Владимир Сосюра - Стихотворения и поэмы

Садом я блуждаю, тихою тропою,
и румяным вечер от заката стал.
Яблоки поспели, виснут надо мною,
помню, я о них у Рыльского читал.

Был я юным-юным; огненной грозою
руки миллионов гнев на штурм взметнул.
Где-то на Подолье, в поле, перед боем
я читал поэта под снарядный гул.

Мы пошли в атаку под дождем железным,
кровь багрила травы; не могу забыть,
как в душе сияло ласково и нежно:
«Тот расстаться может, кто умел любить».

Те слова звучали в орудийном хоре
и когда, прощаясь, руку ей сжимал.
Те слова поэта в радости и в горе
до седин сквозь годы нес, не забывал.

Я иду, мелькает прошлое незримо…
Где ты, моя юность, неба синий взгляд?
Яблоки краснеют Рыльского Максима,
надо мною виснут, жить и жить велят!

Та звездная ночь словно песня была,
счастливые шли мы с тобою,
где белые крылья свои занесла
зима над Москвою-рекою.

Искрилась панель в белоснежном цвету,
склонялись деревья под снегом,
и поезд метро, отстучав на мосту,
под землю врывался с разбега.

И новой, чудесной казалась земля:
великого города стены,
хрустальные звуки курантов Кремля,
машин торопливых сирены,

все башни и арки на нашем пути,
всё милое счастье простое, —
хотелось бы вечно с тобою идти
той снежной минувшей зимою.

И всё это вновь окрылило меня,
хоть я не в разлуке с тобою.
О, светлые звуки курантов Кремля
в ту ночь над Москвою-рекою!

Сады Абхазии опять передо мною!
Плывут туманы с гор; и молодым вином
заря течет вдали; и ровный гул прибоя
вздыхает под горой, как дальних пушек гром.

Летят, летят ветра с турецких берегов,
но сдерживает их крутой хребет Кавказа
и возвращает вспять. Закат погас, лилов,
и мечет в небо ночь бессчетные алмазы.

Она свои огни соединила с теми,
какие зажжены в пространствах голубых…
Должно быть, так же тут роняла звезды темень
и Пушкин со скалы глядел, глядел на них.

Копыт холодный звон. Печальны и ясны,
как караваны звезд, поэта плыли думы,
чтоб превратиться в стих… И звезды с вышины
лились на плащ его, на трудный путь к Арзруму.

Поэта светлый зов всё явственней, звучней
мне слышится теперь… Он в сердце оживает!
А ночь плывет, плывет мильонами огней,
и море Черное опять внизу вздыхает.

Пионы заката истлели,
не слышно кукушки вдали,
и вербы в ручей по колени
напиться воды забрели.

Умчались дневные заботы,
плывет предвечерняя мгла,
и с песней девчата с работы
подходят к задворьям села.

И, звуками песни далекой
заслушавшись, вербы стоят…
И ветер румяные щеки
целует у милых девчат.

Стерней хрусткою
ноги колются,
косы русые
комсомолятся.

Жар-пожар ее в
щеки кинется,
очи карие
украинятся.

Весна и молодость!
Ну, что милей на свете!
Такой, как наша, не найти весны!
Садов шумливых розово соцветье,
и солнечным теплом сады полны.

А за спиной — могучих крыльев сила,
весна и молодость в мою стучится грудь.
Нам воля Партии чудесный путь открыла,
к добру и счастью путь.

Спасибо, жизнь!..
Даль птичьи песни ловит,
гул тракторов плывет, неодолим.
Весны и юности ничто не остановит,
шаг старости неведом молодым!

Как всё цветет и как привольно стало,
сыны и дочери Отчизны трудовой,
такой весны, пожалуй, не бывало,
и не бывало радости такой!

Заводы и сады, где вишни в дыме…
Как дружба наша, полная тепла,
жизнь зашумела стройками большими…
Да, это всё нам Партия дала!

Всё тонет в светлых солнечных потоках,
встречают счастье юность и весна;
избавившись от зимних дней жестоких,
зерно в земле уже не просит сна.

О Партия, тебе мы посвятили жизни,
в грядущее всегда ведешь ты нас одна!
Мы — дети вольные прославленной Отчизны,
мы — Коммунизма юность и весна!

Бабье лето, стоит бабье лето…
И осенний у сердца настрой.
Кто опутал печальные ветви
паутиной такой золотой?

Роща, слушая ветра вздыханья,
скоро флаг свой багряный свернет.
Над покорной красой умиранья
солнце грустное светит с высот…

Вянут губы пурпурного цвета…
Осень радости дарит свои!
Ты запутала сердце поэта
золотой паутиной любви.

Май засветил в листве уже каштанов свечи,
весна в цветах шумит в моем родном краю.
Я так его люблю, что всё богатство речи
не в силах передать к нему любовь мою.

Любовь тревожную, любовь мою святую,
для счастья и труда рожденную в бою.
Весь в помыслах о ней — за землю я родную
пронес через огонь всю молодость свою.

О родина моя! Простор необозримый,
и в небесах твоих стальные корабли…
Ни с чем земли родной красоты не сравнимы,
да и на свете нет другой такой земли!

Сиянье звезд твоих вовеки не погаснет,
а неба твоего нет глубже и синей.
Родившись на земле, которой нет прекрасней,
свой первый в жизни шаг мы сделали на ней.

Бульвары городов и даль цветут весною,
и песни соловьев несутся по садам…
Как любящий твой сын, склоняясь пред тобою,
я песню лучшую кладу к твоим ногам.

Иду и славлю новой песней
тебя и вешние цветы,
а каменщица — взгляд небесный —
на Киев смотрит с высоты.

Она родную Украину
возвысит радостным трудом —
кладет кирпич под небом синим,
и вырастает новый дом.

Куда бы взгляд ни устремился —
в душе звучанье соловьев…
И в песне образ милый слился
с высоким образом ее…

Задумчив сад, цветы, аллеи,
но думы у меня одни:
в подземной глубине яснеют
шахтерских лампочек огни.

Там капель звуки за живое
заденут, как родная речь,
как поступь тех, кто шел в забои,
чтоб солнце Родине сберечь.

Над заводскими корпусами
там трубы стройные дымят,
а под садами и полями
шахтеров лампочки блестят.

Соловьиный голос, край мой соловьиный!..
Вешний день шагает светлой Украиной.
Не снежком, а цветом убрана сторонка,
снова сердце бьется радостно и звонко.

Ухожу я в рощу… Сторона родная,
краше тебя в мире не найти, я знаю!
Лучшего не встречу, о простор мой синий,
чем весна на нашей милой Украине.

Спят в росе фиалки, над рекой — туманы…
В сердце светят очи, молоды, желанны…
В птичьем щебетанье всё вокруг проснулось,
и ко мне сегодня молодость вернулась.

Ухожу я в рощу…
                         И в простор стремится
сердце молодое, что поет, как птица:
вешний день шагает нашей Украиной…
Соловьиный голос, край мой соловьиный!