Павел Зальцман - Сигналы Страшного суда. Поэтические произведения
1935
57. Детский сад в Бердянске
Скротуй забай
Зибавый перегай
Мизолы ветки
Слепили слепи
Миленю летю
Забили сети
И втыкали по метке
Зеленые букетки
1935
Ялта
58. Ветер. Дворик на горе. Суматох а во дворе
Несище плётом однорух
Столы подето вперепух
Крылами выслами петух
Согласно с зуслами старух
И вылимляно круглопёх
Разлаполит скорополох
1935
Ялта
59. Обезьяны
I.
Вокруг сгоревшей деревни негры прячутся в лесу. Других уносят паруса. Слёзы на руках выедают пятна. Но на пиру у короля мырилимо таварга, талалима бурага. Краварима турага и подарили водки. А охотники в лесу забираются под рытки.
II.
Скавыча великом на куглых кочьях, за втивь, за рым, красный глаз из корвой зламы, зелёмый сок на склот, шерсторый ским, язы лиза, зализывая ранку. И подняли глаза на кром леголых пальм, и брызнуло крылано стрекозиным дождем в ходки/, и выполз коготками по пескам, вырывывая склыни под озером. Собралась обезьянья мземь зевервло на звини грые, крыгли хвостами за глези взвигры, волосами рыжие миримы, завыргло гло в стебли блезни.
Злёмой зéврина задолголо, ревня/ под лопухом, ушибив лапу. Налетает черная палка и сбивает обезьяну на землю. Отнесли, продев через живот деревянную, занозами свесив, из глотки на землю капли, к огню, опаливши мясо на масле, очистив от костей. В челюстях, забившись в дырки. Глазами с гостя на гостя, запятнавши жиром кисти.
III.
Осталось двое маленьких завырков. Губами тёмно капли млемя, вылимляно свирикло кломи; царапая листья, проползают в глиняную осыпь и зовут напрасно.
Одного из той деревни негры нашли и съели, а другой уполз и вырос и, грозно выревев из черных брыл, выпоркло выдавив душу, бросает мертвую тушу ломаных костей из роговых когтей, и с мертвым братом вместе поет песню о мести и, грызя, колочит жарты, зарывая из сердца мертвых.
IV.
Сто ри дна. Не выехал из ночки, и мы, кудая, выуживаем тор. К до выехал, выродные, не преступи преступ. Выборные из негров в белом. Вот новая деревня, и вышел форс на выр. Вчер в речку девочка черпала вчeрни черепий блеск черепью, ополченные на воробьев, за руки льдо ноги выхидило, выехaло, выхло, волюбили, любил за руки и ноги вырванью. Она уносит платье, оставив в лодке брата.
V.
Свипервый кроль за высверки, за взорхи, разорванных за брало врыбых нaбыл и прoбыл чемородом. До дна одна в ряде, крыни крихно, дебл за долбу, за выбычу звычa выроднo, выехало, поднюхaло. Свириродно скруй, скрый, мы сегодня олоудо. Помолимся затарнандю.
VI.
В лесу в обугленной деревне прыгает обезьянья стая. А на пиру у короля ракарита мираля, шкуры мертвых обезьян кравараки папазьян.
Вот, вот ребенок в лодке лежит на тихой водке. Он был завернут в головной платок, перекидывал в ручках обезьянью косточку для забавы и разговаривал. Он пел свою песню.
Листья на берегу раздвинулись, к воде спустился зверь, прыгнул и выгрыз ему грудную полость и часть лица. Возблагодарим творца за мстительную справедливость.
Не может быть! Не может быть! Это был ребенок короля! Гуси-гуси га-га-га. И мы поем, пока в глотке не остыло жженье водки, и от начала до конца мы будем петь про мертвеца, и с мертвым братом вместе мы будем петь о мести.
1935
60. Щенки
Последний свет зари потух.
Шумит тростник. Зажглась звезда.
Ползет змея. Журчит вода.
Проходит ночь. Запел петух.
Ветер треплет красный флаг.
Птицы прыгают в ветвях.
Тихо выросли сады
Из тумана, из воды.
Камни бросились стремглав
Через листья, через травы,
И исчезли, миновав
Рвы, овраги и канавы.
Я им кричу, глотая воду.
Они летят за красный мыс.
Я утомился. Я присяду.
Я весь поник. Мой хвост повис.
В песке растаяла вода.
Трава в воде. Скользит змея.
Синеет дождь. Горит земля.
Передвигаются суда.
1936
61-65. Танки
«Облако муки…»
Облако муки.
Без движенья мельница
В ледяной воде.
И застыло колесо
Над зеленой глубиной.
«Слезы льют цветы…»
Слезы льют цветы.
Капли белых лепестков
В дождевой воде.
Я ни разу не жалел,
Как жалею в эту ночь.
(«Син-кокинсю» 1205, Аривара Нарихира)
«Беспокойный сон…»
Беспокойный сон.
Ночью, раннею весной
Вдруг приснилось мне,
Что осыпались цветы
Всюду в золотых садах.
(Осикоти-но Мицунэ)
«Неужели никогда…»
Неужели никогда
Мы не встретимся с тобой
На короткий миг,
Как бамбуковый росток
В бухте Нанива?
(Хякунин иссю. Исэ)
«Провожают облака…»
Провожают облака.
След уносится волной.
Скоро ли сюда вернусь,
Не могу решить,
Как волна и облако.
(Хякунин иссю. Неизвестный)
1937
66. Мой друг – дурак
Мало, мало им того, что выкрадывают день. Удержи его, отстань. Мало им. Кому? Постой, уж очень ты не простой. Им того, что прожигают кишки. Пустяки. Крошки. Это даже только друг и спасибо за урок. Как друг? Друг ли? И рад за пазуху всыпать угли. Разлучить меня с водой! Тянет, тянет и уводит. Долго буду просыпаться с криком. Долго буду продираться в диком горном боку. По капле на скаку мелькнут строки. Всё это уроки!? Мерси боку!
Сухо на душе так, друг, твоя водица для питья не годится. Вот несется под дорогой дождевая. Спотыкаясь, – я и к этому привык, – я потерял поток, а что нашел? – Язык. Не найти ни тут, ни там, куда ни глазом, – слепо. Где же? Как и та – так же. Кто меня несет? Шаг. Кто ведет? – враг. Тише, тише, не так быстро. Но только сказал слово, катится без возврата по покатой дороге назад. Где же, где же поворот? Бесполезно, не болезнуй. Вот он, вот – выше. Но без возврата, всё дальше и тише. Устали ноги от твоей дороги. Не спеши, не спеши, утишь. Кто молит, – молит за чужое. Для чего же два рожденья?! Отдыха! Покоя!
Мой друг – дурак, – вот кто я.
25–26 июня 1938
Двор Ялтинской киностудии
67. Волшебный рог
Ein Knab’ auf schnellem Ro?
Springt auf der Kaisrin Schlo?.
Во двор к королеве в замок
Влетел нежданный всадник.
Конь перед ней пригнулся,
Мальчик ей поклонился.
О, как она была
Прелестна и мила!
Сверкнул из детских рук
Протянутый ей рог.
И тысячи огней
Роятся перед ней,
И из огней возник
Рубиновый цветник.
Клыком слона был рог,
Изогнут и велик,
Белее детских рук
Необычайный клык.
Вдоль рога звездный ряд —
Бубенчики горят.
Множество их вылито
Из звонкого золота.
Его послала фея,
О крестнице тоскуя,
В награду чистоте,
На службу красоте.
И мальчик говорит:
«Сейчас он крепко спит,
Но пальцы пробегут,
И рог мой оживет.
И колокольный лед
Сломавшись, зазвенит,
И капельки росы
Получат голоса.
Никто так не споет,
Как этот мертвый рот,
Его золотой язык
Убьет голоса живых».
Оставленный мальчиком рог
Хранит застывший звук,
Но когда королева его коснется,
Он раскроется и проснется.
Май 1939
68. Песня разбойников
Нет дыма тверже над землей
И пламя веселей,
Чем мы, когда встаем стеной
Из обугленных полей.
Вот режут голубой угар
Комки живых огней,
Мы вырастаем как пожар,
Мы веселим коней.
Язык огня летит разить
Из роковой руки.
Кто нам захочет возразить
На наши языки?
В ответ на темные слова
И на набатный гром
Летит пустая голова
Сметающим ядром.
А если кто оставил нас,
Подобран и зарыт, —
Он никому не портит сна,
Он рядом с нами спит.
Едва на утреннем огне
Заискрится роса,
Душа на облачном коне
Взлетает в небеса.
Май 1939
69. Ночные музыканты
Hier sind wir arme Narrn
Auf Platzen und auf Gassen.
Вот дураки.
Уже зажаты скрипки,
А он еще не подымал руки,
Немой и робкий.
Их голоса, слагаясь в хор,
Живут, как части.
Они ведут согласный спор,
Топчась на месте.
Один ощупывает грудь —
В ней дырки флейты.
Другой свернулся, чтобы дуть,
Сверкающий и желтый.
Тот, у кого висел язык,
Исходит звоном,
А самый круглый из пустых
Стал барабаном.
Вот девушка глядит в окно,
Внимая стонам.
Она мертва. Ей всё равно.
Она кивает всем им.
О, как волшебно извлекать
Из носа звуки,
Одному только не на чем играть,
У него пустые руки.
Ей щиплет сонные глаза
Их треск и копоть.
Когда на щеке висит слеза,
Ее приятно выпить.
Им удается побороть
Голодные вопли.
Но зачем, зачем им собирать
Соленые капли?!
Колышет ветром рукава,
Сверкают плечи.
Он не умеет воровать,
Он только плачет.
1939