Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Хореи быстрые как холодок,
Вы, ямбы темные, вы, анапесты, –
Капризны вы, и сколько вас ни пестуй,
Не обнажите вы глубинных строк.

Как ночи ноября они отверсты
И звездами шумят, их шум жесток,
Падучего сияния поток
Во мгле восток пророчит розоперстый.

Я глупой музе косы расплету,
Прекрасная как папироса флейта
Музыкой дымной облечет мечту,

Огонь мой вспыхнет собственный, не чей-то.
Так в Торичеллиеву пустоту
Летит блестящий стебель Фаренгейта.

Галдят, галдят газетные листы,
В Бомбее барабанят по обоям
Чума и солнце, вторят им обоим
Цейлона темнолицые порты.

В Венеции старинные мосты
Глядят подолгу в лоно голубое,
Москва блаженствует, и пред убоем
Кричат в Чикаго всех пород скоты.

В Стамбуле сутолока, я, стамбулец,
Люблю свой город с грязью узких улиц,
Иду слагать трагический свой гимн

В мощеный ад, как древние поэты,
Ступаю по намереньям благим,
Напыщенный огнем, но не согретый.

Вы, длинные ресницы кротких дев,
Вы, зоркие друзья долины дальней, –
Вы не ищите слез исповедальни
В снегах вершин, где блещет мой напев.

Над каждой гранью вдоволь прокорпев,
Овалы глыб чтоб сделались овальней,
Я сотворил уют опочивальни,
Где сны рассказывают нараспев.

Я пробую порой вина «Ирони»,
Улыбкой разбавляю мрак вороний,
Наполнивший пространства и века.

Наставницы не слушаются старшей,
Которой имя «Трезвая рука»,
Живые строки, резвые бунтарши.

И даже ты безмолвствуешь, сонет,
Когда мои беспамятствуют строфы.
В косматом ожиданьи катастрофы
Встают пустые призраки планет.

Я каменною шерстью их согрет,
То вздыбливает зданья страх суровый,
И мглу скребут железные покровы,
Джазбандов-городов громоздкий бред.

Земля стучится в бронзовое завтра,
Коротким лбом машинным бьет в закат,
Как била хоботом ихтиозавра

Тысячелетия тому назад,
Когда свирепо корчилась Европа
В студеном ожидании потопа.

Тебе претил железный Прометей,
Ты называл чудовищем Эсхила,
Твоя душа земная поносила
Божественные выдумки людей,

И, лаврами венчанный чародей,
Ты в пышной ложе улыбался хило,
Когда толпа восторженно просила,
Публичной ласки для твоих костей,

Век пепла париков и оперетты,
А не трагедии глухих годин,
Из всех веков, быть может, ты один,

Умел смеяться, пышностью согретый,
Когда над серебром твоих седин
Глумились королевские клевреты.

С холодною душой в плаще крылатом
И мне бродить по чуждым городам
И в строфы собирать улыбки дам
И трепет плеч, горящих смуглым златом.

Но я свободы дикой не продам,
Пошлю привет лачугам и палатам,
Какая б Ева пышно ни цвела там,
Не я для ней послушливый Адам.

Воздушная жена моя, камена,
Ты ветрена как миг, твоя измена,
Быть может, вечной верности милей.

Поэт и ветр, их нет в земных законах,
Поет мой плащ, в крылах его суконных
Я певчий зверь невспаханных полей.

Обыкновенную земную речь
Я радостный безумием раздую,
Слова наполню воздухом лиризма
И в черное пространство полечу.

С ветрами времени вступлю я в битву,
Их крылья прободит мой быстрый лёт,
И в ребра буду жадно я вбирать
Дыханье звезд как аромат бессмертья.

Тогда почувствую иную плоть,
Иные очи дух раскроет мой,
И в жилах кровь иная застучится,

Вдруг образами память расцветет,
И мысль, развеянную по векам,
Я приведу в эпический порядок.

Они всегда страшилися расплаты
И не были особенно щедры
Для нашей братии любой поры,
От нас до бардов, облаченных в латы.

И дон-жуанский список длинноватый
Достался Пушкину не за дары
Торжественной лирической игры,
А за арапских рук и глаз охваты.

И мы смиренные в ночи времен,
Где на посту какой-нибудь Семен
Орет на солнце голосом петушьим, –

Царей Востока в нас развратный сок,
Мы факел Афродиты не потушим,
Язык огня до холода высок.

На чашах строф мы взвешиваем слово,
Колышется от тяжести строка,
Мы будим непробудные века,
Мы в бронзу облекаем прах былого.

Вселенной тьма до черноты лилова,
В ней млечные блуждают облака,
Стада миров плывут издалека
В невидимые сети миролова.

Мы гружены лучами всех светил,
Нас пламень вдохновенья охватил,
Мы как циклопы глыбы подымаем,

Мы строим песнь, как строят мавзолей,
И с каждым августом и с каждым маем
Крутое слово злей и тяжелей.

Студеных звезд сухие ароматы
Летят с твоих вращающихся стран,
Ты диктовал и Сутры и Коран,
И древних схимников сводил с ума ты.

Над нами воет Сириус косматый,
Твой верный Пес в алмазных пятнах ран,
И дух певца сомнением попран
И ужасы его пространством смяты.

Я знаю, твой мороз и пуст и лют,
Поэты непонятные поют
Твои глаза и взгляд неуловимый.

О, дай мне мудрость ясную змеи,
Как звезды мрака, жгучим снегом вымой
Окровавленные слова мои.

О ты, отверженный ненужный боже,
То милость чудотворная твоя,
Что и кощунствую, и плачу я,
И губы предаю высокой дрожи.

И в судорожном этом бездорожьи,
Когда чужие снятся нам края,
К тебе вражду, а не любовь тая,
Тобой горю и стыну я тобой же.

Пасутся звезды. Трепет. Бытие.
Кругом хозяйство млечное твое.
Плывут персты в таинственном потоке.

Мне холодно, и больно, и светло.
Пою. То милостью твоей жестокой
Печали песнь венчала мне чело.

Тебя мы славили, еретиков мы жгли
На черных площадях и мучили в подвалах
Упорных гениев, внезапных, небывалых,
Почувствовавших вдруг вращение земли.

Мы славили тебя, и в розовой пыли
В летучем пурпуре на конях одичалых
Врывались в города, в позорных покрывалах
За победителем чужие жены шли.

Замаслен истиной как желтый плащ Пилата
Закат бессмысленный, как пятна, облака.
В твой безнадежный ад, скажи, какая плата?..

Быть может, вскоре нас задаром, а пока
Над миром властвуют певучая тоска,
Седое серебро и пламенное злато.