Федор Сологуб - Том 7. Стихотворения

На заре, заре румяной
Полоса за полосой, —
Тон лиловый, тон багровый, тон багряный
Жаркой, алою обрызганы росой.

Крупноцветны анемоны,
Красны бусыньки брусник.
На заре румяной запестрели склоны.
Вопленницы милой заалелся лик.

И сапфиры, и рубины
Ярки в алости зари.
Распускайтесь, расцветайте, алы крины,
Ты, заря, заря кровавая, гори.

Заливай холмы пожаром,
Яркий пламень заревой,
И в ответ багряным, пламенным угарам
Ты, свирель звончатая, взывай и вой.

  Заряла, озаряла,
Свирель взбудившая заря.
  Желанная зарьяла,
Зарёй багряною горя.

  Довольно алых пыток.
Храни, заря, избыток сил.
  Стремительный напиток
Уже довольно усладил.

  Пылающие стынут.
На них с вершин смотрю,
  Пока ещё не кинут
Покров на жаркую зарю.

  Развязанные кольца,
Звеня, уж выпали из рук.
  Умолкли колокольца,
И близок сердца тёмный стук.

Пришла опять, желаньем поцелуя
  И грешной наготы
В последний раз покойника волнуя,
  И сыплешь мне цветы.

А мне в гробу приятно и удобно.
  Я счастлив, — я любим!
Восходит надо мною так незлобно
  Кадильный синий дым.

Басит молодожён, румяный дьякон,
  Кадит со всех сторон,
И милый лик возлюбленной заплакан,
  И грустен, и влюблён.

Прильнёт сейчас к рукам, скрещённым плоско,
  Румяный поцелуй.
Целуй лицо, — оно желтее воска.
  Любимая, целуй!

Склонясь, раскрой вдрожаньи белой груди
  Два нежные холма.
Пускай вокруг смеются злые люди, —
  Засмейся и сама.

Перехитрив мою судьбу,
Уже и тем я был доволен,
Что весел был, когда был болен,
Что весел буду и в гробу.

Перехитрив мою судьбу,
Я светлый день печалью встретил,
И самый ясный день отметил
Морщиной резкою на лбу.

Ну, что же, злись, моя судьба!
Что хочешь, всё со мною делай.
Ты не найдёшь в природе целой
Такого кроткого раба.

Ну, что же, злись, моя судьба!
Беснуйся на моё терпенье.
Готовь жестокое мне мщенье,
Как непокорная раба.

Краем прибережной кручи
Мы в ночной въезжаем лес.
Бледен свет луны сквозь тучи
В тёмном таинстве небес.

Снежным лесом едем, едем.
Кто-то тронул мне плечо.
Нашим призрачным соседям
И зимою горячо.

Им под пологом мятелей
Не земные снятся сны.
Им летят на ветки елей
Сказки белые луны.

Плещут волны перебойно,
Небо сине, солнце знойно,
Алы маки под окном,
Жизнь моя течёт спокойно,
И роптать мне непристойно
Ни на что и ни о чём.

Только грустно мне порою,
Отчего ты не со мною,
Полуночная Лилит,
Ты, чей лик над сонной мглою,
Скрытый маскою — луною,
Тихо всходит и скользит.

Из-под маски он, туманный,
Светит мне, печально-странный, —
Но ведь это — всё ж не ты!
Ты к стране обетованной,
Долгожданной и желанной
Унесла мои мечты.

Что ж осталось мне? Работа,
Поцелуи да забота
О страницах, о вещах.
За спиною — страшный кто-то,
И внизу зияет что-то,
Притаясь пока в цветах.

Шаг ступлю, ступлю я прямо.
Под цветами ахнет яма,
Глина сухо зашуршит.
То, что было богом храма,
Глухо рухнет в груду хлама, —
Но шепну опять упрямо:
«Где ты, тихая Лилит?»

Я часть загадки разгадал,
И подвиг Твой теперь мне ясен.
Коварный замысел прекрасен,
Ты не напрасно искушал.

Когда Ты в первый раз пришёл
К дебелой, похотливой Еве,
Тебя из рая Произвол
Извёл ползущего на чреве.

В веках Ты примирился с Ним.
Ты усыпил Его боязни.
За первый грех Твой, Елогим,
Послали мудрого на казни.

Так, слава делу Твоему!
Твоё ученье слаще яда,
И кто вкусил его, тому
На свете ничего не надо.

Похвалы земному раю
Пусть бы юные пропели,
В жизнь вступившие едва, —
Я же песен не слагаю.
Знаю, людям надоели
Эти жалкие слова.

Труден подвиг отреченья.
Бьётся скованная сила.
Горько мне, что не пою.
Бог простит мне прегрешенья.
Жизнь тоскою отравила
Душу бедную мою.

Там, внизу, костры горели,
И весёлые шли танцы
Вкруг разложенных огней, —
Но без смысла и без цели
Я раскладывал пасьянсы
В келье замкнутой моей,

И боролся я с тоскою,
Сердце, в духе древней Спарты,
Болью тёмной веселя,
И смеялись надо мною
Все разложенные карты
От туза до короля.

Светлый дом мой всё выше.
Мудрый зодчий его создаёт.
На его перламутровой крыше
Не заплачет тоскующий кот.

Тень земного предмета
Попадёт ли на вышку мою,
Где, далёкий от внешнего света,
Я мечту увенчаю мою?

Как бы низко ни падало солнце,
К горизонту багрово скользя,
Но в моё золотое оконце
Низкой тени подняться нельзя.

Цепенейте, долины, во мраке
И безумствуйте в мглистом бреду, —
К вам, свирепые ночью собаки,
Никогда уже я не сойду.

Проснувшися не рано,
Я вышел на балкон.
Над озером Лугано
Дымился лёгкий сон.
От горных высей плыли
Туманы к облакам,
Как праздничные были,
Рассказанные снам.
Весь вид здесь был так дивен,
Был так красив весь край,
Что не был мне противен
Грохочущий трамвай.
Хулы, привычно строгой,
В душе заснувшей нет.
Спокоен я дорогой,
Всем странам шлю привет.
Прекрасные, чужие, —
От них в душе туман;
Но ты, моя Россия,
Прекраснее всех стран.

  Печалью бессонной
Невестиных жарких желаний
От смертного сна пробуждённый
  Для юных лобзаний,
Он дико рванулся в могиле, —
И доски рукам уступипи.
Досками он земпю раздвинул, —
  И крест опрокинул.

Простившись с разрытой могилой
И сбросивши саван, он к милой
Пошел потихоньку с кладбища, —
Но жаль ему стало жилища,
Где было так мёртво-бездумно…
Шумела столица безумно
  Пред ним, и угрюмый
Стоял он, томясь непонятно
  Тяжёлою думой:
К невесте идти иль обратно?

Ты от жизни оторвался
И с мечтою сочетался, —
Не бери земной подруги,
Не стремись к минутным целям:
Не заснут седые вьюги,
Не прильнут к дремотным елям, —
Их жестокие боренья
Далеки от утомленья.

Зелень тусклая олив,
Успокоенность желания.
Безнадёжно молчалив
Скорбный сон твой, Гефсимания.

В утомленьи и в бреду,
В час, как ночь безумно стынула,
Как молился Он в саду,
Чтобы эта чаша минула!

Было тёмно, как в гробу.
Мать великая ответила
На смиренную мольбу
Только резким криком петела.

Ну, так что ж! Как хочет Бог,
В жизни нашей так и сбудется,
А мечтательный чертог
Только изредка почудится.

Всякий буйственный порыв
Гасит холодом вселенная.
Я иду в тени олив,
И душа моя — смиренная.

Нет в душе надежд и сил,
Умирают все желания.
Я спокоен, — я вкусил
Прелесть скорбной Гефсимании.