Евгений Плужник - Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

В песке валяясь посреди двора,
Едва заметный глазу черепочек
Подал свой голос. Этот голосочек
Могла подслушать только детвора.

Из дырочки, не больше, чем от шила,
Лилася песенка. Среди людей
Немногим было знать, какая в ней
Таилась удивительная сила.

Спросили в школе: что за черепок?
В учебниках о нем — ни сном ни духом.
И даже музыкант с тончайшим слухом,
Увы, ни звука услыхать не смог.

Взял Ларион — он голубей как раз
Прогуливал предзвездною порою,—
Приставил к уху — брызнул свет из глаз,
Как будто песенка, что в мир лилась,
Его сильней роднила с высотою.

Так было, видимо, во все века:
Для тех, кто в окруженье ежедневном
Мог слышать глас пустого черепка,
Весь мир звучит органом сладкопевным.

Снят урожай и убран весь в амбары
И погреба. Лишь ворохи стеблей
Чернеют там и сям. Все холодней
День ото дня. Из сумрачного яра
Уж прелью тянет. Птиц не слышен свист —
Отпелись, отлетались на просторе,
И клены, словно мачты в бурном море,
Качаются, с ветвей роняя лист.

Чернеет поле, влажное, нагое,
А в роще обнаженной у реки
Такой унылый, долгий гул, такое
Полноголосье ветра и тоски.
И вечером, желанною порой,
Не встретишь тут затишье и покой
От ветра. Всё — от дуба до березки —
Сопротивляется, кряхтит по-стариковски,
Поклоны бьет неведомо кому.
Грай воронья, что копоть от пожара,
Вверху кружится хаотично, шало —
Спешит сквозь заревую полутьму
В густые заросли. Садятся друг за дружкой
На ветви, чтоб средь ясеней, ракит
Дождаться дня, пока земля-старушка
Еще виток вокруг оси свершит.

Там выпали дожди…
А тут — пески холмами;
Над гиблыми хлебами —
Иссохшими губами:
— Где выпали дожди?

Мечтали в сенокос:
— Не повторись Поволжье[17].
Ничто уж не поможет,
Коль не прольется дождик,
Мечтали в сенокос.

— Коммуну, агронома —
На эти бы поля! —
И слушает земля.
Народ шумит, моля:
— Коммуну, агронома!

А солнце мечет стрелы.
И люди говорят:
— Эх, яровые, — зря!
Горят поля, горят,
А солнце мечет стрелы.

Не минут нас века
И дни не обойдут,—
И радугой встают,
В коммуну верный путь

Проложат нам века.
— Где выпали дожди? —
Лежат пески холмами…
Под знойными ветрами
Хлеба взывают сами:
— О где же вы, дожди?

Секретарь-девчоночка,
Как тебя любили мы!
Где ты, комсомолочка,
За снегами синими?

Школа. Две акации…
Как тебе работалось!
Речи. Агитация —
За весну и молодость.

Шла к станку с подругами…
А теперь, не верится,—
Там, где за яругами
Вихри да метелица.

Лампочка не светится,
Веет с поля холодом,
Ты одна там, сверстница,—
Лекторша из города.

Без тебя здесь трудно нам,
Ветвь от корня знатного,—
От завода трубного,
От це́ха прокатного.

Секретарь-девчоночка,
Как тебя любили мы!
Где ты, комсомолочка,
За снегами синими?

Где туман,
               где туман,
                                где туман,
Где метелица вьюжит снега…
Где резвился Махно-атаман,
На земле, повидавшей врага,
Поднимается ввысь великан —
Солнцестан.
Солнце, встань!
Над землей, где поля и луга,
Поднимайся в небесный экран,
Всколыхни берега,
Солнцестан!
Как жар-птица из детского сна,
Воскрылил синий свет автогенный,
Подняла трудовая страна
Образ светлой борьбы —
Образ Ленина.
А ветра, понизовья ветра
Лишь касаются глыбы бетонной.
Поднимаются волны, пора,
Закипают днепровские волны.
Где туман,
                где туман,
                               где туман,
Где метелица, вьюга, снега,—
Озаряются горы, луга,
Облака — кромка синих небес.
И лучится эпохи великой экран —
Солнцестан —
Днепрогэс!

— На незабудь мне подари левкои,—
Идя в поход, любовь свою просил,—
А встретит злая пуля меня в поле —
Тебя, тебя лишь вспомнить хватит сил.

Тебя, тебя в тиши звенящей вспомню,
Сквозь бури, мрак, я знаю, ты придешь;
Повеет нежностью, и станет вдруг легко мне:
Мостов прохладой на меня дохнешь.

И в сумраке кровавом после боя
Мне надо только руку протянуть…
На сердце расцветут твои левкои,
Те, что когда-то мне дала на незабудь.

И думается так —
                             они живут во мне,
Все те, кто был в бою сражен огнем.
Могилы их —
                        долины, степи в дальней стороне,—
Все, будто знаменем, покрыты
                                                      вешним днем.
Куда б ни шел — я их забыть не в силе,
Я вижу — край зеленый мой,
                                                     цветущий мой
                                                                              поет
Всем, всем, кто головы свои в бою сложили.
И ни могил, и ни имен, а лишь трава цветет,
Шумит…
И в этот миг, как монумент
                                           незримо вырастает,—
Растет во мне
                          тот шум, немолчный шум,
Как песня памяти о тех,
                                          кто, умирая, завещает
Любовь к Отчизне, с откровеньем дум,
К родному краю, обновленному руками,
Спасенному в бою от черных сил…
И думаю я так — пусть славятся веками
Священные холмы
                                 ненайденных могил.

…шестого года январь.
Реконструктивный период,
но из подполья
высунули рыльце остатки
торгово-промышленного капитализма.
Гражданских воен напряженную лирику
сменил эпический жанр.
Развернул над страною крылья покой.
Развернул пролетарий страницы
(той рукой, что листала историю)
учебника,
и глагольными рифмами
загремела клеть
на шахте ожившей.
Приехал в Юзовку Жан-импресарио
певички цыганских романсов под Панину.
И не кровь разлилась по степи,
погорячее жидкость — чугун.
И появились первые новобытовые
романы.
У ворот рельсопрокатного цеха
инженеры толпились, и он
разводил руками, как веслами лодка
на буйноголовых волнах.
Было вообще весело,
но вместе с тем и скучновато.
Будущие хвылевисты
воодушевленно ругали нэп.
А революция продвигалась дальше
от конных атак — к новым опасностям,
к новым победам целым и целительным фронтом.
Под землю пошел лушпак,
мелкий уголь,
обвивая залежи солнца крепкою тьмою.
Из темноты добывали силу,
тратя собственные силы. Ведь не было еще
соответствующей механизации.
Девушка из нашей экскурсии
очень обрадовалась,
увидев здесь среди них паренька,
с которым встречалась однажды в Харькове,
когда тот приезжал делегатом.