Иван Никитин - Сочинения
Неслась, как вихрь... "Дружней!
вот так!.."
И свистом покрывался звук жалейки,
И пол от топота гудел,
И прыгал стол, и прыгали скамейки...
Ребенок слушал и смотрел.
И брань отца была ему больнее,
Когда домой он приходил,
И уголок родной глядел скучнее,
И он бог весть о чем грустил.
3
Прошли года. И на дворе и в поле
Тарас работник хоть куда,
И головы не клонит в темной доле
Ни перед кем и никогда.
Чуть мироед на бедняка наляжет,
Тарас уж тут. Глаза блестят,
Лицо бледнеет... "Ты не трогай! - скажет.
Не бей лежачих! Не велят!"
- "Ты кто такой?." И меряет главами
Нахала с головы до ног.
Отец махнет с досадою руками:
"Несдобровать тебе, сынок!
Подрежут крылья!.. Так оно бывает..."
Надвинет шапку и пойдет,
И в кабаке до ночи пропадает:
Домой насилу добредет.
"Ну, кто тут? Эй! жена, зажги лучину!
Я шапку пропил... да! смотри!
Весь век работал... ну, пора и сыну
Работать... черт вас побери!
Весь век пахал... все нищий... Что ж работа?
Вестимо, так. И хлеб и квас
Мы всё добудем! Важная забота!
Нуг пьян... Никто мне не указ!.."
И в уголок свои деньжонки спрячет,
Забудет, - и давай искать;
Кричит: "Разбой!" - и охает и плачет:
"Ты вора Тарас! не смей молчать!
Ты вор! будь проклят! сохни, как лучина!.."
Стоит, ни слова сын в ответ;
В его глазах угрюмая кручина,
В его лице кровинки нет.
Сидит на лавке бедная старушка,
Лицо слезами облито.
И так печальна тесная избушка,
Что не глядел бы ни на что...
Уж рассветает. Тучки краской алой
Покрыты. Закраснелся пруд,
И весело над кровлей обветшалой
Певуньи-ласточки снуют.
Вдали туман редеет над лугами.
Вот слышны резкий скрип ворот
И голос бабы: "Поезжай межами,
Там перелеском путь пойдет..."
"Эхма! уж день!" Тарас тряхнет кудрями:
Hys видно, после, мол, поспишь...
И вот с сохою едет он полями;
Дорога - скатерть, в поле - тишь;
Над лесом солнце золотом сверкает,
И птичка в вышине поет,
Звенит, поет и устали не знает...
И парень песню заведет.
И грустно, грустно эта песня льется.
Он едет лугом - будит луг,
Поедет лесом - темный лес проснется
И с ним поет, как старый друг.
Заря погасла. Кончена работа.
Уснуть бы, кажется, пора,
Да спать-то парню не дает забота,
Коней ведет он со двора
Поить... И шляпу набекрень наденет,
Ворота настежь распахнет,
По улице, посвистывая, едет,
А за углом - подруга ждет.
Кругом безлюдно. Тепел летний вечер.
Река при месяце блестит.
И знает только перелетный Beiepj
Что парень с милой говорит.
Печальна жизнь. Печальна с милой встреча:
Она поникла головой,
В ответ на ласки не находит речи;
Стоит и парень сам не свой.
"Я сам не рад, голубка дорогая!
Как мне жениться на тебе?
Свяжу тебя, свяжу себя, родная...
Гнезда не вить уж мне себе.
Мне тесно тут. Не связывай мне воли.
Авось придут иные дни.
А сгину где, без счастья и без доли,
Меня хоть ты-то не кляни!.."
- "На муку, верно, - отвечает голос,
Да на печаль я рождена,
И пропаду, что одинокий колос,
И все молчать, молчать должна!
Отец и мать мне попрекнут тобою,
Там замуж... чахни от тоски!
И всем-то будет воля надо мною
До гробовой моей доски!.."
- "Не быть тому! Добьюсь до красной ноли!
Не стать мне силы занимать...
И будешь ты и в радости, и в холе,
И в неге век свой вековать".
4
Блестят, мерцают звезды над полями.
Соседа грязная изба
Чуть не битком набита косарями;
В избе веселая гульба.
Дым тютюна1 жара... Весь в саже черной
Ночник мигает над столом,
Трещит. И ходит по рукам проворно
Стакан* наполненный вином.
Поют и пляшут косари степные,
Кафтаны сброшены с их плечЛ
Растрепаны их кудри молодые,.
Смела размашистая речь.
Тарас сидит угрюмый и печальный.
Он друга пб сердцу сыскал
И про свою любовь к сторонке дальней
И про тоску порассказал.
"Эх, курица! - товарищ крикнул громко.
Тебе ль лететь в далекий путь!
Связался тут с какою-то девчонкой.
Боишься крыльями махнуть!
Гулял бы ты, как я, сокол, гуляю:
Три года на Дону прожил,
Теперь на Волгу лыжи направляю,
Про дом и думать позабыл".
И долго говорил косарь кудрявый,
И все хвалил степей простор,
Красу казачек, косарей забавы,
И песней кончил разговор.
Тарас вскочил. Лицо его горело.
"Так здравствуй ты, чужая даль!
Ну, - в степь так в степь! Все сердце
изболело.
Вина! Запьем свою печаль!"
И взял он паспорт, помолился богу.
И отдал старикам поклон:
Благословите, мол, родные, на дорогу,
Так, значит, надобно: закон.
Старик кричал, - ничто не помогало,
И плюнул наконец со зла.
Старушка к сыну на плечо припала
И оторваться не могла.
"Касатик мой! мой голубь сизокрылый!
Господь тебя да сбережет...
Заел тебя, заел отец постылый,
Да и меня-то в гроб кладет".
- "Возьми-ка с горя об стену разбейся,
Сказал ей муж. - Вишь, обнялись!
Ступай, сынок! ступай, как вихорь, Beficflj
Как вихорь, по свету кружись!.."
5
И, распростясь с родимыми полями,
Взяв только косу со двора,
Пошел Тарас с котомкой за плечами
Искать и счастья и добра.
Одна заря сменялася другою,
За темной ночью день вставал f
Все шел косарь, все дальше за собою
Поля родные оставлял.
Порой, усталый, на траву приляжет,
Горячий пот с лица отрет,
Ремни котомки кожаной развяжет
И скудный завтрак свой начнет.
На нем от пыли платье почернело,
В клочках подошвы сапогов3
Лицо его от солнца загорело,
Но как он весел и здоров!
Идет мой парень, а над ним порою
Иль журавлей кружится цепь,
Иль пролетают облака толпою,
И вот он углубился в степь.
"O, господи! Что ж это за раздолье!
А глушь-то... степь да небеса!
Трава, цветы - уж правда, тут приволье,
Краса, что рай земной, краса!"
Меж тем трава клонилась, поднималась,
Ей ветер кудри завивал,
По этим кудрям тень переливалась
И яркий луч перебегал.
Средь изумрудной зелени, как глазки,
Цветы глядели тут и там,
По ним играли радужные краски,
И кланялись цветы цветам.
И голоса, без умолку звучали!
Жужжанье, песни, трескотня
Со всех сторон неслись и утопали
В сиянье солнечного дня.
Смеркается, - и говор затихаем
Край неба в полыми горите
Ночь темная украдкой подступает,.
Степной травы не пробудит.
Зажглась звезда. Зажглось их много- мнoго,
И месяц в сумраке блестит,
И сноп лучей воздушною дорогой
Идет - и в глубь реки глядит.
Все стихло, спит. Но степь как будто
дышит,
В дремоте звуки издает!
Вот где-то свист далекий ухо слышит,
И, кажется, чумак поет.
Редеют тени, звезды пропадают,
В огне несутся облака
И, медленно редея, померкают.
Трава задвигалась слегка.
Светло. Вспорхнула птичка. Солнце встало.
Степь тонет в золотбм огне.
И снова все запело, зазвучало
И на земле и в вышине...
Вот в стороне станица показалась,
Стеклом воды отражена,
Сидит на берегу; вся увенчалась
Садами темными она.
По зелени некошеной равнины
Рассыпался табун коней.
Безлюдье, тишь. Холмов одни вершины
Оглядывают ширь степей.
Вошел Тарас в станицу и дивится:
Казачка, в пестром колпаке,
На скакуне ему навстречу мчится
С баклагой круглою в руке.
Желтеют гумна. Домики нарядно
Глядят из зелени садов.
Вот спит казак под тенью виноградной,
И как румян он и здоров!
Ни грязных баб в понявах подоткнутых,
Ни лиц не видно испитых,
И нет тут нищих бледных, необуть,
Калек и с чашками слепых...
Как раз мой парень подоспел к покосу.
Нанялся скоро в косари.
"Ну, в добрый час!" И наточил он косу
При свете утренней зари.
Кипи, работа! В шляпе да в рубахе
Идет, махает он косой;
Коса сверкает, и при каждом взмахе
Трава ложится полосой.
Там в вышине орел иль кречет вьется,
Иль туча крылья развернет,
И темный вихорь мимо пронесется,
Тарас и косит, и поет...
Стога растут. Покос к концу подходит,
Степь засыпает в тишине
И на сердце, нагая, грусть наводит...
Косарь не рад своей казне.
