновник.
Вы знаете, кто злобному шуту
Вложил кинжал в дряхлеющие пальцы,
Чтоб с помощью кощунственного сброда
Насильственно престолом овладеть.
Филипп, Филипп! Когда-нибудь Господь
За эту кровь младенческую взыщет…
Но скорбь — отцу, а государю — долг, —
Помолимся ж, чтоб праведный судья
Наставил нас на подвиг управленья
И претворил отцовскую печаль
В веселье подданных. И пусть отныне
Мне будет сыном добрый мой народ.

Защиты, милосердья, государь!

Мария, ты ль? Зачем ты здесь?

Пощады
Невинному!

Невинному? Но разве
В моей стране закон уже бессилен?

Что знаю я? Отец мой осужден
И может быть убит, и нет законов,
Которые смягчили б палача.

Увы, дитя. Есть страшные пределы,
Где и любовь от ужаса немеет.
Но знаешь ли, подумала ли ты,
Каким злодейством совесть запятнал
Тот, за кого ты просишь в ослепленьи?
Кто, долг презрев, и родину, и Бога,
И честь свою, и свой высокий сан,
Дерзнул поднять свой меч на государя,
На короля, помазанного Богом,
Чей нежный возраст мог бы укротить
И каменное сердце василиска.

О, это смерть жестокие слова
Вам, государь, тихонько подсказала!
Из милости, из состраданья к горю
Несчастнейшей из дочерей, которой
Уже и слез для плача не хватает,
Оставьте мне надежду в подаянье.
Когда б хоть тень, хоть призрак подозренья
В душе моей могли отца коснуться, —
Я первая б злодея осудила.
Но мне ли сердца близкого не знать,
Чей каждый стук я слышу и теперь,
Едва к земле в печали припаду?
Все помыслы его и все заботы,
Все радости его я с детства знала…
И он был зол? Когда я каждый волос,
И каждую седину в волосах,
И каждую морщину и примету
На лбу его могу пересчитать,
Закрыв глаза, на память, без ошибки?
Что я должна еще сказать? Быть может,
Улики ненависть изобрела, —
Ведь часто червь предательства и зла
Сверлит плоды и тайно корни гложет.
Быть может, он — лишь жертва клеветы,
Что подметает праведным дорогу,
Быть может, судьи были слишком строги
И не хотели видеть правоты.
Не вы ль ему все тайны доверяли
И вознесли на высшую ступень?

И тем черней змеиная измена.
Закон и суд убийце предоставил
Все способы и средства к оправданью, —
И что ж? Вина сама себя сгубила.
Где голос тот, который произнес
Хоть звук один в защиту злодеянья?
Где голос тот, который громко скажет,
Что принц Филипп достоин милосердья?

Смерть, смерть ему!