Алексей Лозина-Лозинский - Противоречия: Собрание стихотворений

Я слышал прекрасную речь.
Как тонок начитанный лектор!
Но где же небо и меч?
Нет круга и есть только сектор…

Найди же средь чисел нам,
Господин профессор, ответы!
Ведь мы стосковались по мудрым
Где ты, тишина звезды, где ты?

Ах, брекекекекс, кричи!
Святые вопли лягушки…
На рынке идут мечи,
Мечи и идут по полушке!

И мы захотели знать,
Где ваши на Космос ответы?..
Трибуна политика?.. Нет! Бежать!
Где ты, тишина звезды, где ты?

Я был в cabaret artistique,
Я слышал треск тарантеллы…
Ах, как был вычурен миг,
А речи и скучны и смелы!

Банальный, больной экстаз…
Бессильные сны и поэты…
Манерно-свободные позы глаз…
Где ты, тишина звезды, где ты?

Уныло по ночам перебирая эти,
Такие мне давно знакомые стихи,
Воспринимаю вновь угасших мыслей плети,
Скорбь на пути годов оставленной вехи;

Но что больней всего – то скрыто перед всеми.
Один я вижу в них тень дальних, дальних лет,
И всё ж она везде и в каждой новой теме
И в каждой рифме их. Тень – внутренний их свет.

То имя женское, мне – полное печали;
И это имя я, нет, я не написал.
Стыдился, чтоб его другие не слыхали,
Боялся, чтоб его я сам не услыхал.

На камне когда-то, когда
Я высек слова: я люблю.
Там мхи разрослися богато
И надпись закрыли мою.

Но мох седовласый снимаю
И вижу вновь: я люблю…
В груди я тот камень таскаю,
Где надпись я высек мою.

Зачем кричите вы, что это там громадно,
Что свято это здесь и интересно то?
Над чем дрожали вы, что вы впивали жадно,
Всё было для меня — ничто.

Жить? Жить? Серьезно жить? Какое утомленье!
Играть бирюльками, работать, быть слепым,
И, как венец, как приз – пот акта размноженья!
Какая пустота и дым…

Я вижу муравьев, лишь муравьев спешащих!
В огромных контурах народов и культур
Я вижу мрачный бег хохочущих, визжащих,
Искривленных каррикатур.

Когда в пустыне жизнь моя
Сплеталась с лунными лучами
И кроткий львенок и змея
В пещере были мне друзьями,

Ко мне из града приходил
Спокойный, ласковый философ,
И ночью он меня учил
Путем ответов и вопросов.

Он мерил тайны естества
И на песке рукой искусной
Чертил фигуры и слова,
Простой, медлительный и грустный.

И вновь, но иначе следил
Я за вселенною бескрайной,
И даль божественных светил
Мерцала гордостью и тайной.

И был я мыслью высоко,
Когда я слушал эти речи.
Где стройность мощная Всего
Слагалась из Противоречий.

Раз на рассвете он сказал:
– «Я знаю, ты бежал из града,
Но потому, что не познал,
Что Богу зло, как благо, надо».

И проклял я его тогда
И отвечал: «ты знаешь много,
Но презирал ты города
И не любил в пустыне Бога».

Когда бросала кровь заря
На голубые неба ткани,
Взирали львенок и змея
На перламутровые грани.

И я колена преклонял
Пред чистотою упований
И мудрой кротостью смирял
Страданья тайные познаний.

И мыслил я, идя испить,
Наполнить звонкие кувшины:
«Философ думал начертить
И мир и смысл его единый.

Но всё бездонно глубоко –
Яйцо, песчинка, свод небесный.
Лишь дух – хранилище всего
И глубже знает бессловесный».

Но у реки, среди ветвей,
Узрел я деву молодую,
Свободно-нежную, как змей,
Как мрамор розовый, нагую.

Она сидела у воды
И косы мокрые сплетала,
И очи были две звезды,
Два веселящихся кинжала.

О, аромат ее волос
И ног ее сокрытый пламень!
И муки я не перенес,
И я упал, как труп, на камень.

Со мной мой львенок и змея,
Я провожу все дни в моленьях,
Но тело женщины меня
С тех пор терзает в сновиденьях.

Был дня медлительный конец,
Склонявший к мудрому бессилью,
Когда ко мне пришел беглец,
Покрытый ранами и пылью.

И я бальзам от ран достал,
Принес акрид ему и меду,
Он говорил и я внимал
Ему, безумному уроду.

Был низок лоб, был блеск в глазах,
Он скалил зубы, он смеялся;
Рабы восстали в городах,
Он был вождем и тоже дрался.

На узких улицах сошлись
Клинки со звоном серебристым,
На мрамор весело лились
Амфоры с ладаном душистым.

Все брали женщин и вино,
Дрались рассудочно мечами,
И выбивали в бочках дно,
И надсмехались над богами.

Был гость насмешлив, мрачен, смел,
И речь его была, как грохот,
И человеческий удел
Метался в нем, как боль и хохот.

И я сказал: «Зачем ты жил?
Твой дух пороком был окован».
Он круг со смехом начертил
И отвечал: «он заколдован».

Когда же молча проводил
Его я в горы на рассвете,
Он с грустным взглядом уронил:
«Слепец, мечтающий о свете…»

А возвратясь, увидел я
В своей норе два трупа рядом:
Была растерзана змея,
А львенок был отравлен ядом.

В слезах пред звездами я пал,
И потрясенный всеми снами,
И чуткий демон целовал
Меня печальными устами.

Есть подземные, недвижные озера,
Чаши, замкнутые в каменные глыбы,
Воды черного, безмолвного простора,
Где живут совсем слепые рыбы.

Им не нужны очи в чутком сне блужданий,
Хищный дух ведет их в коридорах мрачных,
Но у них должна быть муть воспоминаний
О глубинах, солнечно-прозрачных,

Об алмазных, изумрудных океанах,
О пологих, сонных отмелях полудней…
Я рассказывал о нас, о странных,
О слепых, живущих в мраке будней?

Ах, мы в нем ослепли, точно эти рыбы!
Ах, над нами нету солнечного свода!
Нас ведь тоже сжали каменные глыбы,
Нам ведь тоже, тоже нет исхода!

В тишине большого дома
Ночью шепчут свой псалом
Тень колдуньи, призрак гнома,
Тени тех, что строил дом.

Тени смутны и нечетки,
Сплетни древние твердят,
И стучат, как капли, четки
На молитве чертенят.

Много-много поколений
Как-то жило, жило тут…
Может быть, что ночью тени
Звуки Ланнера зовут?

Будут важно-тихи пары,
Дамы в фижмах и чепцах
И усатые гусары
В расшитых воротниках.

В платье шелковом маркиза –
Крепостник и франк-масон…
Иль Тургеневская Лиза
Как печальный, чистый сон…

С болью старого надлома
Я стою, всему чужой,
В тишине большого дома
И веселый, и пустой.