Вячеслав Иванов - Кормчие звезды. Книга лирики
Лунный луч меж недвижных ветвей;
Всё вперед где гостит упоенный,
Где поет неживой соловей;
Где горят главы змей изумрудных;
Где зажгли пир огней светляки;
Где в лучах, полных чар непробудных,
Лунный мед пьют из роз мотыльки;
Где, лиясь в очарованной лени,
Спят ключи на скалистой груди…
«О, зачем мы бесплотные тени?»
- «Милый друг, погоди! погоди!»
И на брег устремились отлогий,
Где почить набегает волна,
И парят осребренной дорогой
Всё вперед, где струится луна,—
Всё вперед, упоенные блеском,
К островов голубым берегам,
Меж зыбей, что подъемлются с плеском,
И поют, и ползут к их ногам.
И уже в колыбели зыбучей
Спят луга бледноликих лилей,
И, в луне выплывая текучей,
Тают вновь облака лебедей;
И, из волн возникая, ступени
И блестят, и манят впереди…
«О, зачем мы бесплотные тени?»
- «Милый друг, погоди! погоди!»
И скользит, и на теплые плиты,
Отягчась, наступает нога;
И чету, мглой лазурной повиты,
Лунных роз окружают снега.
И ведут безысходные кущи
Всё вперед, в светозарный свой храм,—
Всё вперед где волнуется гуще
Душной мглы голубой фимиам.
Стан обвив кипарисов дремучих,
Лунных чар сребродымный очаг
Сети роз осеняют ползучих
И таят, как пустой саркофаг,
Меж огней и томящих курений
Ложе нег, что зовет посреди…
«О, зачем мы бесплотные тени?»
- «Милый друг, погоди! погоди!»
Она ветвь бледной розы срывает:
«Друг, тебе дар любви, дар тоски!»
Страстный яд он лобзаньем впивает —
Жизнь из уст пьют, зардев, лепестки.
И из роз, алой жизнью налитых,
Жадно пьет она жаркую кровь:
Знойный луч заиграл на ланитах,
Перси жжет и волнует любовь…
Месяц стал над шатром Гименея;
Рдеет роз осенительный снег;
Ярый змий лижет одр, пламенея,
И хранит исступленный ночлег.
Рок любви преклонен всепобедной…
Веет хлад… веет мрак… веет мир…
И зарей безмятежности бледной
Занялся предрассветный эфир.
ВОЖАТЫЙ
Ducunt volentem fata, nolentem trahunt.
Seneca[13]«По кладезям сумрачных келий,
Куда, за ступенью ступень,
Вожатый, во мглу подземелий
Зовет твоя властная тень?
Твой плащ колышется мерной
Волной по легким пятам;
Ты ходишь поступью верной
По сводчатым темным сетям».
- «Вон из темницы тесной
Веду я тебя, мой брат!
На плиты луч небесный
Скользит из последних врат».
«Слепит меня день веселый,
Пугает шум градской,
И ранит насмешкой тяжелой
Пытливый взор людской.
Вожатый! сударь, и платы,
И повязи pyк и главы —
Бесславней, чем цепи кольчаты,
В устах шепотливой молвы!»
- «Людской ты не видишь неволи —
Твоих не увидят пелен.
Что в узах льняных? Не равно ли
Ты бледен, как бледный лен».
«Ах, благостно груди стесненной
Открылась ширь полян!
О, жаркий дух благовонный!
Елей живучих ран!..
Но мне ты поведай: какая
Нам путь отмевает тень,
Меж тем как на луге, сверкая,
Почил ослепляющий день?»
- «Взгляни: не древо ль мреет
На дальнем колене пути?
Грядущее тению реет —
С той тени ноге не сойти».
«Спешим — да избудем вскоре
Судеб неизбытную тень!
Как там, на цветущем просторе,
Прекрасен струящийся день!..
И мнится — мы близко… В боязни
Блуждает взор окрест…
О Боже! готов ли для казни,
Забыт ли сей праздный крест?»
- «Здесь грань тропы плачевной,
И светел отселе путь;
И гость да возляжет полдневный —
В последней тени отдохнуть».
«Ждало на пути меня дело:
Сей крест был тайный магнит!
Возьмите ж это тело
И радость, что путь мой сулит!
Свершайте дело распятья!
Распни мое тело, брат!
И люди станут братья!..
Что медлит гвоздь и млат?..»
-«Сей крест не жертвы просит:
Смиреньем пожри за мир!
Он небу покорность возносит,
Земле — вещает мир».
«Всё снов опьяняющих дали!
Очей, ах! у Гордости нет!
Ты мнил: на подвиг дали
Тебе простор и свет.
Глупец! то — труд непосильный,
И путь — не по силам твоим!
Узнай свой крест могильный
И яму сырую под ним!..»
- «Игралища буйных мечтаний!
Милей им истомный обман,
Чем темный праг скитаний,
Чем легкий прах полян!»
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ
Над смертью вечно торжествует,
В ком память вечная живет.
Любовь зовет, любовь предчует;
Кто не забыл — не отдает.
Скиталец, вдаль — над зримой далью —
Взор ясновидящий вперя,
Идет, утешенный печалью…
За ним — заря, пред ним — заря…
Кольцо и посох — две святыни —
Несет он верною рукой.
Лелеет пальма средь пустыни
Ночлега легкого покой.
ГЕСПЕРИДЫ
Μῆλά τε χρύσεα καλά παρ’ Ἑσπερίδων λιγυφώνων.
Orph.[14]ГОЛОСА
Муз моих вещунья и подруга,
Вдохновенных спутница менад!
Отчего неведомого Юга
Снится нам священный сад?
И о чем под кущей огнетканой
Чутколистный ропщет Дионис,
И, колебля мрак благоуханный,
Шепчут лавр и кипарис?
И куда лазурной Нереиды
Нас зовет певучая печалью
Где она, волшебной Геспериды
Золотящаяся даль?
Тихо спят кумиров наших храмы
Древних грез в пурпуровых морях;
Мы вотще сжигаем фимиамы
На забытых алтарях.
Отчего же в дымных нимбах тени
Зыблются, подобные богам,
Будят лир зефирострунных пени —
И зовут к родным брегам?
И зовут к родному новоселью
Неотступных ликов голоса,
И полны таинственной свирелью
Молчаливые леса?..
Вдаль влекомы волей сокровенной,
Пришлецы неведомой земли,
Мы тоскуем по дали забвенной,
По несбывшейся дали.
Душу память смутная тревожит,
В смутном сне надеется она;
И забыть богов своих не может —
И воззвать их не сильна!
ТРИЗНА ДИОНИСА
Зимой, порою тризн вакхальных,
Когда менад безумный хор
Смятеньем воплей погребальных
Тревожит сон пустынных гор,
На высотах, где Мельпомены
Давно умолкнул страшный глас
И меж развалин древней сцены
Алтарь вакхический угас,—
В благоговеньи и печали
Воззвав к тому, чей был сей дом,
Менаду новую венчали
Мы Дионисовым венцом:
Сплетались пламенные розы
С плющом, отрадой дерзких нег,
И на листах, как чьи-то слезы,
Дрожа, сверкал алмазный снег…
Тогда пленительно-мятежной
Ты песнью огласила вдруг
Покрытый пеленою снежной
Священный Вакхов полукруг.
Ты пела, вдохновеньем оргий
И опьяняясь, и пьяня,
И беспощадные восторги,
И темный гроб земного дня:
«Увейте гроздьем тирсы, чаши!
Властней богов, сильней Судьбы,
Несите упоенья ваши!
Восстаньте — боги, не рабы!
Земных обетов и законов
Дерзните преступить порог —
И в муке нег, и в пире стонов
Воскреснет исступленный бог!..»
Дул ветер; осыпались розы;
Склонялся скорбный кипарис…
Обнажены, роптали лозы:
«Почил великий Дионис!»
И с тризны мертвенно-вакхальной
Мы шли, туманны и грустны;
И был далек земле печальной
Возврат языческой весны.
КУМЫ
Мизена гордого и миловидных Бай,
Где пленных нереид объемлет тесный рай,
Милей мне древние, пророческие Кумы.
Там величавые в душе питал я думы,
Стоя на высоте священного кремля.
Сухим чапыжником оделася земля,
И малые следы напоминают стены;
Но море, но брега не знают перемены.
Там — скал Гаэтских тень, тут — Искии шатер
На двух краях небес стрегут морской простор,
Где, не стесненная объятием залива,
Волна подъемлется, вольна и горделива.
И, сумрачный предел с пучиною деля,
Вокруг лежат во мгле Флегрейские поля:
Там, среди рощ глухих, зияют Орка своды;
Там Ахерусии недвижимые воды.
И солнца за морем пылающий заход
Путь стелет медяной чрез бездну темных вод
И, умирая, вал у ног вздыхает мерно;
И веет из-за гор дыханием Аверна;
И чует мысль, смутясь, Аида близкий хлад,—
