Алексей Лозина-Лозинский - Противоречия: Собрание стихотворений

Философ, улыбнись! О, улыбнись невольно
На мысли строгие, мечтатель мой, чудак…
Послушай, вечером большая колокольня
Наивно-мудрый звон роняет в полумрак…

Философ, надо нам, задумчивым, смеяться
Над пустотой всего, над ножницами Парк…
Послушай, вечером идут поцеловаться
Полу-развратники и полу-дети в парк…

Философ, будем жить! По суетным дорогам
Ведь мы не первый день, идем давно-давно…
Послушай, вечером ты чуешь, что пред Богом
Всё, что мы делаем, прелестно и смешно…

Мой юный друг, поверь: мир – Чья-то тень.
О, как медлительны моих мгновений стуки!
Как маятник идет мой неизменный день
К страданью Знания от пустоцветной скуки.

Но мне мила мечта в твоих живых устах,
Влюбленность ранняя в грядущие вериги,
Как детский почерк мой, заметки на полях
Давно прочитанной, когда-то важной книги.

Какая немая тревога,
Глядящая в синюю ширь,
Чтоб сердце мое было строго,
Как звонкий, пустой монастырь.

Но я… Я всегда озабочен,
Померкло давно Бытие…
То весело очень, то очень
Печально ты, сердце мое!

Из дней я, спеша промотаться,
Плету и плету свою нить…
Ах, надо немного кривляться,
Немного сквозь слезы шутить

Есть господа, свое существованье
Ведущие умно, кто с Богом, кто без Бога;
Есть стадо, чернь, толпа, не мыслящая много;
Есть Арлекин, печальное созданье,
Кривляка Арлекин, несущий мудрый вздор…
Он – фантазер! Он – фантазер!

Гляди на мир! Но знай – не всё возможно!
В прохладе Космоса нужна не утонченность,
А такт, приличие, нужна определенность.
Но Арлекин… он знал, что жизнь ничтожна,
A homo sapiens был дурнем до сих пор…
Он – фантазер! Он – фантазер!

Красавицы мечтались Арлекину,
Синьоры, что всегда принадлежат богатым…
Но он был бедняком! Он был, ха-ха, горбатым!
И Арлекин… он любит Коломбину
За слезы детские и за наивный взор…
Он – фантазер! Он – фантазер!

О, у толпы так много грубых терний,
Пинков, свистков тому, кто к ней с душой приходит!
Но мыслит Арлекин: его Мадонна водит
И он живет, не бегая от черни;
С поклоном вежливым хохочет ей в упор…
Он – фантазер! Он – фантазер!

Некогда на странном острове Сирены,
В гроте, где нависли сталактиты,
Четко-правильные, мраморные стены
Выстроили мудрые квириты.

Грот имел огромные размеры,
Гулкость побуждала там молиться;
Храм был сделан так, что первый луч Венеры
Должен был на жертвенник ложиться.

О, с какою далью, мудрой и безбрежной
Люди связывали все движенья!
Видишь ты жреца в одежде белоснежной,
Строго ждущего подзвездного веленья?

Мой милый, случайный знакомый,
Когда оскорбят тебя сильно,
Когда ты с тоской и истомой
На камни поникнешь бессильно,

О, вспомни в безлюдной пустыне
О том, что все дети, все – в зыбке,
О доброй и умной богине,
Печальной богине улыбки

Мой друг, мое сердце устало,
Печальное сердце поэта…
Мой друг, в глубине зазвучала
Та песня, которая спета…

Замолкни! Пусть будет ненастье
И труд и привычное стадо…
Есть письма, есть души, есть счастье,
Которые трогать не надо…

Проконсул Пилат. Перед ним – мятежный,
Сомкнувший в печали уста.
Ты помнишь, Понтий, вопрос небрежный:
Quid est Veritas? Да?

О, этот презрительный жест рукою
И тусклый, скучающий взгляд!
Но… как ни стыдно, а я с тобою,
Жирный Понтий Пилат!

Наивно-строгими, серьезными глазами
Читает девочка Псалтирь.
Впервые жуткими, глубокими мечтами
Она объемлет то, что позабыто нами –
Вселенной тягостную ширь.

О, рожица! О, взгляд, ушедший без улыбки
В смешно-торжественную вязь!
Послушай, мой глупыш, коль мы рассудком гибки,
Мы в жизни всё возьмем, пройдем сквозь все ошибки
И, грустные, умрем, смеясь…

Где ты, донна в черном платье?
Тихо бродят в храме тени…
Не вчера ль ты у Распятья
Становилась на колени?

Луч, где вилися пылинки,
Сквозь цветные падал стекла
На Мадонну в пелеринке,
Пред которой роза блекла.

И на ножку синьориты
Он таинственно ложился…
За колонною сокрытой
Беспредельно я влюбился.

Я любил твои движенья,
Стан твой трепетный и гибкий,
Лицемерие смиренья
И кокетливость улыбки.

Не вчера ли у портала,
Проходя, ты вдруг склонилась
И сквозь ветер прошептала
«Будь опять» и быстро скрылась

О, прохладный мрак собора!
О, могучая колонна!
Жду я – скоро, будет скоро
В черном платье эта донна!

Донна! Кто ты? Где ты? Жду я…
Я, синьор, палермитаяец…
Вдруг кого-то сзади чую…
Бырр! Какой-то францисканец!

Скрыты очи капюшоном,
Острый нос, сухие губы…
«Пошутила донна с доном», –
Прошептал он мне сквозь зубы.

Что за дьявол! Эй, ни шагу!
Без раздумия и страха
Тут же в храме я на шпагу
Вздел проклятого монаха.

Это было за колонной,
Только я здесь находился.
Я галантно пред Мадонной
За убийство извинился.

В плащ закутавшись по очи,
Шляпу сдвинувши на брови,
В закоулках я средь ночи
Быстро скрылся прочь от крови.

Выпив дома три бокала,
Спал я сном Святого Духа.
Я не знал, что всё видала
В храме нищая старуха.

Мой слуга отчайным стоном
Разбудил меня, проклятый!
«О, синьоро! Под балконом
Королевские солдаты!»

Я взглянул в окно… Отместка!
Под окном солдаты… масса…
«Эй, – кричу слуге, – Франческо!
У меня есть где-то ряса…

Мигом вымочи и мигом
С чердака неси солому».
Мой слуга привык к интригам
И пошел искать по дому.

Чрез минуту мокрой рясой
Был Франческо я обязан
И соломой, как кирасой,
Точно чучело, обвязан.

За дверьми я слышу шпоры,
Говор, шарканье ботфорта…
А, жандармы! мушкатеры!
Ну, увидят черти черта…

Заслушавшись Бога, застыла
Трущоба в смиреньи и мощи.
Болот необъятная сила
Хранит изначальные рощи.

Здесь тихо, здесь свято, здесь дико,
Здесь втоптана лосем дорожка…
В болотах желтеет морошка,
А склоны багрит земляника.

Шепча, заговорщики-ели
Сплотились сплошною стеною
Вкруг озера, темной купели
С студеной, прозрачной водою.

Украсили мхи его пышно,
И лес хоронит его зорко,
И точно колдунья озерко –
Коварно, глубоко, неслышно…

Лишь солнце, покорное смене,
Звучащей в покое природы,
Печальные, строгие пени,
Как думы, положит на воды, –

На это озерко из чащи,
С главою, опущенной долу,
Выходит послушник молчащий
И молится Лавру и Фролу.