Павел Зальцман - Сигналы Страшного суда. Поэтические произведения

Жили на свете пень и колода:
Он сед как лунь, а ей три года.

И оба были вoроны,
И правы обе стороны.

Один имел уютный дом,
Другой ютился под кустом.

А ночью наступал мороз,
Но, между прочим, ворон рос.

Пока он рыл себе нору,
Другой надраивал кору:
«Дом устойчивый и крепкий,
Окружен болотом топким.
Ни одной в трясине тропки,
У меня сухие лапки».

«Холод ветрен и остер,
Развести бы хоть костер.
Мне тесна моя нора,
И узка в нее дыра.
А вот готовые дрова —
Старые заборы.
На дворе растет трава.
На дверях – запоры».

Полуворон-полувор
Собирает общий сбор:
«Давайте, звери, возьмемся вместе,
Растащим старый дом на части».

Слава справедливой мести!
Звери раскрывают пасти.
Ворон делает крылом:
«Будем строить новый дом,
А сначала безусловно
Разнесем седые бревна!»

Раздавайся, победный гром!
Ворон делает крылом.
Смысл всего пока что в том,
Что на болоте хренолом.

На самой бедной
безлистой ветке
Повисла парадная
птичья клетка.
Играя, треплются
острые полы,
В песок торопятся
медленные стрелы,
Тетивой доброшенные
до крови,
Круглые, бешеные,
как брови.
Луки мечут
вылеты,
Сухие плечи
проколоты.
С размаху валится кусок
под очаг,
И забивается песок
в живучий мех.
Сбегают осыпи, топча
зеленый луч,
И зарывается плечо
в холодный снег.

Разбуженный стрельбой
Сгибает шею.
Конь сыпет за собой
Осколки боя.

Но вымытый овраг
Хранит, как ночь,
И сваливает шаг
Угрозы с плеч.

Во встретившемся доме
Дымится печь.
Всё быстрыми следами
Стремится прочь.

Еще стучат и дышат
Стволы перил,
Но тот, кто здесь ходил,
Меня не слышит.

Мне открывает след
Слепая жалость.
Еще разбивает сад
Бегущий шелест.

Из бледного окна,
Ломая складки,
Мятется тишина
В сухие ветки.

Но поиски меня
Приводят к чаще,
Там вырос рой огня,
Ко мне летящий.

Среди зеленых пчел, —
Я к ним пробился, —
Ее бы я нашел,
Но оступился.

Вот подкручены усы
У нашей грусти.
Бегут веселые часы.
Мы с ними вместе.

Нам не расстаться,
Мы не хотим.
И мы за ними.
Неотвратим,
Он забирает у нас часы,
Он обрывает у нас усы,
И он разбивает нам носы.

Тогда мы утром, под дождем,
Летим по крышам.
И мы скитаемся и ждем,
И тихо дышим.

Нас утешает в пустоте
Тревога драки,
И мы кусаем в высоте
Пустые руки.

Сатурн ступил на темный хвост
Из деликатности.
Но этот шаг ему принес
Неприятности.
Вот путь его блестит слезами звезд —
Сатурн вступил в несчастный час
На темный хвост.
Он уклонился, уклонился. Мимо.
Его преследует беда незримо.
Она приводит в нужный час, —
Нескоро, —
К тому, что вот – Сатурн погас
С пути мирского.
И кто взошел на звездный мост
Его следами,
Страшитесь наступить на хвост
Тех, кто под вами.
Рассеялся вонючий дым
Небесной падали,
Но мы хотим, но мы хотим,
Чтоб чаще падали.

Без помарок. За курок.
Сорван синенький цветок
Беззаботно на снегу.
Он сбегает к озеру,
Он цветет на берегу,
Пока не подморозило.
На полозьях донесен
До колеи сквозящей,
И утоплен прошлым летом
Как самый настоящий.

Ветка сбросила
Серый снег.
Было весело,
Я бы лег.

Тем, чье вечером
Ремесло,
Было весело,
Их несло.

Утром пущенный
На восток,
Змей, размокший
Под кустом.

Мы нагнулись
За ним рукой,
Но наткнулись
На ручей.

Они питаются за счет
Жестокой тряски.
Есть некий низменный расчет
На ваши ласки.

Раскрывается тряпье,
И вводят руку.
Рука хватает за ее
Нагую штуку.

Выносят мокрый узелок
Из парадной…
Я одеваюсь. Я увлек,
Я нарядный.

Я оделся чрезвычайно.
Это пагубная тайна.
Для того, кто одинок,
Сорван радостный звонок.

Мы выбегаем в гастроном
Достать мадеры,
Мы возвращаемся с вином,
Но там – заборы.

Привлекательная месть
Сорвала двери,
Но разрешите мне присесть:
Здесь были воры.

Я дурак, я дерьмо, я калека,
Я убью за колбасу человека.
Но пустите нас, пожалуйста, в двери,
Мы давно уже скребемся, как звери.
Я ж страдаю, палачи,
Недержанием мочи!

Мы растопим венец на свечку,
Мы затопим мольбертом печку,
Мы зажжем запломбированный свет,
Мы сожжем сохраняемый буфет.
Я проклинаю обледенелый мир,
Я обожаю воровской пир.
Мы от всех запрячем
Ароматный пар,
Мы у дворника заначим
Хлеб и скипидар.

Как будто я еще довольно молод
И даже, кажется, сравнительно здоров.
Так почему ж меня сжигает постоянный холод?
Да потому, что в жилах истощилась кровь.

Дайте, дайте мне обед,
Дайте сытный ужин.
А иначе Бога нет,
И на хрен он мне нужен.

Первый признак – потный лоб,
Мы очень рады.
Когда едим горячий суп,
Свистят снаряды.

Второй – медали на груди
И бешеные строки.
Ах, мы не знаем, что впереди,
Какой там джокер…

Но мы прокладываем путь.
Там месят тесто.
Там у меня осталась мать,
Там ждет невеста.

Лети, лети, крылатый друг,
Спеши на праздник милый.
Ты не окончишь полукруг
Моей могилой.

Кто отстраняет их полет?
– Не ты, конечно.
Но если, если Бога нет?
– Нам безразлично.

Бессмыслен праздник, если нет
Веселой встречи.
Мы оторвали свой обед,
Свисти короче.

Кто отстраняет их полет?
Мы очень рады,
Когда течет горячий жир с котлет,
И шоколаду.

Но если в небесах столбы
Родного дыма,
Мы воссылаем вам мольбы:
Валитесь мимо!

Тесто всходит в темноте белее снега,
Зеленей воды шумят деревья в парке,
Дышит хлебной печью раскаленная дорога,
Пыль лежит, как мука на теплой корке.

Хрупкий сахар арбузов склеивает пальцы,
До локтей в бараньем жире руки,
Крепкий сок благоухает чесноком и перцем,
В нём кипят золотые чебуреки.

Скумбрия еще свистит, захлебываясь маслом,
Камбалы еще сосут лимонный сок.
Неужели этот мир немыслим?
– Всё это голодный сон.

На горячих бубликах распускалось масло,
Мы их заливали козьим молоком.
К розовым бифштексам мы заказывали рислинг —
Почему ж нам не было легко?

Что-то не давало нам покоя.
Что-то нас тянуло к панике.
Видно, нам мерещилась выжатая соя
И дурандовые пряники.

Я еще плетусь за светозарным небом,
Но меня не выпускает ледяная тень.
Надо одеваться и идти за хлебом,
Мне сегодня что-то лень.

Я предлагаю кофе и открытки,
Я предлагаюсь весь,
Я сделался немой и кроткий,
И я с покорностью глотаю грязь.

Кускам подобранного с четверенек хлеба
Давно потерян счет.
Я, очевидно, никогда и не был
Ни весел, ни умен, ни сыт.

Еще висят холсты, еще рисунки в папках…
Но я теперь похож, —
Произошла досадная ошибка, —
На замерзающую вошь.

А впрочем, может, вши тебе дороже
Заеденных людей?
Если так, – выращивай их, Боже,
А меня – убей.

Но если что-нибудь над нами светит
И ты на небесах еси,
Я умоляю, хватит, хватит!
Вмешайся и спаси.