Генрих Гейне - Стихотворения. Поэмы. Проза

Как пеликан, тебя питал
Я кровью собственной охотно,
Ты ж в благодарность поднесла
Полынь и желчь мне беззаботно.

И вовсе не желая зла:
Минутной прихоти послушна,
К несчастью, ты была всегда
Беспамятна и равнодушна.

Прощай! Не замечаешь ты,
Что плачу я, что в сердце злоба…
Ах, дурочка! Дай бог тебе
Жить ветрено, шутя, до гроба.

Земные страсти, что горят нетленно,
Куда идут, когда в земле мы сгнили?
Они идут туда, где раньше были,
Где ждет их, окаянных, жар геенны.

Я чашу страсти осушил.
Всю до последнего глотка,
Она, как пунш из коньяка,
Нас горячит, лишая сил.

Тогда я, трезвость восхваляя,
Отдался дружбе — мир страстям
Она несет, как чашка чаю
Отраду теплую кишкам.

Где последний час покоя
Рок усталому пошлет?
Там, на юге, в пальмах, в зное,
Иль средь лип, у рейнских вод?

Буду ль я зарыт в пустыне
Равнодушною рукой
Иль у скал, где море сине,
Опущусь в песок сырой?

Все равно! Везде отрадой
Будет свод небесный мне
И надгробною лампадой —
Эти звезды в вышине.

На небе полная луна,
И тихо шепчет море;
Опять душа моя грустна,
И в сердце тяжесть горя.

Я вспомнил песни старины
О городах забытых,
На дне морском, средь глубины,
Водой навеки скрытых.

Молитвы там, на дне, и звон,
Но это не поможет:
Кто был однажды погребен,
Восстать уже не может.

На волнах месяц кроткий
Горит то там, то тут.
В качающейся лодке
Любовники мирно гребут.

«О, как бледна ты стала,
Возлюбленная моя!»
«Любимый, я плеск услыхала,
Нас догоняет ладья».

«Попробуем вплавь, дорогая,
Возлюбленная моя!»
«Любимый, отец, проклиная,
Догонит, чувствую я».

«Держи лишь голову выше,
Возлюбленная моя!»
«Любимый, о, горе, ты слышишь,
Все глубже нас тянет струя».

«Сковал нас холод ужасный,
Возлюбленная моя!»
«Любимый, и смерть прекрасна,
Когда с тобою я».

Изменница Луиза
Пришла; нежны ее речи.
Сидит бедняга Ульрих,
Чуть светятся тусклые свечи.

И ластится и шутит,
Развеселить желая:
«Мой бог, как ты изменился,
Где смех твой, не понимаю!»

И ластится и шутит,
Присела возле постели:
«Мой бог, как эти руки
Замерзли и похудели!»

И ластится и шутит —
И вдруг поднялась в печали:
«Мой бог, смотри-ка, — кудри
Твои как пепел стали!»

Сидит бедняга Ульрих,
В нем сердце порваться готово.
Целует злую Луизу,
Не говоря ни слова.

«Друг сосед, прошу прощенья:
Ведь у ведьмы есть уменье
Превращать себя в зверей,
Чтобы мучить тем людей.

Ваша кошка — мне жена,
Знаю это точно я:
Пахнет, скачет, мордой тычет,
Лапки моет и мурлычет».

Сосед с соседкою в ответ:
«Бери ее, нам дела нет».
Дворовый пес: «Вау, вау!»
Мяучит кошка: «Мяу!»

Ликуешь! — Ты думаешь, Плантагенет,
У нас ни малейшей надежды нет!
А все потому, что нашлась могила,
Где имя «Артур» написано было!

Артур не умер, не скрыла земля
Холодным саваном труп короля.
Вчера следил я, глазам не веря,
Как он, живехонек, поднял зверя.

На нем зеленый парчовый наряд;
Смеются губы, глаза горят;
На гордых конях, по тропам дубровы
За ним летели друзья-звероловы.

Его рога заглушают гром:
Трара! Трара! — рокочет кругом.
Чудесные гулы, волшебные громы
Сынам Корнуэля милы и знакомы.

Они говорят: «Не пришла пора,
Но она придет — трара! трара!
И король Артур своему народу,
Прогнав норманнов, вернет свободу».

А я гусаров как люблю,
Люблю их очень, право!
И синих и желтых, все равно —
Цвет не меняет нрава.

А гренадеров я как люблю,
Ах, бравые гренадеры!
Мне рекрут люб и ветеран,
Солдаты и офицеры.

Кавалерист ли, артиллерист, —
Люблю их всех безразлично;
Да и в пехоте немало ночей
Я поспала отлично.

Люблю, я немца, француза люблю,
Голландца, румына, грека;
Мне люб испанец, чех и швед, —
Люблю я в них человека.

Что мне до его отечества, что
До веры его? Ну, словом, —
Мне люб и дорог человек,
Лишь был бы он здоровым.

Отечество и религия — вздор,
Ведь это — только платья!
Долой все чехлы! Нагого, как есть,
Хочу человека обнять я.

Я — человек, человечеству я
Вся отдаюсь без отказу.
Могу отметить мелом долг
Тем, кто не платит сразу.

Палатка с веселым венком — моя
Походная лавчонка…
Кого угощу мальвазией
Из нового бочонка?

Остерегись холодных слов,
Когда о помощи в борьбе
Взывает юноша к тебе;
Быть может, — это сын богов.

Его ты встретишь на пути
В его триумфа гордый час,
И осужденья строгих глаз
Не сможешь ты перенести.

Сквозь щели ветр ночной свистит,
А на чердачном ложе
Две бедных тени улеглись;
Их лица — кости да кожа.

Первая бедная тень говорит:
«Меня обойми рукою,
Ко рту моему прижми свой рот,
Хочу согреться тобою».

Вторая бедная тень говорит:
«Когда я гляжу в твои очи,
Скрывается голод, и бедность, и боль,
И холод этой ночи».

Целовались они, рыдали они,
Друг другу руки сжимали,
Смеялись порой, даже спели раз,
И вот под конец замолчали.

Наутро с комиссаром пришел
Лекарь, который, пощупав
Пульс, на месте установил
Отсутствие жизни у трупов.

«Полый желудок, — он пояснил, —
Вместе с диетою строгой
Здесь дали летальный исход, — верней,
Приблизили намного.

Всегда при морозах, — прибавил он, —
Нужно топить жилище
До теплоты и вообще
Питаться здоровой пищей».