Федор Тютчев - Полное собрание стихотворений

              Хоть родом он был не славя́нин,
              Но был славянством всем усвоен,
       И честно он всю жизнь ему служил,
       Он много действовал, хоть мало жил,
И многого ему принадлежит почин —
И делом доказал, что в поле и один
       Быть может доблестный и храбрый воин.

       Бывают роковые дни
Лютейшего телесного недуга
       И страшных нравственных тревог;
       И жизнь над нами тяготеет
       И душит нас, как кошемар.
       Счастлив, кому в такие дни
       Пошлет всемилосердый бог
       Неоценимый, лучший дар —
       Сочувственную руку друга,
Кого живая, теплая рука
       Коснется нас, хотя слегка,
       Оцепенение рассеет
И сдвинет с нас ужасный кошемар
       И отвратит судеб удар, —
Воскреснет жизнь, кровь заструится вновь,
И верит сердце в правду и любовь.

Тихо, мягко над Украйной
Обаятельною тайной
Ночь июльская лежит —
Небо так ушло глубоко,
Звезды светят так высоко,
И Донец во тьме блестит.
Сладкий час успокоенья!
Звон, литии*, псалмопенья
Святогорские молчат —
Под обительской стеною,
Озаренные луною,
Богомольцы мирно спят.
И громадою отвесной,
В белизне своей чудесной,
Над Донцом утес стоит,
К небу крест свой возвышая…
И, как стража вековая,
Богомольцев сторожит.
Говорят, в его утробе,
Затворившись, как во гробе,
Чудный инок обитал,
Много лет в искусе строгом
Сколько слез он перед богом,
Сколько веры расточал!..
Оттого ночной порою
Силой и поднесь живою
Над Донцом утес стоит —
И молитв его святыней,
Благодатной и доныне,
Спящий мир животворит.

Австрийский царь привык забавить
Собой и други и враги —
Неаполь нос ему приставит,
       А русский царь — роги.

Ну как тому судить поэтов дар,
       Об их ошибках, превосходстве,
       Кому лицеем был амбар
       И кто смышлен лишь в скотоводстве.

Каким венком нам увенчать
Питомца русского Парнаса,
На коем возлегла печать
Могучих вдохновений Тасса?
Ты лавров не захочешь, нет, —
Они душе твоей постылы
С тех пор, как дивный твой поэт —
Твой Тасс — и на краю могилы
Не мог их данью взять с земли…

Но девы павшего Сиона
Другой венок тебе сплели
Из сельских крин и роз Сарона*.

Стяжать венок от вас не мечу,
Но ваши похвалы люблю,
Коль на пути своем их встречу.
Балласт хотя не назначает,
Куда и как плыть кораблю,
Но ход его он облегчает.

          Какие песни, милый мой,
  Когда вокруг лишь ненависти крики*,
  А в сердце скорбь о глупости людской,
          Которою, как некой тьмой,
  Ослеплены и малый и великий?

    Какие песни в той стране,
        Где старики, как язву, мысль бичуют
И с целой армией в бронях и на коне
    Противу мальчиков воюют?

В стране, где эта мысль, лишась прямых путей,
    По закоулкам татем бродит,
    От грубых прячась сторожей,
И в детях лишь себе защитников находит?

О родина моя! Ужели никогда
Без роковых преград, без пропастей глубоких,
Как реки плавные равнин твоих широких,
Ты не пойдешь путем разумного труда?

  И будет вечно мысль не там, где сила,
          А сила будет век темна
          И безответна, как могила,
          И, как могила, холодна?

А мысль… ужель она средь тысячи шпионов,
    Как дичь для травли злых невежд, ‹…›

Я не ценю красот природы,
Когда душа потрясена,
Когда свинцовая невзгода
Тмит бедный дух кошмаром сна.
Природы лучшие красо́ты
Меняют часто годы, дни…
Из нас поймет, пожалуй, сотый,
Что мы ей только и сродни.
Нет, преждевременная вялость
Ее не будит скорби в ней.
И нам в себе души усталость
Нести тяжеле и больней.
Природы воздух ядовитый
Нас отравляет не всегда:
Мы себялюбием повиты —
И эта губит нас беда.

Не в первый раз волнуется Восток,
Не в первый раз Христа там распинают,
И от креста луны поблекший рог
Щитом своим державы прикрывают.
Несется клич: «Распни, распни его!
Предай опять на рабство и на муки!»
О Русь, ужель не слышишь эти звуки
И, как Пилат, свои умоешь руки?
Ведь это кровь из сердца твоего!

Корабль в густом сыром тумане
Как бы затерянный стоит…
Недавней бурей в океане
Компа́с изломанный молчит.
И цепи якорей порвались…
Теченье ж всё несет, несет…
Бросают поминутно лот,
Уже на камни натыкались…
Друг друга — подле не видать.
Ужель, о боже, погибать!..
И в экипаже — ужас дикий…
А мгла густей и всё густей,
И глухо раздаются в ней
Пловцов взывания и клики…
Спаси их, господи, спаси!
Пошли ты им в сей час великий
Хоть луч единый с небеси.

Nous avons pu tous deux, fatigués du voyage,
Nuos asseoir un instant sur le bord du chemin —
Et sentir sur nos fronts flotter le même ombrage*,
Et porter nos regards vers l’horizon lointain.
Mais le temps suit son cours et sa pente inflexible
A bientôt séparé ce qu’il avait uni, —
Et l’homme, sous le fouet d’un pouvoir invisible,
S’enfonce, triste et seul, dans l’espace infini.
Et maintenant, ami, de ces heures passées,
De cette vie à deux, que nous est-il resté?
Un regard, un accent, des débris de pensées. —
Hélas, ce qui n’est plus a-t-il jamais été?

Que l’homme est peu réel, qu’aisément il s’efface! —
Présent, si peu de chose, et rien quand il est loin.
   Sa présence, ce n’est qu’un point, —
   Et son absence — tout l’espace.