Василе Александри - Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница

Где воды быстрые, бурля,
Гудят, шумят ночами,
Где в зыбком мраке тополя
Поют нам о печали,
Где к старой мельнице ведут
Тропинки вдоль опушки, —
Тебя я, мама, вижу тут,
В скосившейся избушке.

Прядешь… За дверью шум реки…
Потрескивают споро
Изрубленные на куски
Три жерди из забора.
Огонь то вспыхивает вдруг,
А то, охвачен ленью,
Едва не гаснет и вокруг
Свет смешивает с тенью.

С тобой две девочки… И свет
По их одежде бродит.
Они малы. Отца их нет,
А брат все не приходит.
И нарушает сказкой тишь
Одна из них — меньшая.
А ты, задумавшись, молчишь,
Рассказу не мешая.

Нить рвется много раз подряд.
Тебя терзает дума.
Сидишь, и твой недвижен взгляд…
Чуть вздрогнула от шума
Упавшей прялки. Что с того, —
Глядишь — не поднимаешь,
Молчишь и словно ничего
Вокруг не понимаешь.

…О нет! Сомненья больше нет!
Спешишь к окошку прямо.
И смотришь, отстраняя свет…
«Ну, что ты видишь, мама?!»
«Нет, показалось мне», — едва
Промолвить сил хватило,
И эти горькие слова,
Как вопли над могилой.

Потом, не поднимая глаз,
Ты говоришь устало:
«Умру я скоро. Что ж, от вас
Скрывать мне не пристало.
Молюсь, чтоб ваш вернулся брат,
Чтоб жив он был на свете…
Мне показалось, что стучат, —
Стучит он в окна эти.

Когда б судьба ему дала
Увидеть мать родную,
То уж, наверно, прожила
Еще бы жизнь одну я.
Иль бог прогневался на нас
И обошел любовью…
Не будет сын в мой смертный час
Стоять у изголовья!..»

Ненастье, ветер на дворе.
Сестрицы спят глубоко.
Ты, видно, ляжешь на заре.
Все плачешь одиноко.
И все мечтаешь обо мне, —
Увидеть бы родного.
А засыпаешь — и во сне
Меня ты видишь снова!..

Без крова, голоден, раздет,
Стою, оплеван, пред тобой,
И плеть ты поднял надо мной,
Исчадье ада, мироед!
Тебя к нам ветры занесли,
Мы для тебя ничтожней тли,
Мы псы смердящие — так бей,
Мы скот — так что же, не жалей,
Мы от побоев только злей —
Хотим земли!

Ты все, что свято нам, клянешь,
Берешь в солдаты сыновей,
Бесчестишь наших дочерей
И черствый хлеб из глотки рвешь.
Без слез глядеть мы не могли,
Как наши дети шли в пыли,
От голода валились с ног
И падали среди дорог, —
Хотя бы для детей клочок
Хотим земли!

На кладбище ваш алчный плуг
Выкапывает кости тех,
Кто там лежит. А это грех!
Отец, и мать, и лучший друг,
Все те, что в вечность отошли,
В земле покоя не нашли.
И нас прогнали из домов,
Нам нет защиты от ветров,
Но мы за наших мертвецов
Хотим земли!

А хорошо б иметь и нам
Приют последний для костей,
Чтоб слезы близких и детей
Нашли останки наши там,
Куда их с плачем отнесли,
Чтоб, видя кладбище вдали,
Прохожий лоб перекрестил,
Чтоб труп в овраге не остыл,
Чтоб было место для могил —
Хотим земли!

Нам помолиться недосуг
И поразмыслить, не спеша,
Но есть же и у нас душа,
Помимо этих грубых рук.
Вы нас цепями оплели,
Солдатам приказали: «Пли!»
Вы все забрали: право, честь,
Нет даже времени поесть,
Но всех обид не перечесть —
Хотим земли!

Пришельцы злые — руки прочь!
У вас в земле — запас зерна.
Нам колыбель и гроб она.
Отец, и мать, и сын, и дочь —
В нее все близкие легли.
Мы землю свято берегли.
Слезами, потом, не дождем
Мы орошали каждый ком.
На ней родились и умрем —
Хотим земли!

Что, если станет невтерпеж
Ходить нам с нищенской сумой.
Что, если встанем мы стеной
И спрятанный достанем нож!
Вы до того нас довели,
Что кровь земле мы предпочли.
И будьте вы Христом самим,
Мы все пути вам преградим
И скрыться даже не дадим
Во тьме земли!

Ждешь ты жалости? В ответ
Ты дождешься новых бед.
Кем разут ты и раздет?
Кем лишен ты пищи?
Вот он в дом ворвался твой!
Всем, что только под рукой,
Бей его, гони долой:
Он — в твоем жилище!

У него для нас готов
Мрак застенков, лязг оков;
Перекладины крестов
Он воздвиг для пыток.
Но клянемся всем святым,
Адом с дьяволом самим, —
Быть рабами не хотим!
Их и так избыток.

Хватит жалоб, хватит слез!
Мы дрожали от угроз,
Нам плевки сносить пришлось,
Мы сгибали спины.
Трудный жребий выпал нам:
Страх с позором пополам —
Так вставайте ж — двум смертям
Не бывать, румыны!

Нас преследует судьба?
Или воля в нас слаба?
Иль герой родил раба?
Ложь! Найдем же силу!
Только враг уверен в том,
Что родился ты рабом.
Так зачем себя даем
Зарывать в могилу?

Эй, стряхните лень и сон!
Всюду плач — со всех сторон,
Скрыт горящий небосклон
В дымные завесы…
Бог поможет (о когда ж?),
Если ж он противник наш —
Отречемся, и шабаш!
Нам помогут бесы.

В последний час, святой отец,
Тебе в грехах своих покаюсь:
Мне тяжело, я задыхаюсь
И знаю — близок мой конец.
Все, все припомню, умирая.
Хотел начать я с добрых дел,
Но их не сделал, не успел,
И думать я почти не смел
О светлом рае.

Я был кормильцем для семьи.
Отец мой мало жил на свете,
Осталась мать, остались дети,
И ждали близкие мои
Лишь от меня кусочка хлеба.
И час я проживу едва ль,
Но не о том моя печаль,
Мне мать с детьми оставить жаль
На волю неба.

Да, грешен я — любил я смех,
Любил кобзу, напевы песен.
Мир для меня был так чудесен,
Я не бежал его утех.
Любил туманы на рассвете,
Любил холмы, цветущий луг,
Веселых парней тесный круг,
И хору пеструю подруг,
И все на свете.

Во всех грехах я дам отчет.
Следить мне нравилось, не скрою.
Как мило женщина порою
Подружку локтем подтолкнет.
Любил я также затесаться
В толпу девичью как-нибудь,
К беспечным играм их примкнуть
И стана стройного чуть-чуть
Рукой касаться.

Я — как язычник. В божий храм
Ходил я редко помолиться.
Мне нечем, отче, похвалиться,
Но бог в груди моей, он там
Всегда со мною пребывает.
Я не отрезанный ломоть,
Но страсти трудно побороть,
И пусть рассудит сам господь —
Он лучше знает.

Я никому не делал зла,
Не проклинал, не ненавидел,
И никого я не обидел,
Хоть сила в кулаках была.
И был находчив я и ловок —
И мог бы восемь молодцов
Швырнуть я оземь, как щенков,
Но избегал я драчунов
И потасовок.

Лишь раз я парня проучил
За девушку. Назавтра в поле
Задумался — а хорошо ли
Я с этим парнем поступил?
И, не теряя ни мгновенья
И корма не задав волам,
Его искал я по холмам,
Чтоб с парнем помириться нам
Без промедленья.

Я про соседа не сказал.
Меня любил он как родного,
А я, без умысла дурного,
Его жену поцеловал —
Он стар был, а она в расцвете.
Печаль ее прекрасных глаз
И слезы вижу как сейчас.
И, может быть, осудят нас.
Но грех ли это?

Я ничего не утаил.
Какого ждать мне воздаянья,
Святой отец? Но наказанье
Не в том ли, что в избытке сил
Я кинуть должен все земное?
Не шлю я жалоб небесам
И не ропщу. Но только там
Все будет непривычно нам —
Совсем чужое.