Галактион Табидзе - Стихотворения

У Черного моря воздвигнуто стройное зданье,
Фонтаны и клумбы разбросаны зодчим по склонам.
Сады разморило, подходит пора созреванья —
Банан и айва поднимаются рядом с лимоном.

Страда полевая. Рабочие руки проворны.
Машины грохочут. И в сено вонзаются вилы.
На пользу земле — созидания труд плодотворный.
В народе моем пробудились могучие силы.

Быть может, художник панно расстелил по долине,
У солнца похитив оттенки горячего света?
Поля изобильны, и небо прозрачное сине,
Пшеница под ветром колеблется, зноем согрета.

Воздушное облако тенью скользит по оградам.
Над зданием небо опущено синею чашей.
И, мрамор украсив, блестит над высоким фасадом
Сияющий герб возрожденной республики нашей.

О герб величавый, ты нашим сердцам драгоценен!
И молот и серп обрамляют колосья литые
Под алой звездою. И нам улыбается Ленин
С фронтона, который согрели лучи золотые.

О милая Грузия, вечно любимая нами!
Мы скоро отпразднуем славное двадцатилетье
Со дня, когда здесь запылало багряное знамя
И новая жизнь началась на багряном рассвете.

Пунцовый закат догорает над знойною нивой,
Ущелья покрыты руном золотистым и алым,
Как будто художник раскинул рукой прихотливой
Сплетение трав и цветов по воздушным порталам.

Родина, сердце заботой тревожа,
Мысль о тебе неразлучна со мной.
Лишь о тебе помышляет герой
В смертный свой час: «Ты всего мне дороже!»

Ветер осенний пронижет до дрожи,
Встретит буранами зимняя ночь:
Всё для Отчизны смогу превозмочь,
Преданным быть ей — всего мне дороже.

Скоро нам день улыбнется погожий,
Черная полночь падет на врагов.
Воин сражаться за это готов:
«Наша победа всего мне дороже!»

Силу великую множа и множа,
Славы и доблести воинской край —
Знаменем алым, Отчизна, сияй!
Родина, сердцу всего ты дороже!

Стрелы языческих солнечных гимнов
И колыбельная нежная вязь,
Звуки, однажды, родясь и погибнув,
В камне воскресли, навек отзовясь.

Если скала сорвалась и упала,
Грохот обвала безмолвствует в ней.
Эхо Эллады — обломок тимпана.
Гул Вавилона. И ветр Пиреней…

Тяжко-прямые рельефы Египта,
Индии сладостные вензеля
Соединила певуче и гибко
В чистом орнаменте наша земля.

Туфы Болниси, туманны и сини,
Давних небес берегут колорит.
О позабытой отчизне — доныне
Желтый песчаник душе говорит.

Камень — поэма, и врезана в гнейсы
Линией пламенной наша душа.
О современник, ожгись — обогрейся —
Слушай — гляди — замерев — не дыша…

Камушек серый в карман гимнастерки
Перед атакою спрятал боец —
Малую крепость, где строгий и зоркий
Древнегрузинский прошелся резец.

Всё как было: и восходы солнца и закаты,
На заре вечерней горы пламенем объяты.
Звезды полночью мерцают, их пути избиты —
Не меняются веками звездные орбиты.
И луна плывет всё той же голубой дорогой,
Серебром скользит по лугу, по горе отлогой.
Ветер прилетел с Арагвы, и над спящим полем
Вдруг повеяло прохладой, бодростью, привольем.
Забродили в небе тучи, заиграло пламя.
Оросило в полночь травы теплыми дождями.
Всколыхнулись, освежились молодые ивы.
И цветов коснулся ветер буйный и ревнивый,
Веет голубой пыльцою, сеет опыленье,
Предвкушая сладость, завязь, таинство рожденья.
О, любовь, залог бессмертья, радость и страданье,
Настоящего с грядущим связь и созиданье…
Но огнем охвачен Запад, — там раскаты боя,
Зори мрачные пылают над людской судьбою.
Реет полосой багровой, полыхает пламя
Над бойцом, одушевленным смелыми мечтами.
Слышит он родного края пылкие призывы,
В страшном урагане битвы слышит мин разрывы.
Он проходит путь тяжелый вместе с храброй ратью,
От врагов освобождая землю пядь за пядью.
Нет, не сломит недруг наше молодое племя.
Настоящее с грядущим нитью вяжет время.
Юношу волнуют думы… буйствуют пожары…
Вышли все спасать отчизну — молодой и старый.

Куре и Арагве ты родич по крови,
Ты хмуришь леса, как нависшие брови.

Ты что-то бормочешь, ты стонешь сердито,
От гуннов, от варваров ищешь защиты.

И, видя страны своей опустошенье,
Ты гулом своим поднимаешь на мщенье.

Но близко весеннее солнце победы,
И буря разгонит несчастья и беды.

Под грозной волны небывалым размахом
Рассеются гунны, охвачены страхом.

И вторят бурливому гневу народа
Дробящие камень днепровские воды.

Утром я подошел не спеша к санаторию.
Золотили окрестность молодые лучи.
Пел рожок пастуха, разливаясь в предгорье,
Так естественно, словно журчали ключи.

Словно вкопанный встал я средь старого сада
И не мог насмотреться на прелесть вокруг,
Всею грудью вдыхал золотую прохладу —
Духом сена дышал свежескошенный луг.

В этой местности я не нашел перемены.
Радость в сердце как прежде… И вдруг в этот миг
Вижу: девочка прямо по свежему сену
Подбегает ко мне, огибая цветник.

Для нее на деревьях чирикают птицы,
Светит солнце и цвесть не устали цветы.
Для нее защищают родные границы
Пограничников сторожевые посты.

Вот она — воплощенье надежд наших смелых,
За нее умереть я готов был не раз!
Вот она предо мной в своем фартучке белом
И не сводит с меня вопрошающих глаз.

Что напомнила мне она чем-то знакомым?
Чьи черты? Или замысел? Или мечту?
Ночь и свист соловья за беседкой и домом?
Вековые садовые липы в цвету?

Нет, не мысль, не видение этот ребенок…
Но тогда — чем близка эта девочка мне?
Точно я пробудился и вижу спросонок
То, что только пред этим я видел во сне!

Где? Когда? Почему, если тут не ошибка,
Сколько я эту мысль от себя не гони,
Так мне родственны эти глаза и улыбка,
Так глаза мне и губы ребенка сродни!

Как мне памятны этих движений порывы!
Где я лоб этот видел, и щеки, и рот?
Отчего этой девочки вид шаловливый
Что-то смутное в памяти воссоздает?

«Ты откуда? Из здешних?» — спросил я ребенка.
— «Нет, мы только приехали в эти края,
Мы из дальних, — ответила девочка звонко. —
Старший врач санатория — мама моя.

Я давно сирота. Я отца потеряла.
Это был, говорят, настоящий храбрец.
Как на фронте дела? — не смущаясь нимало,
Вопрошает она. — Вы ведь тоже боец?

Вижу — орден на вас… Значит, вы воевали?
Значит, вы, как отец мой, такой же герой?
Вы ж в семнадцатом тоже народ защищали?
Может, вместе застал вас и сорок второй?

Он тогда и погиб. Ведь в аду том кромешном
Нелегко было счастье для нас отстоять!»
— «Как фамилия ваша?» — спросил я поспешно,
Но ответа она не успела мне дать.

На газоны ложилось заката сиянье,
Погружая окрестности в сумрак вокруг.
Незнакомая женщина вышла из зданья,
С главной двери откинувши крюк.

«Вот и мать моя», — вымолвила горделиво
Девочка, переглянувшись со мной.
Я поклон незнакомке отвесил учтиво.
«Мама, видишь, к нам новый приехал больной».

«Хорошо. Погуляй, пока солнце не скрылось».
Но на детском лице показалась печаль…
Против воли приказу она подчинилась,
Ей беседу со мной прерывать было жаль.

И с какой-то подавленною досадой
На меня поглядела девчурка в упор:
«Нам, не правда ли, так расставаться не надо?
Мы ведь с вами продолжим потом разговор?»

Я кивнул ей, и маленькая фигурка
Вмиг умчалась, весеннего ветра резвей.
«Вы уже подружились с моею дочуркой? —
Мать спросила. — Все в мире приятели ей».

Мать, как дочь, улыбнулась улыбкой минутной,
Что-то давнее в памяти вновь возродив…
Я ловил ощущения эти, как смутный,
И забытый, и некогда близкий мотив.

Сердцем вник я в звучанье былого напева
И в погоне за былью, угасшей давно,
Вдруг припомнилось всё, и воскликнул я: «Ева!»
А она: «Мне Элгуджу увидеть дано!»

Крепко руку друг другу пожали. «Я рада.
Я врачом здесь. Меня пощадила судьба…» —
В это время девчурка с букетом из сада
Стала, к нам подбежав, у дверного столба.

«Вы спросили, как звали отца. Я вам тут же
Собиралась сказать, да ушла, не могла.
Но теперь я могу. Папу звали Элгуджей…»
А Казбек ослеплял белизною чела…