Федор Сологуб - Том 7. Стихотворения

Не сияет весна моя.
Холодна, как луна, она.
Не звенит волна у ручья, —
У ручья не звенит волна.

Не цветут на полях цветы, —
По стеблям только яд течёт.
Ожидает лес темноты,
Из-за гор он колдунью ждёт.

И плывёт по реке ладья, —
И сидит в той ладье она,
Чародейка злая моя,
Как луна, холодна, бледна.

Моя усталость выше гор,
Во рву лежит моя любовь,
И потускневший ищет взор,
Где слёзы катятся и кровь.

Моя усталость выше гор,
Не для земли её труды,
И смотрит потускневший взор
На злые, страшные плоды!

Что говорить, что жизнь изжита,
  Истощена!
Могильной сенью не прикрыта
  Ещё она.

И даже тёмный сон могилы
  Не так глубок, —
У бледной смерти кратки силы,
  Блеснёт восток.

И всё, что жило и дышало
  И отцвело,
В иной стране взойдёт сначала
  Свежо, светло.

Обрыв из глины,
Вверху — берёза да сосна.
Река мелка, но гул стремнины
Звучит, как мощная волна.

На камнях пена,
У берега — водоворот,
А выше — в воду по колена
Забрался мальчик, рыбы ждёт.

Везде — смертельные обманы,
Но разве страшно умереть!
Уж если храбры мальчуганы,
Так нам-то, взрослым, что робеть?

Змий, царящий над вселенною,
Весь в огне, безумно-злой,
Я хвалю Тебя смиренною,
Дерзновенною хулой.

Из болотной топкой сырости
Повелел, Великий, Ты
Деревам и травам вырасти,
Вывел листья и цветы.

И ползущих и летающих
Ты воззвал на краткий срок.
Сознающих и желающих
Тяжкой жизни Ты обрёк.

Тучи зыблешь Ты летучие,
Ветры гонишь вдоль земли,
Чтоб Твои лобзанья жгучие
Раньше срока не сожгли.

Неотменны повеления,
Нет пощады у Тебя.
Ты царишь, презрев моления,
Не любя и не губя.

Мгновенное явленье красоты,
Взволнован я тобою, —
Чуть различимые черты,
Уже похищенные тьмою.

Прошла перед моим окном,
И на меня не поглядела, —
За скучным я сидел трудом,
И я уйти не смел от дела.

И как уйти, куда идти?
Нигде нельзя найти
Руководительные знаки, —
Бесчисленны пути,
Следы повсюду одинаки.

Мечи отчаянья свергаются с небес,
Наряжены чарующим сияньем,
И говорят, что древний Змий воскрес,
Что он царит и жжёт своим дыханьем.

Он сотворил, чтоб поглотить,
Он равнодушно беспощаден, —
Равно любить, равно губить
Превозносящихся и гадин.

Мечи отчаянья! Стремительное зло!
Весь свет похитивши от мира,
Ты царствуешь спокойно и светло,
И говоришь: «Не сотвори кумира!»

Никто не узнает моей глубины,
  Какие в ней тёмные сны,
    О чём.

О, если бы кто-нибудь тайну открыл,
  И ярким её озарил
    Лучом!

Не я эту долю притворства избрал,
  Скрываться и лгать я устал
    Давно.

Но что же мне делать с безумством моим?
  Я чужд и своим и чужим
    Равно.

Готов я склониться пред волей иной,
  Любою дорогой земной
    Идти.

Но строги веления творческих сил.
  Начертаны вплоть до могил
    Пути.

Всю жизнь меня медлительно томила
  Любовь к иному бытию.
Я скоро к вам, жемчужные светила,
  Направлю алую ладью.

И говорит мне тёмный голос ныне,
  Что надо жизнь перенести,
Что нет иных путей к святыне,
  Что я на истинном пути.

В душе моей затхлая мгла.
В ней древо соблазна сокрыто.
Цветенье его ядовито,
Отравлена злая смола.

Колышатся ветви, как тени,
И листья на них не шумят,
И льётся больной аромат
Печали, истомы и лени.

И если восходит луна
Над мёртвой моею пустыней,
На ветвях повиснувший иней
Осветит печально она.

Внизу же, где шепчутся воды,
Где всходит таинственный ствол,
Сидит, безобразен и гол,
Растленный хулитель природы.

Пойми, что гибель неизбежна,
  Доверься мне,
И успокойся безмятежно
  В последнем сне.

В безумстве дни твои сгорели, —
  Но что тужить!
Вся жизнь, весь мир — игра без цели!
  Не надо жить.

Не надо счастия земного,
  Да нет и сил,
И сам ты таинства иного
  Уже вкусил!

Привиденья нас боятся
Иль стыдятся, может быть,
И порою к нам стремятся,
Но не могут с нами жить.

Мы ли бешены и злобны
Иль на них печать суда?
Мы же им во всём подобны,
Кроме знака: «Никогда».

Веришь в грани? хочешь знать?
Полюбил Её, — святую девственную Мать?
Боль желаний утоли.
Не узнаешь, не достигнешь здесь, во мгле земли.

Надо верить и дремать
И хвалить в молитвах тихих девственную Мать.
Все дороги на земле
Веют близкой смертью, веют вечным злом во мгле.

Грешник, пойми, что Творца
  Ты прогневил:
Ты не дошёл до конца,
  Ты не убил.

Дан был тебе талисман
  Вечного зла,
Но в повседневный туман
  Робость влекла.

Пламенем гордых страстей
  Жечь ты не смел, —
На перёкрестке путей
  Тлея истлел.

Пеплом рассыплешься ты,
  Пеплом в золе.
О, для чего же мечты
  Шепчут о зле!

Не смейся над моим нарядом,
Не говори, что для него я стар, —
Я зачарую властным взглядом,
И ты познаешь силу чар.

Я набекрень надвину шляпу,
Я плащ надену на плечо, —
Ты на плече увидишь лапу, —
Химеры дышат горячо.

С моим лицом лицо химеры
Увидишь рядом ты.
Ты слышишь, слышишь запах серы?
И на груди моей цветы.

Кинжал. Смеёшься? Стары ножны?
Но он увёртлив, как змея.
Дрожишь? Вы все неосторожны.
Я не смешон. Убью. Безумен я.

О, жалобы на множество лучей,
И на неслитность их!
И не искать бы мне во тьме ключей
От кладезей моих!

Ключи нашёл я, и вошёл в чертог,
И слил я все лучи.
Во мне лучи. Я — весь. Я — только бог.
Слова мои — мечи.

Я — только бог. Но я и мал, и слаб.
Причины создал я.
В путях моих причин я вечный раб,
И пленник бытия.