Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Мы правнуки Персея, к Андромеде
Несет крылатый конь безумных нас,
Неугасимый светит нам Парнас
Всем ужасом космических комедий.

Медузы кровь блуждает в нашем бреде,
И каменеют дни от наших глаз,
И зорь тускнеет розовый атлас,
И золото светил мутнее меди.

Мы в жадной памяти как в кладовой
Храним вселенский хлам, и бури вой,
И клочья туч, и мертвый блеск жемчужин.

В пустынный час восстания и бед
Мы вспоминаем всё, и свят, и нужен
Не нужный никому наш звонкий бред.

Разбухла от наследия Кучума
Большая деревянная Москва.
Едва стерпела царствованья два, –
В чухонский мох Петра упала дума.

И обросли гранитом острова,
И парус взвыл, и вспухли ребра трюма, –
Ты русскую Венецию угрюмо
Воспитывала, мутная Нева.

Твои поэты падали от славы,
Твои хищный герб распластанный безглавый
Звездой окровавленной блещет мне.

Опять Московия, но в ковкой дрожи
Мне купола стеклянного дороже
Твой медный конь на каменной волне.

Согнулись коренастые титаны,
Вцепились пальцами в утес крутой,
И он взлетел над мрачной пустотой,
Зажженный мощью, мощью неустанной.

В планету он расцвел, моря и страны
На нем сверкнули свежей пестротой,
Качнулись тени на планете той
Под тяжестью лучей из тьмы пространной.

И время мировое пролилось,
И треугольными рогами лось
Зеленый сумрак рощ продрал, кровавясь.

И в синях бездн как пурпур стал коралл,
И твердь зажглась, и в плод созрела завязь.
Брат человека в мире умирал.

На башне ночи звездный циферблат
Показывает времена и числа,
Пустых Весов застыло коромысло,
И меркнет ненасытный блеск Плеяд.

Капризные кометы шевелят
Хвостами, вечность скислась и повисла
Как путь для нас, мы гости Гостомысла,
Мы володеть пришли, наш взор крылат.

Мы севера крутая Финикия,
Из дерева чудовища морские
У нас приделаны к носам челнов,

Мы горные торжественные кряжи
Покинули для ваших валунов,
Мы вас оттачиваем по-варяжьи.

Как попугай породы какаду
Пестреет век, свободным нареченный,
И вождь, и литератор, и ученый
Кричат бессмысленно: иду, иду.

И за оградой в голубом чаду,
Бледнея и краснея как пионы,
Блуждают молчаливо чемпионы,
Свой ход обдумывая на ходу.

Я верю в каменную вечность мата,
Земля не будет как сейчас лохмата,
Как мрамор будет лысая земля.

Стрела умрет нетронутой в колчане,
Ни слон, ни конь не рассекут поля,
Вничью сыграют сумрак и молчанье.

Вы рыжей тяжестью грозите странам всем,
Вы позвоночник свой коричневый и серый
Стеной косматою воздвигли, Кордильеры,
Над миром пламенным вопросов и поэм.

Константинополь как разграбленный гарем,
В Берлине – Дауэс, в Париже спят химеры,
Американские построят инженеры
Запруду длинную и отведут Голфстрем.

Ты, дочь воздушная далекой Финикии,
Забудешь мягкие объятия морские,
Узнаешь белого морозного быка.

С корыстью золотой на ледяной орбите
Размерные твои плечистые бока
В порфиру грубую закутает Юпитер.

Не трав изнеженных оранжерея
Мой ствол вскормила влагой тепловой,
Ямбической качаюсь я листвой,
Отряхивая редкий блеск хорея.

В пространстве лютом головою рея,
Бурана времени я слышу вой,
Мгновенья захлебнулся рот кривой
В тысячелетии гиперборея.

О, хвоя вечности, ты никогда
Не осыпаешься, крепка звезда,
Привинченная к полюсу льдяному.

Лишь хрупкий золотой метеорит
Слетит на радость карлику и гному
И мотыльком в пустынной мгле сгорит.

Не верю в предсказание погоды,
Что послезавтра будет нам тепло
И весело в небесное стекло
Окунутся крылатые народы.

Нам пел давно пророк длиннобородый,
Что грянет час, исчезнет в мире зло, –
Но не одно столетие прошло,
И вновь текут и нас уносят годы.

А я пою и несказанно рад,
Что в мире увядает виноград.
Как хорошо, что вас, антициклоны,

Не обуздала узкая узда,
Без правил дуете, и непреклонны
Веселые седые холода.

Был голос дан и флейтам и валторнам,
И вытянулись бледные смычки,
Высокий человек волной руки
Миры толкал в дыму нерукотворном.

Плясала музыка, огонь над горном,
Ковался меч Моцартовской тоски,
У человека крикнули зрачки,
Он всем оркестром выстрелил в упор нам.

И полный зал дыханье затаил,
И холод звуков, звуков, не могил,
Впивали мы, не люди и не звери.

Немая вечность, свежая как лед,
С глазами ядовитыми Сальери
Свершала в наших душах свой полет.

Оранжевое солнце без лучей,
В морозе город скрючился алмазном,
Клубится воздух розовым соблазном
И синий снег и крепче и звончей.

Кто город выдумал, приказчик чей
Раскрыл свой переполненный лабаз нам,
Нам утонувшим в ритме непролазном,
Ворочающим гущу рифмачей.

О, мы, кто быстрым светом фейерверка
Ломает метр, кто рифму исковеркал,
Кто с прозой породнился наконец.

И выделяется из прочих граждан
Походкою стремительной гонец,
Которому как истина мираж дан.

У нас теперь земля кудрявый вертоград,
Утихли племена, и почва по-марксистски
Всем поровну родит лиловый виноград
И виноградины длиннее чем сосиски.

Менефты, Цезари, Людовики, Франциски,
В песчаном золоте почивший маскарад,
Мы предъявили вам таинственные иски,
Сухие мертвецы, наполнившие ад.

Вы в масках золотых, народ вы все коронный.
У нас из золота удобнейшие троны,
На них поденщики сидят как короли.

На этих королях порфиры из мочалы…
Лишь ваш веселый прах, сияющий в пыли,
Для песни черпает пиита одичалый.

Как Илион пылал со всех сторон
Огромный Рим, от пламени пернатый,
Валились равнодушные пенаты,
Бесплатно их переправлял Харон.

В скоте и людях был велик урон,
Красноречиво зарево сената.
В ту ночь я цвел, и с башни Мецената
Я пел себя, лирический Нерон.

Я слово подымал как меч убийца,
Мне было весело глазами впиться,
О, розовая ночь, в плеча твои.

Развратный снился мне Приам и некий
Могучий жрец в объятии змеи,
Я Лакоона пел в тиши Сенеки.