Василе Александри - Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница

Пришел к паше бедняк араб.
Был темен взор, а голос слаб.
«Я бедуин, но для меня
Пришла пора продать коня.
Вот он — мой Эль-Зораб!

Когда я мчусь во весь опор,
Кто не покинет свой шатер,
Завистливо не глянет вслед?
Он для меня — как солнца свет,
Продать его — позор…

Но крут нужды тяжелый путь,
Моей жены иссохла грудь,
Моих детей запали рты,
Паша! Спасти их можешь ты,
К ним милосерден будь!

Взгляни, как скачет мой гнедой,
Играя легкою уздой.
Ты молнию обгонишь с ним.
Дай денег — чтобы стал твоим
Красавец молодой!»

Провел коня вперед, назад…
Паши горит восторгом взгляд,
Но только гладит не спеша
Седую бороду паша —
Уста его молчат.

«Я тысячу цехинов дам».
«Паша, паду к твоим ногам!
Об этом я мечтать не мог!
Тебе воздаст за щедрость бог
Здесь, на земле, и там!»

Берет мешочек бедуин,
В нем о цехин звенит цехин.
Он счастлив: ведь его жена
Теперь от смерти спасена,
Спасен младенец сын.

Богатство он домой несет!
Теперь он больше не пойдет
Просить в тени чужих шатров.
Кормить голодных бедняков
Пришел его черед.

Прижал к груди цехины он,
Уходит, счастьем опьянен.
Но тут в глазах мелькнул испуг,
И он остановился вдруг,
Как громом поражен.

На золото глядит в тоске,
Мешок дрожит в его руке.
Араб к коню идет назад,
И слезы на глазах блестят,
Как ручеек в песке.

Коня он обнял и, скорбя,
Густую гриву теребя,
Тихонько плачет. «Мой алмаз!
Мой гордый лев, услада глаз!
Я продаю тебя!

Дочь золотой инжир сорвет —
Кому отдать ей спелый плод?
Мой сын извилистой тропой
С тобой к ручью на водопой
Под вечер не пойдет!

Нас больше в сумерках густых
Не встретит смех детей моих,
Не буду больше их втроем
Усаживать в седле твоем…
Чем я утешу их?

Что мне сказать моей жене
О нашем гордом скакуне?
Как без коня мы будем жить?
И люди станут говорить
С насмешкой обо мне!

Моя Раира, Эль-Зораб
Другому продан, словно раб.
Не будет больше звонко ржать,
Не будет за тобой бежать,
Куда ты ни пошла б!

Жена, жена! Забудь о том,
Как мчится на коне гнедом
Твой Бен-Ардун, как он поет,
Когда стреляет птицу влет,
Пригнувшись над седлом!

Встречать меня в вечерней мгле
Не будешь выходить к скале,
Миг встречи пропустить боясь,
Не будешь ухо, торопясь,
Прикладывать к земле!

Прощай навеки, мой скакун!
Пройдет и пять и тридцать лун,
Где б ни пришлось тебе скакать,
С тобой не встретится опять
Несчастный Бен-Ардун!

Не гладить мне твоих ноздрей
И гривы не чесать твоей,
Твоей не видеть красоты,
Когда пустыню топчешь ты,
Летя стрелы быстрей!

Пустыня знала нас с тобой,
Твой топот знала громовой!
Теперь нам вместе нет дорог!..
Кто, друг, тебя напоит в срок
Водою ключевой?

Как я могу тебя отдать?
Здесь ласки ты не будешь знать.
Здесь будут бить тебя хлыстом,
Замучат тягостным трудом,
Ты будешь голодать!

И будешь ты убит в бою!..
Нет радость не отдам свою,
Не покорюсь моей судьбе!
Паша! Вот деньги — я тебе
Коня не отдаю!»

Но потемнел паша, как ночь,
Не в силах гнева превозмочь.
В его глазах блеснул огонь:
«С ума сошел! Мой этот конь!
Иди отсюда прочь!»

«Моих очей бесценный свет —
Он твой, паша? Дай мне ответ!
Чей голос для него закон,
Кому во всем покорен он?
Он — твой, паша? О нет!

Я за него и с богом в бой
Готов вступить и с сатаной!
Зачем тебе один скакун?
Богат конями твой табун!»
О, сжалься надо мной!

Ты видишь — у твоих я ног!
Но в небесах велик пророк,
Суд праведен его и гнев!
Меня, ограбив и раздев,
На гибель ты обрек!

Так убивай и не томи!
Да будешь проклят ты людьми!
Твоих я денег не беру,
Я лучше в нищете умру!
Вот золото — возьми!»

И приказал паша: «Раздеть!
Эй, слуги, принесите плеть!»
Но выхватил араб кинжал
И рядом с Эль-Зорабом встал,
Готовый умереть.

Толпа оцепенела слуг.
Кинжал вонзил в коня он вдруг,
И вот из шеи золотой
Забила кровь струей густой,
И умер верный друг.

Блестит в чалме паши алмаз.
Минута тянется, как час.
Араб ничком упал на труп,
Стирает пену с мертвых губ,
Целует мертвый глаз.

Встает, кинжал прижал к устам,
Потом его отбросил сам.
«Мой сын отмстит, проклятый зверь!
Ну что же, убивай теперь,
А тело выбрось псам!»

Вот собралась благочестиво
Вся братия монастыря.
Поют стихи из псалтыря.
Их помыслы чисты на диво,
Их не смутят мирские страхи.
Сегодня праздник Всех святых,
Велит обычай пить за них —
Ему покорствуют монахи.

Причастие дает сегодня
Паисий-старец. Чтя закон,
Дно бочки вышибает он —
В ней багровеет кровь господня.
А дьякон важно и сурово
Читает святцы — все подряд.
И кружками отцы гремят
За здравье каждого святого.

«Спаси, господь… — буль-буль… — Адама… —
Буль… — Сифа…» Мученикам честь
Воздали, сколько в святцах есть,
Потом — святым родного храма.
Льют из бочонка, не жалея,
И за Петра, и за Христа,
За татя с правого креста,
За мученика Фалалея.

Луку и Павла поминают,
За прочих праведников пьют.
Едва по новой разольют —
Еще святого подбирают.
Смиренно пьют — и не устанут.
Не обижая никого,
Не выпьют две за одного
И пить одну за двух не станут.

Вот святцы наконец закрыты.
Другая книга внесена.
В ней тоже ищут имена.
Найдут — и кружки вновь налиты.
Запас святых все иссякает,
Да и в бочонке близко дно.
Уж нет святых. Но есть вино.
Пить без святых? Не подобает!

Где ж выход в этом затрудненье?
Но вдруг Паисий застонал
И у бочонка мертвым пал.
Вскочила братия в смятенье.
«Стой, братцы! — Кир промолвил слово, —
Святые надобны для вас?
Налейте же в последний раз;
Пьем за Паисия святого!»

Попросить тебя хочу…
Призван я, — так поневоле
Сердце падает. Тоскую.
Жаль не вас, а жаль милую, —
Чуть от боли
Не кричу…

Кто рожден в недобрый час,
У того и доля злая.
Мы по матери — два брата.
Охраняй же девку свято,
Соблюдая
Пуще глаз.

Хору не пускай плясать
С незнакомыми, с чужими.
Будь при ней — но знай одно лишь:
Берегись, коли позволишь
Ей с другими
Танцевать!

Ну, с тобою иногда
Пусть попляшет, как сестрица…
К ней, смотри, не жмись, не балуй, —
А не то плясать, пожалуй,
Застыдится
Навсегда.

Нет, и пальцем не задень!
Обнимать не суйся, значит:
Обомрет, и не для виду
Затаит в себе обиду,
И проплачет
Целый день.

У колодца с ней, смотри,
Не болтай, дай лучше крюку,
Проходи своей дорогой,
Не дурачься с девкой строгой,
Ручку в руку
Не бери.

Есть ли девушка смирней!
Поцелуешь — будто рада,
Приласкаешь — равнодушна,
Говорит с тобой послушно, —
Все ж не надо
Верить ей…

Обоймешь ее разок —
Скажет: больно!.. Понимаешь:
Я и сам вдвоем с подругой
Сжать боюсь ей стан упругий, —
Вдруг сломаешь.
Как цветок?

А случится повстречать,
Лучше вид прими угрюмый,
Отойди, — блюди обычай…
Ты не слушай вздор девичий
Да не вздумай
Провожать!

Нрав у матери сердит…
Как начнет — трясутся ноги!
Дочку с парнем коль приметит,
Кулаком, пожалуй, встретит,
На пороге
Разбранит!

В оба-два за ней гляди.
Заходи к ним, да частенько,
Знай, что в доме происходит, —
Особливо кто приходит,
Хорошенько
Проследи!

Девка — горе ты мое!
Белокура, в полной силе,
Высока, стройна собою,—
Видно, велено судьбою,
Чтоб любили
Все ее!

Если ж в дом моей любви
Гость войдет, не будь тетеря, —
Улучи, браток, минутку,
С ним схватись, как будто в шутку,
И, как зверя,
Удави!

Все возьму я на себя,
Мне на совесть грех твой ляжет.
Суд меня пускай засудит,
А тебе беды не будет,
Бог накажет
Не тебя.

Да, она должна любить
Лишь меня, по мне тоскуя.
Но коль что случится с нею,
Берегись, не пожалею;
Ведь могу я
И убить!