Борис Чичибабин - Стихотворения
Ее просторов широта была спиртов пьяней... Теперь я круглый сирота по маме и по ней.
Из века в век, из рода в род венцы ее племен Бог собирал в один народ, но божий враг силен.
И, чьи мы дочки и сыны во тьме глухих годин, того народа, той страны не стало в миг один.
При нас космический костер беспомощно потух. Мы просвистали свой простор, проматерили дух.
К нам обернулась бездной высь, и меркнет Божий свет... Мы в той отчизне родились, которой больше нет.
1992
"" ЦЕРКОВЬ В КОЛОМЕНСКОМ
Все, что мечтала услышать душа в всплеске колодезном, вылилось в возгласе: Как хороша церковь в Коломенском!
Знаешь, любимая, мы - как волхвы: в поздней обители где еще, в самом охвостье Москвы,радость увидели,
Здравствуй, царевна средь русских церквей, бронь от обидчиков! Шумные лица бездушно мертвей этих кирпичиков.
Сменой несметных ненастий и ведр дышат, как дерево. Как же ты мог, возвеличенный Петр, съехать отселева?
Пей мою кровушку, пшикай в усы зелием чертовым. То-то ты смладу от божьей красы зенки отвертывал.
Божья краса в суете не видна. С гари да с ветра я вижу: стоит над Россией одна самая светлая.
Чашу страданий испивши до дна, пальцем не двигая, вижу: стоит над Россией одна самая тихая.
Кто ее строил? Пора далека, слава растерзана... Помнишь, любимая, лес да река _ вот она, здесь она.
В милой пустыне, вдали от людей нет одиночества. Светом сочится, зари золотей, русское зодчество.
Гибли на плахе, катились на дно, звали в тоске зарю, но не умели служить заодно Богу и Кесарю...
Стань над рекою, слова лепечи, руки распахивай. Сердцу чуть слышно журчат кирпичи тихостью Баховой.
Это из злыдни, из смуты седой прадеды вынесли диво, созвучное Анне Святой в любящем Вильнюсе.
Полные света, стройны и тихи, чуда глашатаи,так вот должны воздвигаться стихи, книги и статуи.
...Грустно, любимая. Скоро конец мукам и поискам. Примем с отрадою тихий венец церковь в Коломенском.
[1973]
"" x x x
Ночью черниговской с гор араратских, шерсткой ушей доставая до неба, чад упасая от милостынь братских, скачут лошадки Бориса и Глеба.
Плачет Господь с высоты осиянной. Церкви горят золоченой известкой, Меч навострил Святополк Окаянный. Дышат убивцы за каждой березкой.
Еле касаясь камений Синая, темного бора, воздушного хлеба, беглою рысью кормильцев спасая, скачут лошадки Бориса и Глеба.
Путают путь им лукавые черти. Даль просыпается в россыпях солнца. Бог не повинен ни в жизни, ни в смерти. Мук не приявший вовек не спасется.
Киев поникнет, расплещется Волга, глянет Царьград обреченно и слепо, как от кровавых очей Святополка скачут лошадки Бориса и Глеба.
Смертынька ждет их на выжженных пожнях, нет им пристанища, будет им плохо, коль не спасет их бездомный художник бражник и плужник по имени Леха.
Пусть же вершится веселое чудо, служится красками звонкая треба, в райские кущи от здешнего худа скачут лошадки Бориса и Глеба.
Бог-Вседержитель с лазоревой тверди ласково стелет под ноженьки путь им. Бог не повинен ни в жизни, ни в смерти. Чад убиенных волшбою разбудим.
Ныне и присно по кручам Синая, по полю русскому в русское небо, ни колоска под собой не сминая, скачут лошадки Бориса и Глеба.
1977
