Федор Тютчев - Полное собрание стихотворений

       Конечно, вредно пользам государства
В нем образовывать особенное царство,
       Но несогласно с пользами подда́нства
И в Ханстве возбуждать особенное ханство,
Давно минувших лет возобновлять приемы и следы,
И, устранив все современные лады,
   Строй новый заводить,
       И самозванно, произвольно
       Вдруг на Москве первопрестольной
В затменье умственном, бог ведает каком,
Вдруг заявить себя ожившим баскако́м*
       Для несуществующей Орды.

         Во дни напастей и беды,
         Когда из Золотой орды
         В Москву баскаков насылали,
 Конечно, и тогда их выбирали,

      Москве предоставляя в дар
      Учтивейшего из татар, —
Насколько совместимы два эти слова —
     Ну, словом, лучшего из той среды,
      И не отправили бы Дурнова*…
А впрочем, тут много шума из пустого.

       Благоуханна и светла,
Уж с февраля весна в сады вошла,
И вот миндаль мгновенно зацвела,
И белизна всю зелень облила.

       Мы солнцу Юга уступаем вас:
       Оно одно — должны сознаться мы —
       Теплее нашего вас любит, —
А все-таки, хотя здесь царство и зимы,
       Мы ни с какими бы страна́ми
       Здешних мест не променяли.
       Здесь сердце ваше остается с нами.
       Ступайте ж, уезжайте с богом,
       Но сердце ваше нам залогом,
       Что скоро вы вернетесь к нам.
       И пусть в отъезда час со всех сторон,
       И даже с бедного одра страданья,
       Мольбы, благие пожеланья
       За вами понесутся вслед —
Всех русских душ торжественный привет.

   Вот свежие тебе цветы
          В честь именин твоих, —
   Еще цветы я рассылаю,
   А сам так быстро отцветаю.
Хотелось бы собрать пригоршню дней,
          Чтоб сплесть еще венок
   Для именинницы моей.

Чертог твой, спаситель, я вижу украшен,
Но одежд не имею, да вниду в него.

         На первой дней моих заре,
  То было рано поутру в Кремле,
  То было в Чудовом монастыре,
  Я в келье был, и тихой и смиренной,
  Там жил тогда Жуковский незабвенный.
         Я ждал его, и в ожиданье
Кремлевских колколов я слушал завыванье.
      Следил за медной бурей,
  Поднявшейся в безоблачном лазуре
  И вдруг смененной пушечной пальбой, —
  Все вздрогнули, понявши этот вой.
  Хоругвью светозарно-голубой
Весенний первый день лазурно-золотой
       Так и пылал над праздничной Москвой.
       Тут первая меня достигла весть,
         Что в мире новый житель есть
         И, новый царский гость в Кремле,
       Ты в этот час дарован был земле.
         С тех пор воспоминанье это
      В душе моей согрето
         Так благодатно и так мило —

  В теченье стольких лет не измен‹яло›,
  Меня всю жизнь так верно провожало, —
        И ныне, в ранний утра час,
  Оно, всё так же дорого и мило,
         Мой одр печальный посетило
  И благодатный праздник возвестило.
      Мнилось мне всегда,
Что этот раннего событья самый час
Мне будет на всю жизнь благим предзнаменованьем,
И не ошибся я: вся жизнь моя прошла
       Под этим кротким, благостным влияньем.
       И милосердою судьбою
       Мне было счастье суждено,
       Что весь мой век я ‹над собою›
       Созвездье видел всё одно —
Его созвездие, — и будь же до конца оно
       Моей единственной звездою
      И много-много раз
Порадуй этот день, и этот мир, и нас…

Царь благодушный, царь с евангельской душою,
    С любовью к ближнему святою,
    Принять, державный, удостой
    Гимн благодарности простой!
Ты, обнимающий любовию своей
    Не сотни — тысячи людей,
    Ты днесь воскрыльями ея
Благоволил покрыть и бедного меня,
       Не заявившего ничем себя
И не имевшего на царское вниманье
       Другого права, как свое страданье!..
    Вниманьем благостным своим
    Меня призреть ты удостоил
       И, дух мой ободрив, ты успокоил…
       О, будь же, царь, прославлен и хвалим,
       Но не как царь, а как наместник бога,
         Склоняющего слух
    Не только к светлым легионам

       Избранников своих, небесных слуг,
       Но и к отдельным одиноким стонам
       Существ, затерянных на сей земле,
И внемлющего их молитвенной хвале.
       Чего же, царь, тебе мы пожелаем?
    Торжеств ли громких и побед?
       От них тебе большой отрады нет!
    Мы лучшего тебе желаем,
       А именно: чтобы по мере той,
    Как призван волей ты святой
       Здесь действовать, в печальной сей юдоли,
Ты сознаваем был всё более и боле
         Таким, каков ты есть,
    Как друг добра нелицемерный…
       Вот образ твой, и правильный и верный,
       Вот слава лучшая для нас и честь!

       Ночной порой в пустыне городской
       Есть час один, проникнутый тоской,
       Когда на целый город ночь сошла
    И всюду водворилась мгла,
Всё тихо и молчит; и вот луна взошла,
    И вот при блеске лунной сизой ночи
Лишь нескольких церквей, потерянных вдали,
Блеск золоченых глав, унылый, тусклый зев
       Пустынно бьет в недремлющие очи,
       И сердце в нас подкидышем бывает
И так же плачется и так же изнывает,
О жизни и любви отчаянно взывает.
Но тщетно плачется и молится оно:
       Всё вкруг него и пусто и темно!
       Час и другой всё длится жалкий стон,
Но наконец, слабея, утихает он.