Йоан Славич - Счастливая мельница
Обзор книги Йоан Славич - Счастливая мельница
Йоан Славич
СЧАСТЛИВАЯ МЕЛЬНИЦА
Йоан Славич, талантливый и, по существу, первый бытописатель жизни своих современников, родился 18 февраля 1848 года в трансильванском селе Ширия. После окончания гимназии в Тимишоаре уехал в 1868 году в Будапешт, чтобы продолжать там образование, но, не имея средств, вынужден был вернуться домой и наняться писарем к сельскому нотариусу. Высшее образование он все же получил в Вене, где подружился с Эминеску и с его помощью сделал первые шаги в литературе (комедия «Дочка сельского старосты», 1871 и несколько сказок, близких к народным). В ноябре 1874 года после окончания университета Славич переехал в Яссы, а оттуда через два года — в Бухарест. Там, подобно другим писателям, выходцам из народа, он не гнушался никакой работой — переводил официальные документы с немецкого и венгерского, преподавал в гимназиях, редактировал стихи состоятельных графоманов, гнул спину вместе с Эминеску и Караджале в редакции «Тимпул», даже руководил в глухой провинции пансионом для девиц.
В период между 1871 и 1881 годами Славич написал ряд рассказов и повестей, завоевавших ему известность и вышедших в 1881 году отдельным сборником под названием «Новеллы из жизни народа». В следующем десятилетии к ним добавились другие рассказы. До этого румынская проза состояла, главным образом, из довольно далеких от современности исторических новелл и романтических повестей и романов. Актуальнее был лишь роман Н. Филимона — «Старые и новые мироеды» (1863), но и он отображал эпоху уже исчезнувшую. В рассказах же Славича читатели встретились со своими современниками. Тонкий психолог и знаток души, чувств и образа мыслей крестьянина, Славич, несмотря на некоторую назидательность и сентиментальность, первым в румынской литературе сумел в напряженных драматических конфликтах и достоверных жизненных коллизиях правдиво отобразить своеобразие жизни обитателей трансильванской провинции второй половины своего века — периода интенсивного развития капитализма и возникновения сельской буржуазии. Так, в рассказе «Поп Танда», повествующем о том, как крестьянам села Сэрэчени удалось избавиться от нищеты, Славич не затушевал картины классового расслоения деревни, все углубляющегося различия между бедняками и богачами. Жажда обогащения, зачастую за счет утраты основных человеческих достоинств,— вот главное, что двигает людьми в таких его новеллах, как «Счастливая мельница» или «Клад». Реальные конфликты деревенской жизни с присущей ей безжалостной эксплуатацией бедняков сельскими богатеями мастерски показаны в новеллах «Покинутый очаг» и «Лесовичка».
В 1884 году Славич возвратился в Трансильванию, где в течение шести лет руководил в городе Сибиу изданием газеты «Трибуна». На ее страницах он ратовал за «народный реализм», подразумевая правдивое отображение жизни, и внедрение в литературу народного, всем понятного языка, вопреки доводам приверженцев так называемой «латинской школы», требовавших максимальной латинизации румынского языка, даже ценой его искажения. Славич выступал также за культурное сближение всех румын независимо от того, где они проживают — в Трансильвании или в Румынии, и, главное, за то, чтобы писатели ставили перед собой высоконравственные цели, уделяли первоочередное внимание жизни народа, его насущным потребностям и наболевшим вопросам. Как ответственный редактор газеты «Трибуна» и секретарь руководящего комитета Румынской национальной партии в Трансильвании, он неоднократно вступал в конфликт с австро-венгерскими властями, а в 1888 году был осужден на годичное тюремное заключение.
По возвращении в 1890 году в Бухарест писатель неоправданно высказался против объединения Трансильвании с Румынией, где, по его убеждению, царили растленные «византийские» нравы, и продолжал выступать за необходимость лишь культурного сближения. В эти и последующие годы им создан ряд романов, в лучшем из которых «Мара» (1906) запечатлена жизнь небольшого трансильванского городка, в котором мирно сожительствуют румыны, венгры и немцы. Рыночная торговка Мара, оставшись вдовой, денно и нощно трудится как будто ради своих детей, но в действительности подчиняясь неуемной страсти к обогащению. Такой же целеустремленной растет ее дочь, но она идет на все жертвы не ради денег, а ради любви. В «Маре», одном из лучших романов о любви в румынской литературе, Славич в то же время правдиво и интересно отобразил, в характерной для него обстоятельной манере письма, своеобразный провинциальный быт тех лет.
В 1907 году Славич горячо откликнулся на крестьянское восстание, а в период первой мировой войны, вопреки официальной позиции румынского государства, высказался за союз с Германией и Австро-Венгрией, что стоило ему в 1919 году нового тюремного заключения (на этот раз в Румынии). В тюрьме он сблизился с социалистами и после выхода на свободу активно сотрудничал во многих передовых газетах и журналах. Тогда же были написаны его весьма интересные публицистические книги: «Мои тюрьмы» (1921), «Воспоминания» (1924) и «Мир, в котором я прожил» (два тома последнего сочинения увидели свет уже после смерти автора — в 1929 и 1930 годах), историческая драма «Гаспар Грациани» и несколько романов. 17 августа 1925 года Славич, первый в румынской литературе прозаик-реалист, достоверно отобразивший повседневную жизнь своих современников, скончался.
А. С а д е ц к и й
Счастливая мельница
I
— Человек и в бедности должен быть доволен своей судьбой, и уж коли зашел об этом разговор — то я вам так скажу: мир в хижине, а не богатство делает человека счастливым. А вы поступайте так, как подсказывает вам сердце, да поможет вам бог и укроет вас под крылом своих милостей. Теперь я уже состарилась, но потому, как у меня в жизни было, да и еще осталось немало радости, я не понимаю недовольства молодых, боюсь, как бы на старости лет не потерять и то, что выпало на мою долю до сих пор, и не изведать горестей, о которых и подумать-то страшно. Вы делайте, как хотите, не слушайте меня. Тяжело мне будет покинуть хижину, где прошла вся моя жизнь, где я вырастила моих детей; но как подумаю, что придется остаться в ней одной, прямо страшно становится. К тому же Ана, думается мне, еще слишком молода, да уж и слишком она смирная. Какая из нее будет трактирщица?
— Ну, раз так, то не о чем больше и говорить,— сказал Гицэ,— останемся здесь, будем и дальше латать сапоги людям, которые всю неделю ходят в постолах или босиком, а по воскресеньям, если на улице грязь, берут сапоги в руки и шагают так до самой церкви. А мы будем посиживать на солнышке, на завалинке, да посматривать друг на друга: я — на Ану, Ана — на меня, оба вместе — на ребенка, а ты — на нас троих. Вот это и называется: «мир в хижине».
— Я этого не говорю,— неторопливо ответила теща,— а если и сказала, то просто хотела поделиться своими мыслями. Поступайте по собственному разумению. Вы хорошо знаете, что если решите ехать на мельницу, то и речи не может быть о том, чтобы я осталась здесь или ушла куда-то в другое место. Поедете вы — поеду и я, и сделаю это охотно, от души, как любящая мать. Ведь я желаю счастья своим детям, которые еще только начинают жить. Но не требуйте, чтобы я решала за вас.
— Ну что же, коли так, не будем терять времени даром. Пойду поговорю с арендатором и со дня святого Георгия корчма на Счастливой мельнице — наша.
— Будь твое слово сказано в добрый час! — проговорила старуха.— Да вразумит нас бог!
II
Начиная с Инеу, проселочная дорога тянулась среди лесов и пашен, оставляя по левую и правую сторону деревни, расположенные в зеленых долинах.
Около часа с лишним дорога хорошая, потом начинался подъем на крутой откос, а перед тем как снова спускаться в долину — приходилось делать привал, чтобы дать отдохнуть коням или скотине.
Путь-то был, пожалуй, не из легких, да и дальше места не пользовались доброй славой.
В глубине этой долины и стояла Счастливая мельница. С какой бы стороны ни приближался к ней путник, он всегда радовался, увидев ее с вершины плешивого холма. Ведь это значило, что глухие, опасные места остались позади и ему удалось выбраться из них благополучно. Путник же, направляющийся к этим местам, мог надеяться найти или дождаться на мельнице попутчиков, чтобы не идти дальше одному.
Так как у мельницы останавливались все проезжие, то мало-помалу перед ней образовалась площадка, и мельница как-то незаметно перестала молоть зерно, а превратилась в корчму, в приют для всех утомленных путников, главным образом для тех, кого застигла в дороге ночь. Позднее арендатор построил корчму на более подходящем месте, в какой-нибудь сотне шагов от речки, а мельница осталась стоять заброшенной, со сломанными крыльями, с крышей, изрешеченной пролетевшими годами.
