Дмитрий Кленовский - Полное собрание стихотворений

И все-таки мне скучно без тебя,
Без роковых твоих прикосновений,
Без губ, что целовали не любя
И признавались в будущей измене.

Мой дорогой, мой незабвенный враг -
Моя тоска полна противоречий.
На вековой, на неизбывный мрак
Я осужден с последней нашей встречи.

Хочу тебя, и вот - боюсь вернуть.
Ты для меня за дальней, темной гранью.
Какой земной ты мне назначишь путь
И новые какие испытанья?

Твоя душа так для меня темна,
Что я не знаю, лето там, зима ли?
Далеким солнцем вспыхнула она
Иль отблески по пеплу пробежали?

Реши сама. И если ни любви,
Ни радости вернуть ты мне не властна -
Прощай тогда. И больше - не зови.
Моя любовь устала - и согласна.
1921

Голодный нищий спал у церкви, на песке,
Прохожий положил ему в ладонь монету,
Но вор украл ее и ночью в кабаке
За карточным столом монету пропил эту.

Я иногда смотрю в ладонь моей руки…
О, сколько было в ней в часы слепых забвений,
В часы усталых снов и дремлющей тоски
Таких, украденных потом, прикосновений!
1921

Беспечной близости меж нами глубина,
Ничем не огорчим мы никогда друг друга,
Смотрю в немую глубь, и с золотого дна
Золотоглазая кивает мне подруга.

И дни спокойные минуют здесь и там,
И оба мы храним веселую свободу,
И было б хорошо, - но холодно устам
Касаться уст ее сквозь неживую воду.
1921

Не появляйся на моем пути
Ни женщиной, ни призраком, ни тенью.
Оставь меня - и не мешай идти
К обещанному мне исчезновенью.

В том небе, помню, были облака
И розовые, нежные закаты,
А жизнь была прозрачна и легка
И роковой не ведала расплаты.

А ныне в темной, предрассветной мгле
Я вижу лик, я слышу голос гневный
И тороплюсь: на медленной земле
Избыть скорей мой подвиг семидневный.
1921

Опали дни. Ветра кругом уснули.
Весенний праздник тихо отошел.
И отзвенело сердце, словно улей,
Покинутый царицей желтых пчел.

О, может быть, для неба не иссякли
Торжественные достиженья сот,
И солнце выпьет, медленно, по капле,
Его душистый, теплый, мудрый мед.

Но тишина еще необычайна,
Граненые бесстрастны купола,
И в становленьи умирает тайна,
Что билась здесь, роилась и жила.

И не заменит гордость расточенья
Златого дна, накопленного ей -
Глухой борьбы и нежного граненья
Медвяных воль, слетавшихся с полей.
1921

Меж нами был, и мы его забыли
И не успели даже полюбить -
Высокий, грустный, живший где мы жили
И потому не захотевший жить.

О, ни одну из Муз, которых девять,
Ни одного из Ангелов, что семь,
Он не любил, далекий, черный лебедь,
Познавший все и оскорбленный - всем.

Ни красный стяг, ни темные иконы,
Ни книги, ни цветы, ни зеркала,
Ни дерзкий вопль, ни мудрые законы
Он не приял, для блага или зла.

Он говорил о них, тоскуя с ними,
И презирая их земной мираж.
Он разрывал поэму, радость, имя,
Он был Ничей, а жить пришел - как наш.

Я верую: в мирах необычайных,
Страдавшему так горько и темно -
Узнать все истины, понять все тайны
И не вернуться к нам - разрешено.

И на светильнике пред вечным Словом,
Темнеет, радостная и в пыли,
Меж белых лилий и листвы лавровой
Лоза из виноградника земли.

Я жил с утра на тихом берегу,
Где, нежные, ко мне ласкались волны,
Где ящерицы грелись на камнях
И раковины тонкие хрустели
Под легкими шагами. Паруса
Белели в синевато-мутной дали.
И в горсть набрав горячего песку,
Глядел я, как он лился тонкой струйкой
Сквозь пальцы рук моих. Я был один,
И хорошо мне было. Только странно
Порой скучало сердце, а о чем -
Не знаю, только, помню, не о славе
И не об играх. Как назвать мне те
Мгновенья нежной грусти? - ожиданьем
Моей судьбы? Казалось, вот придет -
Богиней иль колдуньей - и накажет
Иль наградит по-царски.
       Ты пришла.
Ты подошла совсем неслышно сзади,
И голову откинула мою,
И долгим поцелуем напоила.
И для меня остановился день:
Не видел больше я ни волн, ни неба,
Ни ящериц, ни белых парусов,
Скользивших в синевато-мутной дали.
Одни твои глаза сияли мне
И лишь когда исчезли - я очнулся.
Все было пусто. День неспешно гас,
И солнце тихо опускалось в море.
На волнах не белели паруса.
Лишь раковинки тонкие хрустели
Под легкими шагами вдалеке
Да горсть песку сквозь медленные пальцы
Опять остывшей струйкой потекла,
Песчинка за песчинкой, - и иссякла.
И на ладони я нашел медаль
Из рыжеватой глины, женский профиль -
Богини иль колдуньи? - был на ней
Очерчен тонко. Поднятые брови
Как будто удивлялись, а глаза,
Огромные, смотрели безучастно.
И родинка темнела возле губ,
Как после поцелуя - приоткрытых.
И понял я в тот миг, что, вот, одно
Осталось мне: кусочек хрупкой глины,
Чтоб утолить мне губы и глаза
И жадные, трепещущие руки.
И что пока живу я на земле,
Тому, что было, не найду названья
И не сумею никогда решить,
Была ли это казнь иль милость неба.

Спокойны дни и очертанья,
Дорога лентою легла.
Ничье горячее дыханье
Не затуманило стекла.

И пальчик, нежный и лукавый,
Не написал на ней слова,
Которыми сильнее славы
Любовь и молодость жива.

Мое спокойствие хранимо
Лишь им, прозрачным и немым.
Часы и дни проходят мимо,
И жизнь не здесь, а там, за ним.

Но все ясней ее упреки,
Ее растущая гроза,
И стали нищи и жестоки
Мои прощавшие глаза.

…И все сильней в часы сознанья,
Что встанет вихрь и взглянет мгла,
Мне жаль, что чье-нибудь дыханье
Не затуманило стекла.

И боги сделали совой
Мою любовь, - Эреба дочью!
Я только ночью образ твой
Люблю и вижу. Только ночью.

При свете дня, без нежных рук,
Без губ, которые целуют,
Он исчезает, весь испуг, -
И оставляет мне - другую.

Лежит проклятия печать
На судьбах, скованных борьбою,
И не тебе расколдовать
Назначенное не тобою.

Ты помнишь меня пред собой
В минуту последней разлуки
И жадные, с жалкой мольбой
Тебя обнимавшие руки.

И солнце на первом снегу,
И острое чувство свободы,
И радость, что, вот, убегут
Опять в неизвестное годы.

А там, за дверьми, надо мной,
Склоненным в безумьи бессилья,
Подруги моей неземной
Нежней трепетавшие крылья.

Катились круглые года, -
Как бус янтарных нить! -
И было не за что тогда
Еще меня любить.
И ласку давнюю твою
Теперь я не ценю,
Печальных слов не отдаю
Утраченному дню.
Я был тогда одним из Вас,
Одним из всех, одним,
Из-за которого сейчас,
Иной! я не любим!
И за недумавшую кровь,
За легкое вино, -
За первую мою любовь
Теперь отомщено.

Далекая, светлая - верю,
Мы связаны давней судьбой.
Мы слушаем оба за дверью
Растущий, поющий прибой.

И только, туманно и ало,
Огромное солнце взойдет,
На гребне девятого вала
Нас в море дельфин унесет.

Но будет висеть над Цитерой
Густая и мутная мга
И пахнуть полынью и серой
Крутые ее берега.

И будет оно в наказанье
За то, что мы ждали года
И в легких ладьях на свиданье
Давно не уплыли туда.