Владимир Сосюра - Стихотворения и поэмы
368. «Улица Ленина песни поет…»
Улица Ленина песни поет,
смотрит аллеей зеленой.
Ветер каштанам уснуть не дает,
солнце ласкает их кроны.
Тучки по небу высокому мчат,
камнем звенят мостовые.
Выглядят яркие платья девчат
словно цветы луговые.
Кажется мне, что их пестрый поток
в небо взовьется крылато…
Здесь и живет мой любимый цветок,
тот, что сорвал я когда-то.
369. «День отсиял и погаснул давно…»
День отсиял и погаснул давно,
шепчется полночь кустами.
Месяц в открытое смотрит окно,
комната дышит мечтами…
Сколько в них счастья, тепла и красы!
Ими я зорям молюся,
я в их тумане, как капля росы,
песнею в небо тянуся.
С нею навеки я слился в одно,
чтоб полететь над долиной…
Месяц в открытое смотрит окно
с неба моей Украины…
370. «Где-то хлопчик бредет по садам…»
Где-то хлопчик бредет по садам…
И слеза набегает на очи.
Всё глядит он вослед поездам,
что по рельсам прощально грохочут.
Пятки сбиты его от камней —
он еще не имеет ботинок.
Он идет и рогаткой своей
воробьев разгоняет на тынах.
Нет, еще не в Червону зиму
он идет — не к огню и металлу…
И донецкое солнце ему
курослеп на картуз набросало.
371. «Море… Где сыщешь для песни слова…»
Море… Где сыщешь для песни слова,
те, что в душе моей пели?..
Сердце качает твоя синева,
словно дитя в колыбели.
Белое кружево песни, песок…
Море, ты с чудом сравнимо…
Синий простор твой глубок и высок,
будто глаза у любимой…
Море и марево… Вечный прибой.
Волн белогривые стайки…
И над волнами в дали голубой
грустные жалобы чайки.
372. «Поет моя душа, прозрачна и крылата…»
Поет моя душа, прозрачна и крылата,
Она полна любовью ко всему и всем…
И каждого хочу держать я, словно брата,
в объятиях стихов, в объятиях поэм.
Мы всё вперед летим, всё выше… Нет, не сон то!
Там села, города… Стремительный полет!..
И солнце коммунизма смотрит с горизонта
и золотой привет с вершин своих нам шлет.
373. «Там где-то милый сад над синею рекою…»
Там где-то милый сад над синею рекою,
где я с тобой бродил меж росяных лугов
под гомон тракторов вечернею порою,
под беспрерывный бег электропоездов…
И вербы плакали. Вода точила камень.
В дыхании ветров качались трав моря.
И ты куда-то вдаль летела за мечтами,
и тонкий профиль твой чертила мне заря…
А город всё шумит, подобен он прибою,
и в шуме толп его — сквозь пестроту и гам —
всё видится мне сад над синею рекою,
где пьют росу цветы и к нашим льнут ногам.
374. «Снова я — мальчишка… Лето, мое лето!..»
Снова я — мальчишка… Лето, мое лето!
Ветер набегает, колос шевеля.
Ветряки хотели б в небо взмыть, да где там!—
их не отпускает от себя земля.
Даль жарой объята… И певец крылатый,
жаворонок, песню вылил в душу мне…
На плечах несу я маленького брата,
хоть и сам мальчишка… Поле — в тишине.
Где-то нас обоих ожидает хата,
там к иконе темной свет свой луч простер…
На плечах несу я маленького брата,
и бежит дорога в голубой простор.
375. «Я от песни юный…»
Я от песни юный,
юный от труда.
Пойте, сердца струны,
молодо всегда!
Чтоб в порывах смелых
стал крылатым я,
чтобы с вами пела
в жилах кровь моя!
Хмурых туч буруны
сгинули давно.
Мне, как прежде, юным
в песне быть дано.
376. «Где трактора вовсю гудят…»
Где трактора вовсю гудят,
где рельсы и мосты,
над морем уток и утят
стояла ты.
Стояла, как лесной цветок,
что в травах расцветал.
И ветер синий твой платок
с любовью целовал.
И стая лишь тебе одной
послушною была.
И даль небес голубизной
над фермою плыла.
И для тебя цвела весна
в просторе луговом.
И пела неба вышина
о счастье трудовом.
Где трактора вовсю гудят,
где травы и цветы,
над морем уток и утят
стояла ты.
377. «Помнишь, небом открытым…»
Помнишь, небом открытым
даль цвела нам, ясна,
где над дотом разбитым
наклонилась сосна.
Птахи пели нам утром,
и, не зная забот,
мы теряли минутам
в светлой радости счет.
Ветер листики нянчит
в колыбели ветвей…
Парашют-одуванчик
на ладони твоей…
378. «Вы слышали, как в звоне молотка…»
Вы слышали, как в звоне молотка
сталь славит человека песней дивной?
Вы видели, как слушает река
волны дрожаньем посвист соловьиный?
Как красками поет весенний сад,
когда вечерний ветерок играет,
когда заря за лесом догорает
и песне шлют цветы свой аромат.
И с юных лет в мечтах, в весеннем цвете
всю душу отдал песне я сполна.
Она — моя советчица на свете,
природой и работой рождена.
379. «Пожелтела вся трава…»
Пожелтела вся трава
в бурю-непогоду.
Клонит ветер дерева
на чистую воду.
Отражает их она,
небо отражает…
Грусть гармоники слышна —
лето провожает.
На душе, как в утра рань,
тихо, сине, чисто.
И горят, куда ни глянь,
осени мониста.
380. «Остыла синь Днепра, всю зелень отдал сад…»
Остыла синь Днепра, всю зелень отдал сад
за золото… Уже и липа им одета,
уже багрянцем листья тополя горят…
Остыла синь Днепра… То умирает лето.
Во всем видна покорность, дрема и печаль,
ждут дней ненастных зябнущие дали.
И ветви так дрожат, — им, видно, лета жаль
и журавлей, что здесь над рощей отрыдали.
А солнце так печально смотрит с вышины,
и ветер мертвый лист вот-вот за тучу кинет…
Остыла синь Днепра, но сердце не остынет, —
всё ждет оно и ждет, как и земля, весны.
381. «Я помню ту былую пору…»
Я помню ту былую пору:
и щебет птиц, и трав шумок.
Ты радостно бежала в гору,
а я догнать тебя не мог.
О, сколько весен, сколько снега!
Отщебетали, отцвели!..
Хоть задыхались мы от бега,
но губ разнять мы не могли.
Моя заплаканная птица,
где щебет тот и трав шумок?..
Я знал — она далёко мчится,
а вот догнать ее не смог.
382. «Нет, материнских глаз тревожных…»