Роберт Рождественский - Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Кижи
Да,
сначала было
слово!..
Зоревая позолота
облетела с небосклона.
И звучало слово
так:
«Мы – отсюда.
Мы – карелы.
Мы тонули.
Мы горели.
Мы
до старости
старели.
Нас
не купишь за пятак.
Камни пашем.
Камни сеем.
Сердце тешим
горьким зельем,
рыбою
да хлебом серым, —
так
от века суждено.
Ну, а если в землю канем,
нас укроют
тем же камнем,
тем же самым
серым камнем.
Нас укроют.
Как зерно…»
Час настал.
Зерно упало.
Запахом земли пропахло.
Не сопрело.
Не пропало.
И вздыхая тяжело,
продиралось сквозь каменья,
говорило:
«Я сумею!..»
повторяло:
«Я сумею!..»
И сумело.
И взошло.
Не березкой кособокой,
не цветочком беззаботным,
а взошло оно
собором
возле медленной воды.
Он стоял легко и крупно.
К облакам вздымаясь круто,
купола
светились кругло,
будто спелые плоды.
Был легендой он и благом.
Так стоял,
как будто плавал.
Так звенел,
как будто плакал
(словно плакала душа).
Он стоял,
сравнясь с зарею,
над холодною землею
деревянной чешуею,
будто листьями,
шурша.
Он покачивался плавно,
многостенно,
многоглаво, —
ширь —
налево и направо!
Щуки плещутся в тиши…
Он стоял,
слезу роняя,
мир
собою заполняя,
в землю уходя
корнями…
Так и выросли
Кижи.
На Юсовой горе
Могила И.А. Федосовой до сих пор не найдена. Знают только, что знаменитая народная сказительница похоронена в Заонежье на кладбище села Кузаранда.
Возле озера
сгнила оградка тесова.
На горе́ —
деревянных крестов разнобой…
Спой,
Ирина Андреевна,
свет-Федосо́ва!
Про крестьян Олонецкой губернии
спой.
Спой про них и за них.
За могутных,
за рыжих,
за умельцев,
уставших от долгих трудов,
за больных бурлаков,
за гундосых ярыжек,
за обиженных свекром и боженькой
вдов.
За прозрачных старух,
за детишек в коросте,
за добытчиков леса
на тропах кривых…
Ты, Аринушка,
выскажи их безголосье.
Пособи сиротинам.
Уважь горемык.
Научи их словам,
дай им собственный голос,
тем, которые, —
ежели полночь страшна, —
медяком похваляясь,
в беде хорохорясь,
по-звериному
воют над чаркой вина…
Ты спаси их.
Спаси от извечной напасти.
Ты их выпрями,
выправь,
людьми назови.
Ведь не зря по России —
все Спасы да Спасы.
На Терпении Спас.
На Слезах.
На Крови…
Ты начни причитанье тихонько.
Особо.
Неторопко.
Нежданно, как дождь в январе.
Спой,
Ирина Андреевна,
свет-Федосо́ва!
Спой, как в детстве,
на Юсовой скорбной горе…
Впереди у тебя —
одинокая старость,
и могила,
ушедшая в небытие…
Лишь бы песня
осталась.
Лишь бы правда
осталась.
Лишь бы дело
осталось.
Твое и мое.
Росстани
Северное название
для перекрестков
ро́сстани.
Росстани —
расставания,
сизых туманов роздыми.
Сонных озер свечение,
жажды моей утоление.
Росстани —
разлучения.
Росстани —
отдаление…
Росстани!
Полночь морозная
охнула
и пропала!
Вымахнувшие розвальни,
лошади
в клубах пара!
Черные,
как супостаты, —
вдаль
по белому полю…
(Где это было, кстати?
Жалко,
что я не помню…)
Десять шагов
до росстани.
Столько же —
до расставания…
Звезд
голубые россыпи
вздрагивали, позванивая.
Слушая ветры добрые,
гладя березы нежно,
я проходил
сквозь долгие
росстани
Заонежья.
Зная, что в ливнях
росных, —
то электронно,
то ветхо, —
все мы живем
на росстанях,
на сквозняковых росстанях,
на бесконечных росстанях
невозмутимого
века.
Банный день
Прямо над Онегою —
десять
бань…
Таз эмалированный —
будто барабан!
Десять потрясений,
десять заварух,
десять раз:
«Ох, ты-ы!..»
десять раз:
«У-у-ух!..»
Десять раз – холодно,
десять – горячо,
десять раз
веником —
через плечо!
Простуда не в простуду,
беда не в беду!
Десять поминаний
черта в аду!..
Десять долгих выдохов:
«Кончено…
Предел…»
Десять обновленных,
распаренных тел…
А через дорогу —
десять
домов.
Над печными трубами —
десять дымов.
Десять хозяюшек
угодить хотят,
булки-налетушки
в масле бухтят…
Десять аккуратных
стираных рубах.
Десять папиросок
мерцают в зубах.
Десять откровений:
«Жар неплохой…»
Десять ложек
тянутся
за ухой.
Десять перепутанных
прядей волос.
Десять капель белого:
«Чтоб спалось!..»
А уха навариста,
уха – янтарь.
От нее не запах —
сплошной нектар!..
Десять лбов наморщенных.
Десять умов.
Сто стаканов чая
на десять домов!..
Ночь.
Отдохновение.
Тишина.
Десять ультиматумов:
«Спать, жена!..»
…И такое озеро
за окном —
десять океанов
поместится
в нем!
И такой дурманище
от земли, —
даже в бане
веники
расцвели.
«Мы стоим перед Кижским собором одни…»
Мы стоим перед Кижским собором
одни.
Мы стоим,
пересчитывая купола.
И не верим еще,
что прекрасны они
тою силой,
что их воедино свела.
Богатырское племя.
Дружина.
Семья.
Им —
земля тесновата.
И небо —
мало…
Мне везло
на дороги.
Но больше
везло
на друзей настоящих,
И ежели я
проиграю
с какой-нибудь пулею
спор,
упаду
на ладонь потемневшей травы,
встанут
други мои.
Будто Кижский собор.
Над могилой склонив
двадцать две головы.
«Подробности ищу, подробности…»
Подробности ищу,
подробности.
Ищу,
не сознавая риска.
В неповторимости,
в негромкости
того, что снова повторится.
Мне эта жизнь по нраву.
По́ сердцу.
Лес
белизною разрисован.
И в нем подробности
топорщатся
ладошками
небритых сосен…
Синицы спорят не по-зимнему.
И опрокидывает в лето
летящая
вкось по осиннику
подробность
беличьего следа…
И влагой —
пряною и душною —
вдруг отзовется мгла лесная…
О том, что было,
я не думаю.
Того, что будет,
я не знаю.
Я только ощущаю запахи
весны
и завтрашних ромашек…
Зрачки ворон
блестят, как запонки.
Дверями
магазины машут…
Пусть изгибается
и стелется,
и гладит сизый лед
поземка, —
на март
дорога не надеется,
бежит из города позорно.
Без сожаления,
без адреса,
без остановок —
через,
через…
А в колеях —
воды на четверть.
И солнца —
на четыре августа.
«Линия»
